—   

Но как он говорил, что без меня у него нет жизни. Такого я еще никогда не слыхала. Хоть объяснения доводилось слышать часто.

Сколько их называли любимою, но не вери­лось, не загоралось в ответ сердце, не полыха­ло костром. А тут, себе не поверь, еле сдержа­ла себя. Хотелось обвить шею руками накреп­ко. Да боялась, как воспримет. Скажет потом, что на шею брошкой сама повисла. Он мужик, ему поверят.

—  

А какие у него большие и теплые руки. Они у него никогда не мерзнут даже на Колыме. Значит, и сердце у него чистое, горячее.

—   

Эх-х, прижаться бы к нему. Обнять могу­чие плечи. Прижаться бы головой, ни о чем не думая, зная, что этот твой друг навсегда, до самого конца жизни, с каким везде будет хоро­шо: и на севере, и на юге.

Варька вытирает мокрое лицо:

—   

Мечтательница! Такою и осталась,— сме­ется сама над собой. Выглянула в окно. Нет, Сул­тана не порвали. Он, кажется, облюбовал себе новую волчицу и ухаживает за нею словно моло­дой повеса. Та охотно принимает его знаки вни­мания, но сама держится настороже. Стая уже перестала обращать внимание на Султана. У каж­дого волка свои заботы. Надо накормить волчиц. Без того ночь будет холодной и неласковой.

Варя мечется по дому, управляется с какими- то делами. Их много. Но надо успеть. И вдруг слышит стук.

—   

Игорь Павлович! А я думала вы уже дома!

—   

Машин в мою сторону нет. Совсем заду­бел, ожидая. Мороз очертенный, ни ветерка, ка­жется, вот-вот сосулькой станешь. Даже вороны на лету дохнут. Перед самыми ногами упала.

—  

Ой, это плохая примета,— поджала губы и спросила:

—  

А вы чего решили вернуться?

—   

Народ там грубый, злой. Как будто все с цепи сорвались. Даже поговорить не удалось. Случается же невезение.

—   

Кого-нибудь из знакомых увидели? — спросила Варя.

—  

Увидел, лучше бы не встречал. Он, как с цепи сорвался. Во всех бедах одного меня обвинил. Кучу проклятий насовал во все карма­ны. С другими говорить не захотелось. У него отца расстреляли. У других семей не стало. Разве я в том виноват? А чтобы он на моем месте сделал бы? Говорит, лучше бы застре­лился. И что доказал бы, чудак? На это место всегда хватало желающих.

—   

Игорь Павлович, один ругает, другие хва­лят, жизнь как радуга, надо спокойнее к ней от­носиться,— ответила женщина и сказала:

—   

Вот от меня Султан сбежал, в стаю, к вол­кам, в свою среду. Обидно, ведь порвать его могут. А что поделаю? Я привыкла, полюбила его. А он жил мечтой о них. Полное несовпаде­ние. Так и в человеческой жизни случается. Один любит, другой равнодушен.

—  

Девчонки нормально доехали? — перебил Бондарев.

—  

А что им сделается? Все в порядке. Теле­грамму прислали, благодарят за гостеприимство.

—   

Хорошие они, необычные.

—  

Жизнь у них такая, вся изломанная, изу­веченная, вот и приходилось держаться.

—   

А у меня таких друзей не было. Помню, пошел после курсов в прокуратуру, никто не от­советовал, не отговорил. Всем по фигу. А ведь целая судьба прошла мимо. Обидно это. Хотя я с детства особо не дружил с пацанами. Не по­лучалось, не клеилось что-то.

—   

Меня часто били кучей. Сам не знаю за что. Я будто притягивал чужие кулаки на себя. И даже стыдно сказать, когда сын просил меня научить драться, я не мог, не умел. А хотя это бывает нужно.

—   

Ты раздевайся, садись к столу. В ногах правды все равно нету. Да поешь, что имеется, чувствую, что голодный, как пес.

—   

И как все видишь? Меня и не собирались там кормить. Только кулаками, когда узнали фа­милию. Но я поспешил уйти. И больше туда не пойду. Там белые медведи людей едят. Но хуже зверей сами люди. Я и задерживаться у них не стал. Грубый, жесткий народ. Хорошо, что по­путка быстро нагнала. Как великому подарку был ей рад. Оттуда уехать, как с конца света сбе­жать. А они там годами...

