После моего не то похищения, не то безумного побега прошло чуть больше двух суток, когда мы наконец добрались до места. На пороге дворца Медичи-Риккарди нас, то есть Марко, Блазежа, Доменико и меня, приветствовала невероятно живая и энергичная женщина средних лет:

— Привет, красавчик! Вы, должно быть, Лола… э-э… де ла Роса, если не ошибаюсь?

Я стояла в своей измятой монашеской хламиде с растрепанной прической и ошеломленно взирала на окружающую нас красоту.

Мы в Италии! Во Флоренции! Я впервые оказалась здесь и сразу поняла: Италия так прекрасна, что вызывает почти болезненное чувство восторга, хотя оно и было немного притуплено невероятной усталостью и ощущением дискомфорта в желудке.

Иными словами, я без оглядки влюбилась в Италию, что в данных обстоятельствах было совершенно опрометчиво.

Но я безнадежная гедонистка и ничего не могу с этим поделать. Меня очаровала Италия, как только, перенеся два продолжительных перелета, во время которых головорезы Марко следили за каждым моим движением, мы спустились с трапа самолета в аэропорту Леонардо да Винчи в Риме. Пораженная красотой старинной архитектуры, я, как провинциалка, глазела на узкие улочки, пролетающие мимо на страшной скорости мопеды, древние памятники, встречающиеся на каждом шагу, не успевая разглядывать щедро разбросанные по Риму скульптуры. Мои «компаньоны» тащили меня к Колизею, где у какого-то оборванца в ужасных лохмотьях приобрели пару каких-то свертков. Это были пистолеты. Затем мы посетили несколько оружейных магазинчиков, где закупили патроны, ножи и топоры. После этого мы отправились во Флоренцию, и теперь, ошеломленная грандиозным красным куполом собора Дуомо, то и дело натыкаясь на стайки уличных продавцов, предлагающих маленькие статуэтки Давида, я брела по залам с мраморными скульптурами, с плафонами, изображавшими всякого рода аллегорических сатиров и мегер. В XV столетии этот фамильный дворец являлся свидетелем расцвета славы Медичи. Вдоль стен громадных залов размещались подмостки, где на головокружительной высоте стояли атлетического сложения рабочие. Внизу суетилась наша хозяйка, кругленькая и полная, в очках в красной оправе и с ярко-рыжими волосами. Она быстро скользила по фойе рядом с черноволосой девушкой, похожей на уроженку Северной Африки, примерно двадцати лет. Эта юная сильфида, с серьезным выражением миловидного личика, была одета в черное платье строгого покроя.

— Я доктор Риккарди. Очень вам рада, добро пожаловать! — воскликнула на английском рыжеволосая леди и с такой силой тряхнула меня за плечи, что моя голова только чудом не слетела. — Марко обещал привезти вас.

— Лола — наш талисман!

Она пристально посмотрела на его безупречно выбритое лицо, гладко зачесанные волосы и отличный кашемировый костюм.

— Как поживаете, дорогой?

— Теперь, когда я снова вижу вас, Изабель, гораздо лучше, — усмехнулся он.

— Ах вы, проказник! Такой же ослепительный красавец, как и всегда, правда, Андриана?

— Я…

— Это моя ассистентка, — представила мне сильфиду доктор Риккарди.

— Хэлло!

— А эти два высоких, стройных и молчаливых господина — ваши друзья?

Блазеж и Доменико застыли как изваяния в многозначительном молчании.

— И больше никого? — продолжала Изабель. — Я ожидала, что вас будет больше.

— Да, представьте, больше никого, — засмеялся Марко. — А вы думали, я привезу целую бригаду экспертов?

— Нет, но я полагала… Андриана говорила что-то о телефонном звонке очень разговорчивого молодого человека.

— Он… Я… Мы… — попыталась объяснить Андриана.

— Скорее всего это был один из тех назойливых торговцев, навязывающих товары по телефону, — продолжала доктор Риккарди. — Ну, не важно. Потому что вы уже здесь, перед нами, собственной персоной, дорогой Марко. Прошу прощения за подмостки. Флоренция постоянно находится в состоянии ремонта. Но их не замечаешь, правда? Мой дорогой сеньор Морено! Я только и слышу об этом письме. Целых восемь месяцев вы находились здесь и едва не свели меня с ума своими вопросами.

— Я многим обязан вам, Изабель.

