— Он живет здесь, с вами?

— Да, он играет для моих орхидей и помогает им расти. Я наняла его много лет назад, потому что они его любят. И не поймите меня превратно. Мне он тоже нравится, но мои растения любят его намного больше. Раньше он зарабатывал на жизнь, играя на улице под нашим окном, и мои орхидеи всегда разворачивались в сторону его музыки. Очень скоро весь дом накренился влево. — Она показала на окно, выходящее на улицу. — Я поняла, что мне надо переместить его внутрь дома, чтобы он играл справа от них, я так и сделала; и дом выпрямился.

И правда, стебли всех орхидей стояли строго вертикально.

— Теперь он работает только для вас?

Он не работает, он играет.

— Видишь? — спросил он, указывая на зеркальца. — Я орхидея.

Он был грязный и, казалось, даже слегка заплесневел: ничего общего с орхидеями. Марко определенно не принадлежал к тем мужчинам, которых я бы пригласила в свой дом, но звук его гобоя был весьма мелодичен.

— Посмотрите-ка на себя. Вы и сами наклоняетесь вправо, только чтобы лучше слышать его.

Я немедленно выпрямилась.

— Это что-то вроде магии. Он заставляет людей наклоняться к нему. Странное волшебство, я никогда не могла понять, для чего оно предназначено.

— Вы тоже едете в Мексику? — спросила я Сонали.

По какой-то непонятной причине я вдруг почувствовала, что люблю ее. Она меня очаровала, мне захотелось обнять ее и защитить.

— Видишь, что она делает с людьми. — Армандо пристально смотрел на меня. — Такие чувства, как ты сейчас, я испытываю постоянно. Каждую секунду, каждый день.

— Вы едете в Мексику?

— Нет, нет, все девять растений нужны для Эрнесто. Мои орхидеи здесь, со мной.

Сонали обняла Армандо.

— Почему вы продолжаете обзывать его? Это обидно.

— Я называю его Эрнесто, когда он мужчина,

и Армандо — когда нет.

— Разве он не всегда мужчина?

— Он вряд ли теперь вообще мужчина. — Она вздохнула.

— Не вздыхай, Сонали. Она подумает, что мы не занимаемся любовью.

— Я этого не говорила.

— Но ты это подразумевала.

— Армандо больше, чем обыкновенный человек. Но тем не менее иногда он обычный мужчина.

— Ну, давай уже, оставь Лилу в покое. Ей надо идти домой и решать, едет она со мной в Мексику или нет. Ведь, конечно, выбор за ней.

— Безусловно.

— Дорогая, не хотите ли напоследок выпить чая из цветков календулы?

— Нет, спасибо, Сонали.

— Ну, тогда… — Она зачерпнула из вазы горсть цветков. — Возьмите с собой. Перед сном оборвите головки со стеблей, измельчите их, растолките в мелкий порошок и рассыпьте под кроватью. Цветы календулы приносят вещие сны. Может, они помогут вам решить, ехать с моим мужем в Мексику или нет.

— Вы ведь понимаете, в чем причина моей нерешительности. Я его практически не знаю.

— Да. И я тоже. Кроме того, всегда полезно все тщательно обдумать. Но не ошибитесь. — Слова ее внезапно прозвучали вполне серьезно. — Приняв решение, надо перестать сомневаться и идти к цели без сожаления и колебаний.

— Сожаления бывают у всех.

— Нет. Сожаления бывают только у людей, которые верят, что могли сделать что-либо иначе. Если хорошенько все обдумать, а потом действовать, не о чем будет жалеть, потому что вы будете точно знать, что это ваш сознательный выбор.

Я обняла Сонали на прощание и направилась к двери. Она помахала мне вслед и сделала это так же, как Армандо, только еще более противно, настолько отталкивающе, что меня чуть не вырвало.

— Ванная вон там, дорогая. — Она показала большим пальцем куда-то назад.

Я не могла больше смотреть на ее пальцы, поэтому отвернулась и отправилась домой.

