Из записных книжек Мирона Семёнова
Письмо в адрес И. С. Загребского
26/XII–66 г.
Уважаемый Иван Степанович!
Подробности событий, происходивших в ноябре 1941 года «под землёй», мне поведала мама Васи Одинокова. Не помню, говорил ли я Вам, но она ещё до войны работала в метро. Ходила в красной шапочке по перрону. А когда началась война и мужчин призвали в Армию, то на женщин возложили руководящую работу. В октябре она уже была назначена заместителем начальника станции «Маяковская».
По её словам, незадолго до 6 ноября к ним зачастили большие чины, от Кагановича до начальника Московского метрополитена Новикова. Они выбирали станцию глубокого залегания, где можно провести большое заседание. Смотрели, конечно, не только «Маяковскую». Её подруги с других станций рассказывали, что и у них бывали.
В связи с этими приготовлениями ей пришлось поселиться на работе.
В одну из последних перед праздником ночь на «Маяковскую» приехал сам И. В. Сталин, а с ним некоторые члены правительства. Она оробела, а товарищ Сталин сказал ей: «Да вы не бойтесь, всё будет хорошо». Он осмотрел платформу и решил, что для торжественного заседания она подходит лучше других.
Станцию уже давно, с лета, с начала бомбёжек, использовали как бомбоубежище. Бомбили в основном по ночам, и некоторые матери с детьми приходили ночевать. Здесь им казалось безопаснее, что было и на самом деле так. Кто-то приносил с собой хотя бы одеяльца, но многие лежали прямо на голом полу. Товарищ Сталин увидел это. Он был очень возмущён. Подозвал главу Моссовета Пронина и сказал: «Маленькие дети лежат с матерями прямо на холодном полу. Это безобразие. Как вы могли такое допустить?» Пронин обещал принять меры, и уже на другой день на станции метрополитена, которые использовали как бомбоубежища, завезли раскладные детские кроватки и матрасики.
Но на «Маяковской» персонал не смог использовать их сразу, потому что начали завозить ряды кресел из театров, соорудили сцену, поставили трибуну, в общем, станцию декорировали под зал театра. Вдоль платформы поставили поезда метро, в которых разместились гардеробы и буфеты с бесплатным угощением. Развесили флаги, полотнища с лозунгами, привезли цветы.
Анна Прокофьевна рассказала, что до начала заседания поднялась посмотреть, как там наверху, в вестибюле. Вышла ненадолго подышать свежим воздухом. Вся площадка перед станцией была заполнена машинами, и они продолжали прибывать. На улице и в вестибюле было очень людно, весело, радостно. Прибывали артисты: из Куйбышева прилетели солисты Большого театра Козловский, Рейзен, Барсова и другие. Она очень любила Козловского, взяла у него автограф.
Наконец, со стороны станции «Белорусская» подошли два моторных вагона, в которых приехали И. В. Сталин и другие руководители.
Васина мама подробно рассказала мне о том заседании. Она же присутствовала от начала до конца. И я в первой редакции своей книги сделал большую главу об этом, даже поместил речь товарища Сталина. Но потом я эту главу убрал — Вы понимаете, почему. Если захотите, я её Вам пришлю.
С уважением, Ваш Мир. В. Сем.
…Выспаться толком не дали. Подняли, не было ещё и четырёх часов. А то и половины четвёртого. Василий встал, как чумной, только ледяная вода из крана и спасла: плеснул на себя, растёрся холстиной, подышал — проснулся наконец.
Выстроили в спортзале. Майор зачитал приказ: сегодня, 7 ноября 1941 года, в честь 24-й годовщины Октябрьской революции — военный парад на Красной площади в Москве. Начало парада в 8 часов утра. Командование парадом возложено на генерал-лейтенанта Артемьева, принимает парад заместитель наркома обороны СССР маршал Советского Союза Будённый.
— Всем оправиться, проверить одежду и обувь, завтрак через полчаса, выход через час!
Бойцы потянулись из зала.
* * *
В пять утра по всей Красной площади от Москворецкого моста до Исторического музея выстроились войска: их сводный стрелковый батальон, краснофлотцы, бойцы дивизии имени Дзержинского, артиллеристы. Занял своё место сводный оркестр. Ветер гнал морозную пыль. Небо тусклое, морозец — градусов шесть или восемь.