—   

Игорь! Меня тоже никто не держит. Сама живу, не на привязи...

—   

То-то оно и удивительно. Волка, понятное дело, стая держала. А тебя? Мамкина могила. Но не будешь ты с ней до гроба бок о бок жить. Пора другую жизнь присматривать.

—  

Ладно, я, никчемный, старый мухомор. Ну, а Аслан чем плох?

—   

Мало я его знаю.

—   

Эх, Варька! Знаю людей, какие годами с девками встречались. Все у них нормально шло, а свадьбы так и не состоялось. Любили друг друга, да за руки плохо держались, вот и раскидало ветром в разные стороны. Как рас­стались, так и не видятся с тех пор. Смотри, чтоб у тебя такое не получилось.

—  

Аслан вспыльчивый!

—  

Ты не лучше!

—  

У него полно баб!

—  

Ты ни с кем не застала.

—   

Мы с ним разные.

—   

Много общего. Вы только присмотритесь, будто с одной капли воды взяты. И, главное, этот человек знает жизнь. Его есть за что лю­бить. Хватит перебирать, Варя. А то останешь­ся как старая волчица-девственница. Ни себе отрады, ни другому утехи. Иди, покуда берут. Может, этот последний предложился. Уйдет, и останешься бобылкой. Аслан все ж мужик. Хватит тебе на чертовой Колыме маяться. Беги, пока берут.

—   

Но ведь он чужой, мусульманин.

—   

Он никто. Это ты можешь сделать его хри­стианином. Поезжайте в любой другой город и будете счастливы.

—  

А как же мама? Одна останется.

—   

Она будет счастлива, когда у тебя будет семья.

—   

Игорь, а почему сам не заведешь бабу?

—   

Мы теперь с тобой вдвоем. Так вот послу­шай. Была у меня женщина. Все шло путем, пока не увидела она богатого, перспективного, кудрявого, одетого с иголки и решила с ним по­пробовать. Так-то и приголубились. А на ту пору меня черт поднес.

—   

Ему рано о ней говорить, а мне уже не о чем. Сели и думаем, как с нею поступить. Ни мне, ни ему она уже не нужна. Позвали соседа. Холостяк по счастью. Ему кое-как впих­нули и сосватали. Ты не поверишь, они до сих пор живут. Оба счастливые и довольные. Я же с нею три года жил, а счастлив не был. Второй и не думал на ней жениться. Зато с третьим уже десяток лет живут и счастливы. Вот и угадай, как оно в жизни сложится? Все от судьбы. И у тебя так вот получиться может. Не робей, Варюха, все в твоих руках!

—  

А вы чего вернулись? Иль не простились с кем?

—  

Я припомнил свой должок перед ребятиш­ками. Их навестить нужно завтра с утра. Попрошу прощения у них. Может, отпустят мне грехи. Не хочу проклятий в спину. Тяжело так уходить. Раз­решишь ты мне ночь переночевать у тебя?

—   

Ночуй, пожалуйста!

—   

А в чем ты перед ними виноват?

—   

Одного поставил под пулю за то, что де­ревенскую корову прямо из стада к бабке уг­нал. За это ему председатель не простил. По­дал заявление, расстрел потребовал. Я сро­ком заменил. Ну, да не повезло. Его грозой убило вместе с коровой, когда перегонял на ферму. Уж так не повезло пацану. Второй — рыбу глушил динамитом. И тоже попался. Тому срок дали на всю катушку. А в доме шесть детей младше его, всем жрать охота. Отец в лесу замерз. Семья вовсе без кормильца осталась. Еле выжили. И только мальчишка подрастать стал, в лесу на кабана напоролся. Тот секач мощным был. Мальчишка с ним не справился. Так и разнес в клочья. Все я их в последние дни во сне вижу. Да так нехорошо. Пора бы мне от своей вины очиститься.

—  

А секач сам на пацана бросился? — спро­сила Варя.

—   

Конечно сам. У мальчонки всего-то перо­чинный нож был. Да и тот лежал в кармане сло­женный. С таким на кабанов не ходят.

—   

А за что судили, если пацан не виноват.

—   

Кого было судить? Он мертвым был. Ка­бан убил. А за то судили, что на поросят охо­тился. Запрещена была охота на молодняк в то время. Но он свиньи не увидел. Думал, что убе­жит, но не получилось. И штраф за того поро­сенка наложили на всю семью. Они совсем не­давно за него рассчитались.