Великий и таинственный народ олмеки является одной из первых древних культур Центральной Америки, той самой древнейшей культурой, которая, будучи первой, была лишена преемственности и не имела возможности воспринимать что-либо извне и чьи представители заявляли, что произошли непосредственно от черного ягуара. Они полагали, что наиболее совершенное живое существо должно обладать интеллектом человека и физической силой и одухотворенностью ягуара. Именно там родилась традиция оставлять детей в обществе детенышей ягуаров, чтобы они смогли научиться секретам их мистицизма, включая способность оставаться невидимыми и неслышимыми. Поскольку олмеки исчезли бесследно, возможно, они добились в этом успеха.

Когда я вернулась домой, Коди сидел на ступеньках у моего подъезда.

— Я не хочу, чтобы ты уходила, — бубнил он, пока я открывала дверь.

— Знаю.

— Но все равно я считаю, что это классно.

— Знаю.

В квартире он сразу плюхнулся на белую виниловую кушетку и раскурил косячок с марихуаной. Заправил за уши свои светлые серебристые волосы и положил ноги на низкий полукруглый кофейный столик.

— Те самые пинетки? — спросила я, поглядев на белые губчатые подошвы.

— Они удобные. Ты ведь знаешь, я за комфорт.

Я села на стул из «Икеи» в стиле псевдоадирондэк, белый, с подушками цвета средиземноморской лазури, и начала методично обрывать подаренные мне цветки календулы со стебля, складывая их в кучку на пол около кровати.

— Что ты творишь?

— Предполагается, что благодаря им я увижу вещие сны. Жена Армандо сказала, они помогут мне решить, ехать в Мексику или нет. Не помешало бы подстраховаться.

Коди опять затянулся травкой и, не выдыхая, сказал:

— Послушай-ка, затянись. Это тебе еще быстрее поможет.

Я взяла косячок и закурила.

— Эй, полегче. Если собираешься в Мексику, тебе надо быть поаккуратнее с растительными веществами. Малышки из Южной Америки совсем не такие, как у нас. Они настоящие трюкачи и жулики. Умнее и сообразительнее людей.

— Остынь, Коди.

Он откинулся на кушетку и опять затянулся.

— Ладно. Я считаю, это страшно опасное, непростительно тупое и даже дебильное сумасшествие — ехать в Мексику с парнем, который содержит прачечную на Первой авеню. Особенно мерзко, что это случилось, когда у нас чертовски хорошо двинулась работа.

— Что еще? Выброси меня из головы.

— Мне придется сидеть в одной комнате с новым человеком

— Боишься, что не сможешь больше выковыривать изюминки из оладий и при всех их пересчитывать?

Коди улыбнулся:

— Да, я люблю считать изюм.

— Это мания, сам знаешь. Более того, отклонение психики.

— Учтено.

— Что еще?

— Ну, я никогда не думал, что скажу тебе это, но я всегда ждал от тебя многого, и если ты поедешь в Мексику, то переплюнешь все мои ожидания. Не знаю, смогу ли я это переварить. Мне придется полностью пересмотреть свое отношение к тебе.

— Ты многого ждал от меня?

Я всегда считал, что у тебя высокий потенциал, что ты можешь куда больше, чем просто сочинять рекламные тексты или быть женой этого придурка из рекламы. Думал, в тебе что-то есть. Не могу поверить, что это говорю я, но дело, похоже, у тебя выгорит, хотя куда более странным образом, чем я мог вообразить.

— Это все еще я. И это просто поездка. Я думаю об этом скорее как об отдыхе, а не как о радикальных переменах в жизни.

— Это не просто поездка. Это Мексика, старушка. Это тебе не теплые ласковые пляжи Таиланда. Ты хоть знаешь, что именно индейцы племени майя предложили концепцию Зеро? А это, я тебе скажу, большая заморочка, значительно более трудная, чем те, с которыми мы с тобой сталкивались на работе.

— Ты имеешь в виду, более трудная, чем календарь со страстными продавцами молока, который ты придумал для рекламы таблеток кальция? Как ты его там назвал? Обретенный костями? Или с твердыми костями?

— Намного, намного сложнее, цыпа. И кроме того, ты вообще-то слышала, что календарь индейцев майя заканчивается в день зимнего солнцестояния 21 декабря 2012 года? В соответствии с их знаниями все подойдет к своему завершению всего за четыре года. Ну и что делаешь ты в связи с этим? Конечно, едешь в Мексику.