— А то и десять, — прошептал Федотов.
Им довелось увидеть редкое зрелище: демаскировку Кремля. Звёзды на башнях расчехлили ещё до их прихода, а теперь их для проверки зажгли и выключили, чтобы окончательно зажечь перед началом парада. Снимали маскировку с Мавзолея. Уносили раскрашенные фанерные строения, придававшие площади совсем чуждый вид.
Участники парада были одеты тепло и добротно. Кто в бушлатах, кто в шинелях, кто в полушубках, некоторые в шапках, как Васькино подразделение, а другие в стальных шлемах, с автоматами или винтовками.
Время от времени бойцов небольшими группами уводили в ГУМ греться. Там под стеклянными галереями разместились медсанбаты, а позади здания стояли ряды карет «скорой помощи», на случай, если прорвутся немецкие бомбардировщики. Все знали: приказано парад войск не останавливать ни при каких обстоятельствах.
Рассветало. И хоть солнце не показало народам свой лик, всё же стало светлее, и Василий смог полюбоваться Мавзолеем. Прекрасное сооружение! Великое! Редкое! Попытался вспомнить, где и чем оно облицовано. Он же геолог, в конце концов! Тёмно-красный гранит с Украины. Ступени из тёмно-серого габбро тоже с Украины. Малиново-красный кварцит верхушки, чёрные траурные полосы в облицовке — с карельских месторождений. А с Алтая ничего…
Вспомнил с тёплым чувством своих соучеников с геологического, даже Гарика Вяльева, приспособленца, сынка замнаркома… А где Надя Присыпкина? Она, помнится, собиралась ехать на Украину, на мраморные рудники. Успела ли уйти при наступлении немцев?.. Вспомнил доцента Загребского, Мирона Семёнова… Где они? Живы ли?
Он перевёл взгляд на стены Кремля. Цвет их, из-за летящего снега, не определялся.
Василий почувствовал дрожь. Не от холода, нет — от понимания того, что, глядя на эти седые стены, он прикоснулся к загадке: что такое Власть? Кремль! Вокруг него много столетий вертится жизнь страны, и даже жизнь окружающих стран. Что в нём такого? Какие-то люди, попав сюда, направляют движение народных масс. Почему? Потому, что оказались именно в Кремле? Или потому, что именно они — такие особые люди?..
Но люди, они же разные. Уж он-то за последние полгода повидал многих в самых суровых обстоятельствах. У каждого свои характеры, нравы, знания, настроения. Миллионы оттенков отношений: дружба, вражда или равнодушие, доверчивость или подозрительность, хитрость и жадность… Наверняка то же самое и в самых верхах. Как же из таких разных людей получается структура — надёжная, как гранит? Ответственные работники попадают туда разными путями. Что держит их? Идея Ленина? Воля Сталина? Ладно, сейчас у нас есть Сталин. А раньше?
Иван Грозный имел идею: объединение русских княжеств, и имел волю. А когда он помер, воли, державшей всех вместе, не стало. Пришло Смутное время. Одни желали на царство польского королевича. Другие — шведского. Третьи — ещё кого-то. В цари вылезали Дмитрии Самозванцы, Шуйские… Наконец, Кремль заняли поляки! Идея — раздробилась, а единой воли так и не было. Даже Кузьма Минин и князь Пожарский…
На трибуну Мавзолея поднялся Сталин в наглухо застёгнутой солдатской шинели и фуражке, вслед за ним — члены правительства, руководители партии, военачальники. Одиноков узнал только Сталина и Ворошилова. Появление вождей отвлекло его от разгадок тайн власти. Он видел, как, поёжившись от сильного ветра, Сталин что-то сказал товарищам и повернулся лицом к площади, на которой как раз появился другой знаменитый маршал, Будённый. Под бой курантов он вылетел из ворот Спасской башни на лихом скакуне! Вася и все-все присутствующие на площади наблюдали, как конь прыгал через сугробы, покрывающие Красную площадь. А с другой стороны прискакал незнакомый Ваське генерал, командующий парадом. Посреди площади генерал отдал Будённому рапорт, и они начали объезд выстроенных войск.
