Диктатура нуждалась в конституционном оформлении. 5 мая 1931 г. в Наньянском университете собралось Национальное собрание. Все 447 делегатов были членами Гоминьдана, Чан Кайши говорит о верности программе Сунь Ятсена, по его предложению 12 мая принимается временная конституция.
Оппозиция проявляет себя на различных уровнях и в различных формах. Ху Ханьминь, хотя и был многим обязан Чан Кайши, попытался указать на необходимость повышения роли партии, а не личности. Чан просто посадил его под домашний арест. Сложнее было побороть противников в Гуанчжоу. Гуандунский генерал Чэнь Чжитан вместе с гуансийскими генералами создает «национальное правительство» во главе с Ван Цзинвэем в Гуанчжоу. В это правительство вошли такие известные деятели, как Сунь Фо и Евгений Чэн. 31 июля 1931 г. три человека стреляли в автомобиль Чан Кайши. Схваченные террористы заявили: они посланы правительством в Гуанчжоу.
Чан Кайши ощущал нарастающие удары различных сторон: оппозиции внутри Гоминьдана, КПК, Японии. Главная угроза, по его мнению, исходила, как и прежде, от КПК. Чан Кайши предпринял ряд карательных операций против района Цзянси, где был учрежден руководимый КПК центр советского движения (то есть где высшими органами власти были советы). Стотысячная армия, состоящая из отрядов местных милитаристов, двинулась на 40 тыс. бойцов, оборонявших советскую провинцию Цзянси, где с ноября 1930 по январь 1931 г. разворачивались кровопролитные сражения. Командующие корпусами Красной армии Чжу Дэ, Пэн Дэхуай, Хуан Гунлюэ, проявляя умелую тактику, сумели отбросить полки карателей. В начале 1931 г. Чан Кайши заявил о своем решении разгромить возглавляемые коммунистами войска. Вторая карательная экспедиция (с середины марта до конца апреля 1931 г.), в которой приняла участие половина (до 200 тыс.) войск Чан Кайши, также окончилась безрезультатно. Наконец в июне Чан сам возглавил третью карательную экспедицию с участием примерно 300 тыс. войск, 100–120 самолетов, 150–200 орудий. Но и эта экспедиция закончилась крахом.
Главком, подавленный неудачей карательных походов против КПК, не замечал или не хотел замечать военных приготовлений японцев, отмахивался от внешней угрозы. Он взывал к необходимости «привести в порядок дом», консолидировать силы в опорных районах Гоминьдана, усилить вооруженные формирования. «Только после искоренения красных бандитов в Цзянси, — говорил он, — я смогу быть готовым пойти на жертвы, которые, возможно, будут необходимы в отношениях с японцами на Северо-Востоке».
В Японии к этому времени заканчивались приготовления к вторжению в ослабленную междоусобными распрями страну. Начиналась новая глава трагической и славной цстории борьбы китайского народа с японскими захватчиками. Предлогом (скорее, сигналом) для начала агрессии должна была стать тщательно разработанная японской разведкой провокация. Группа японских диверсантов заложила в один из железнодорожных вагонов взрывчатку. Взрыв произошел во время движения состава по Южно-Маньчжурской железной дороге. Японское командование возложило всю ответственность за взрыв на «китайских бандитов», заявило о намерении императорской армии принять меры для безопасности своих граждан.
В 8.20 утра 19 сентября 1931 г. две роты японских солдат появились на полотне железной дороги в районе Шэньяна (Мукдена). Китайские полицейские открыли огонь, но были тут же смяты наступавшими. Японская батарея тяжелых орудий открыла сокрушительный огонь по казармам полиции, по аэродрому. До 10 тыс. китайских солдат и полицейских не выдержали огневого натиска японской артиллерии и рассеялись. Понадобилось всего лишь 500 японских солдат, чтобы овладеть казармами. Такова была первая проба сил.
Активный участник разработки Маньчжурской операции Сэйсиро Итагаки позвонил со станции Мукден в Порт-Артур и доложил командующему Квантунской армией генерал-лейтенанту Сигэру Хондзё об успехе. В ответ он услышал: «Да, наступление — лучший вид обороны, что должно было случиться, то и случилось».
