— Вернемся днем, — решил Трой. — Сматываемся.
В Южной Пасадине, на Монтерей-роуд, в машине ожил сотовый телефон.
— Твой верзила уже едет по автостраде в Голливуде, — сообщил Греко. — Я велел ему остановиться в «Холидей Инн» в Хайленде. Он будет ждать вас там.
— Спасибо.
— Скоро мне позвонит Чепе.
— Хорошо. Надо кое-что обсудить.
Целая цепочка домов Южной Пасадины была залита светом рождественских огней на деревьях и в окнах. На одной лужайке уже красовался рождественский вертеп. Столь трогательное зрелище не могло оставить равнодушным даже Бешеного Пса Маккейна.
— Знаешь, Трой, — выдавил он, — ты мой единственный друг во всем этом сраном мире.
— Что ты, брат, все хорошо! — Трой улыбнулся.
— Нет, я серьезно.
— И ты мой лучший друг. — Внутренне Трой поморщился от своей лжи. На самом деле рядом с Бешеным Псом ему становилось не по себе: слишком уж тот был возбудим и непредсказуем. Однако его пьянило ощущение своей власти. Он знал, что стоит ему приказать: «Убей!» — и Бешеный Пес убьет. Ему было невдомек, что убийство вошло у Бешеного Пса в привычку… Он вспомнил легенду о старике-горце Хасане ибн-аль Саббахе, от которого пошло словечко «ассасин». Тот нанимал убийц по всему миру, давал им курнуть гашиша — и они бодро резали глотки тем, на кого им указывали. Такие пришлись бы кстати и теперь — все лучше, чем кретины, поливающие все вокруг свинцом из автоматов…
Еще через квартал Бешеный Пес снова заговорил:
— Вот что я тебе скажу, брат: не нравится мне этот хренов Дизель.
— Мне казалось, что вы ладите, — опять соврал Трой. — Он тебя ценит. Считает, конечно, что иногда ты срываешься, но недавно он мне сказал про тебя: «Стоящий парень!»
— Дизель — про меня?
— Представь себе! Кроме шуток.
— Может, я не прав, но иногда он корчит из себя крутого. Подумаешь, туша, бывший, видите ли, боксер-профессионал! Профессионалу тоже можно пустить кровь.
— Нет, он не выпендривается. Он тоже знает, что крутых ждет могила. — Заключенным не надо было доказывать, что крутым парням прямая дорога на кладбище. — Если он тебя достанет, только скажи мне — мы живо с этим разберемся.
— Вот это — дело. Спасибо, Трой. Ты настоящий друг… — Маккейн смущенно умолк.
Трой испытывал суеверный страх перед обманом. В детстве он видел, как обманщиков обдают презрением, потому, должно быть, и избрал путь вооруженного грабежа. Что может быть прямее и честнее?
Улица Монтерей-роуд вынырнула из холмов Южной Пасадины. Ее продолжением был мост над Пасадинским шоссе. Они вернулись в пределы Лос-Анджелеса. Всего десять лет назад здесь жили работяги-итальянцы и ирландцы, а также второе поколение латиносов, а теперь обитали сплошь мексиканцы. Все вывески были на испанском языке. Трой, сидевший теперь за рулем, знал про эстакаду, ведущую внутрь Пасадины. Она была частью старой автострады, свернув на которую следовало обязательно остановиться. Он надавил на акселератор и мигом превратил «ягуар» в ракету.
— Я жрать хочу, — сообщил Бешеный Пес.
— Я тоже. Но давай сперва заберем Дизеля и Алекса из отеля. Там рядом мой любимый ресторан.
— Это какой же?
— «Муссо Фрэнкс» на Голливудском бульваре. Раньше он назывался «Алгонкин-Вест».
— Никогда о таком не слышал.
— Надо будет туда заскочить.
В «Холидей Инн» их ждала записка: друзья сидели в баре. Алекс пил коктейль «Отвертка», Дизель — пиво.
— Идем есть, — скомандовал Трой. — Можно пешком, это в паре кварталов отсюда.
По пути Дизель и Бешеный Пес, уподобившись многочисленным туристам, изучали имена знаменитостей сцены, кино, телевидения, музыки и радио, запечатленные на звездах посреди тротуара.
В ресторанной кабинке Трой поведал Дизелю о предстоящем похищении. Сначала верзила скорчил рожу и отрицательно покачал головой.