— Да, конечно, и поэтому привезли сюда это очаровательное создание? — Она обернулась ко мне: — Итак, Лола! Вы, как и Марко, околдованы письмом? Он наверняка сообщил вам, что его написал Антонио Медичи и всю эту чушь относительно золота, оборотней и Монтесумы, верно? Последний год он буквально мне покоя не давал, и я ужасно рада, что вы поладили с этим невыносимым человеком! Уверена, что этот господин призывал вас работать день и ночь напролет. У него есть такая способность.

— Вообще-то меня в некотором роде похитили… — пробормотала я.

— Как? — Доктор Риккарди изумленно распахнула глаза. — Да что вы говорите! Но это же великолепно! Нет, он настоящее чудовище! Правда, красивое чудовище, и при этом очень веселое и интересное! Этот дворец буквально создан для помешанных на архивах, но сначала мы вас устроим. Идемте! Потрясающе! — Доктор Риккарди стремительно двинулась дальше. — О багаже не беспокойтесь! Моя помощница, разумеется, доставит его на четвертый этаж, где мы вас разместим.

Молодая ассистентка, бормоча проклятия на разных языках, с трудом подняла наши вещи, тогда как доктор Риккарди выкатилась из фойе и понеслась вперед. Доменико с Блазежом плелись сзади. Мы с Марко едва успевали за госпожой Риккарди по застеленным паласами залам, следуя мимо группы пестро одетых туристов из Германии и США, через анфилады комнат со стенами, завешанными гобеленами.

Пролетая мимо мраморных бюстов суровых и давно почивших знаменитых итальянцев, доктор Риккарди жестом подозвала меня.

— Признаюсь, я была очень заинтригована, когда Марко сказал, что собирается привезти вас сюда на помощь! Чтобы иметь «еще одно мнение», как он выразился, хотя, насколько я поняла, у вас нет специальных познаний в палеографии и идентификации почерков.

— Вы явно недооцениваете самоучек, — ответила я, сама не соображая, на каком языке, настолько была ошеломлена ее трескотней, утомлена длительным перелетом и угнетена тревогой.

— Ах, какая прелесть! Но я рада вам сообщить, что наши архивы открыты для тех, кто питает к ним чисто научный интерес. Мы очень демократичны, потому что артефакты принадлежат всем нам, не так ли? Они являются достоянием всего мира и будущих поколений!

— Честно говоря, доктор, лично мне кажется, что это письмо было украдено.

— Не обращайте на нее внимания, Изабель, — вмешался Марко. — Она придерживается радикальных взглядов.

— Да, да, хорошо! Действительно, вопрос о происхождении письма способен завести нас слишком далеко. Однажды у меня был профессор археологии из Зимбабве. Представьте себе, он вздумал выкрасть нашу коллекцию серебряных плевательниц. У нас имеется сертификат, подтверждающий их принадлежность Медичи, — факт, не подлежащий ни малейшим сомнениям! Этот тип упорно доказывал, что плевательницы были изъяты из сундуков короля… как его? Ах да, Дакарая! И заявил, что намерен вернуть родине драгоценное наследие. — Мы вошли в очередной зал. — А ведь он учился в Оксфорде! Оправившись от шока, я ему искренне посочувствовала. В конце концов, среди членов рода Медичи было много жалких воришек, попросту грабивших африканцев!

— И что же случилось с этим профессором? — спросил Марко.

— Оказался в тюрьме, разумеется!

— Значит, вы исследовали письмо Антонио, доктор Риккарди? — спросила я.

— Да, до полного изнеможения! Но результаты пока держу при себе, чтобы не обнадеживать вас.

— Я знаю, что вы настоящий специалист по вопросам Средневековья! — Несмотря на чисто итальянскую экспансивность писательницы, общение с этой дамой вызываю во мне бурю положительных эмоций. — Я читала вашу книгу, «Антонио Медичи: созидатель и разрушитель». Очень интересная работа! Мне понравилось, как в произведении умело сочетаются научные факты с историческими анекдотами.

Она довольно улыбнулась:

— А мне вы понравились! Вообще-то книга писалась как-то сама собой. Вы обратили внимание, что я сосредоточилась на последних десятилетиях жизни Антонио? Этот период был наиболее интересным, во всяком случае, в контексте истории искусства, хотя другие биографы не проявляли должного внимания к этим годам его деятельности.