Еще 11 сентября Чан Кайши уговаривал Чжан Сюэляна предпринять все, что в его силах, с целью предотвратить столкновение с японцами. Чжан Сюэляну не так легко это было сделать. Японские войска маршируют по улицам Шэньяна, Аньдуна и других городов Северо-Восточного Китая. Жители этих мест — бойцы и офицеры армии, находящейся под командованием Чжан Сюэляна, — с тревогой ждут вестей с родины. Чжан Сюэлян, избегая боя, отходит на Юг. Рабочие и кули мукденского арсенала объявляют всеобщую забастовку протеста против японской оккупации, мужественно вступают в уличные схватки с японскими солдатами и полицией, В то же время по поручению Нанкинского правительства в Женеве китайский представитель официально поставил перед генеральным секретарем Лиги Наций вопрос о противозаконных действиях Японии. Китайская сторона безуспешно взывает к Лиге Наций, умоляя незамедлительно принять необходимые меры и предотвратить дальнейшее развитие событий, подрывающих мир. В планы правящих кругов Англии, Франции, США не входили какие-либо ответные действия. Многие на Западе ожидали, что японская агрессия будет в конце концов направлена на Север, против Советского Союза, и стремились содействовать такому повороту событий.
21 сентября 1931 г. Чан Кайши собирает совет политических и военных лидеров. На встрече он выражает сомнение в возможности Китая вступить в войну с таким сильным противником, как Япония. Казалось, что реальная угроза со стороны Японии заставит соперников внутри Гоминьдана протянуть друг другу руки. Начинаются переговоры между Нанкином и Гуанчжоу о прекращении войны. Новый состав руководящих органов, избранный на IV съезде Гоминьдана (12–22 ноября 1931 г.), почти на равных объединил основные враждовавшие между собой группировки — нанкинскую и гуандун-гуансийскую. Но чаша весов в их борьбе качалась то в одну, то в другую сторону. За Чан Кайши было преимущество: он контролировал армию.
Чан Кайши, несмотря на оптимистические оценки обстановки, не верил, что японцы выведут свои войска из Маньчжурии. «Я знаю японцев. Я знаю японскую философию, — утверждал он, — они скорее позволят уничтожить Токио и Японский архипелаг, нежели уйдут из Маньчжурии» [49]. В его дневнике 22 сентября 1931 г. содержится следующая запись: «С началом японской агрессии в Китае началась вторая мировая война».
…10 января 1932 г. полковник японской разведки Итагаки направляет в Шанхай своему шефу телеграмму. В ней, в частности, говорилось о целесообразности отвлечения внимания великих держав от Маньчжурии. Глава японской разведки в Шанхае майор Танака был вызван в Мукден, где и состоялась его встреча с полковником Итагаки. Полковник заявил: Квантунская армия намеревается в недалеком будущем оккупировать Харбин, учредить новое маньчжурско-монгольское государство во главе с последним представителем маньчжурской династии Пу И. Такое развитие событий будет идти, полагал полковник, вразрез с настроениями в Лиге Наций. Танака получил конкретное задание: спровоцировать инцидент в Шанхае, чтобы отвлечь внимание мировой общественности от событий в Маньчжурии. Итагаки передал в руки Танака 20 тыс. долларов. В Шанхае майор мог получить дополнительно 100 тыс. долларов от японских текстильных промышленников.
18 января 1932 г. группа буддийских монахов — три ученика секты из пагоды Мёхо и два японских монаха из секты нитиран мирно шествовали по шанхайскому переулку Иншань, обращаясь к собратьям по религии звоном колокольчиков. Вдруг неизвестные лица напали на скромную процессию. Двое монахов тяжело ранены. Один сразу же скончался от побоев. На следующий день члены молодежной организации японского сеттльмента «Общество единой цели», вдохновляемые секретной агентурой, нападают на фабрику полотенец. Объект для нападения выбран отнюдь не случайно, — рабочие фабрики известны активным участием в движении против японской агрессии в Маньчжурии.
В Шанхае назревало кровопролитие. 23 января японские боевые корабли бросили якорь недалеко от города.