— Ну не знаю… Похищать детей. Самое поганое дело!
— Мы его пальцем не тронем. Он и не узнает, что его похитили.
— Забыл о законе Линдберга? [13]Это же пожизненное!
— Третий приговор — в любом случае пожизненное, — напомнил Алекс. — Хоть за воровство из супермаркета, хоть за бегство из отеля без расчета за номер…
— Даже за «слепой эксгибиционизм»!
— Это еще что за штука?
— Непристойное оголение перед слепыми! — хором ответили Трой и Алекс.
— Что? Да ладно, не гоните!
— Нам светят огромные деньги, — сказал Трой. — До двух миллионов! И девяносто девять шансов из ста, что никто ни о чем не заявит.
— Считаешь, стоит?
Трой медленно кивнул.
— Ладно, я с вами.
Официант принес горячее. За едой Дизель размышлял о том, как он поступит со своей долей. Лучше всего — надежные инвестиции, скажем в доходное жилье. Так он обеспечит будущее Чарльзу-младшему. Надо будет посоветоваться с Джимми Мордой. Джимми владел несколькими дрянными отелями, настоящими ночлежками, в Сакраменто и Стоктоне. А что до похищения… Что с того, что отец ребенка — крупный наркоделец, способный с ними расправиться? Он не узнает, кто они такие. Сколько Дизель себя помнил, кто-то всегда хотел его пришить. Взять хоть подельника, Бешеного Пса Маккейна: этот будет пострашнее любого наркоторговца… Кстати, когда они с Троем останутся вдвоем, надо будет показать ему газетную статью о пропавших девушках.
13
Майк Бреннан не изменил внешность, разве что надел очки без оправы и по-другому причесался, чтобы воскресным вечером перейти вместе с бесчисленными гражданами США через границу, из Тихуаны в Сан-Исидро. Турникеты работали в режиме «нон-стоп», пограничники едва успевали взглянуть в лицо и в лучшем случае спросить о месте рождения и жительства. Ответ «Сан-Диего» или «Лос-Анджелес» звучал менее подозрительно, чем какой-нибудь отдаленный город. На всякий случай бумажник Майка топорщился от удостоверений на вымышленное имя. Его никогда не арестовывали, он не служил в армии, поэтому его отпечатки пальцев были неизвестны. Он совершенно не боялся ареста по постановлению суда Центрального округа Калифорнии. Он никого не предупреждал о своем появлении, поэтому его никто не мог выдать. Он не собирался садиться в тюрьму: туда попадают одни болваны. Гораздо опаснее было пользоваться автомобилем. Кое-какой риск существовал, но он был готов рискнуть. Близилось Рождество, и ему не терпелось полюбоваться на своего первенца. Ребенок жил с матерью. Пока он питается грудным молоком и пачкает пеленки, ему без нее не обойтись, но, когда ему стукнет лет восемь — десять, Майк заберет его к себе. Мать получала за сотрудничество четыреста тысяч в год и знала, что в случае отказа ей несдобровать.
Проехав в арендованной в агентстве «Херц» машине половину двухсотмильного мегаполиса, раскинувшегося от границы до Санта-Барбары и вглубь пустыни (город рос всюду, куда доходила по трубам вода), Майк Бреннан решил не предупреждать о своем приезде. Женщине строго-настрого наказали не водить в дом мужчин. Если она нарушает этот запрет, пусть пеняет на себя. Майк Бреннан взирал на мир с самоуверенностью испанского конквистадора, то есть не соблюдал никаких законов, кроме тех, которые сам диктовал. Убийство было для него банальным делом, не выделявшимся среди других. Мать своего ребенка он называл про себя не иначе как «стерва» и «девка». Нежность и ласка, в результате которых появился на свет сын, были напрочь забыты. Он жил одним днем, чувствами малого дитяти, хотя пользовался властью главаря банды. Да, он задолжал Чепе, но не собирался с ним расплачиваться: старикан сидел под замком и был бессилен. Если он заварит кашу, Майк Бреннан даст ему отпор. Но сейчас, мчась по автостраде номер десять, он меньше всего думал о Чепе: все его мысли были обращены к сыну, которого он видел всего раз, новорожденным. Близилось Рождество; малыш, ясное дело, еще не знает, что на Рождество дарят подарки, но скоро узнает… С трассы было видно высокое здание, освещенное как рождественская елка. Когда заехать в пасадинский отель — сначала или потом?
