К тому же, как хорошо видно по контексту, облава на Бачмана и его сообщников проводилась именно вверх по Волге, так что исключается ошибка составителя летописи – например, то, что автор имел в виду плоты для сплава вооруженного отряда вниз по течению, то есть более примитивные средства транспортировки людей по реке. Также нет никаких данных в цитируемом повествовании о привлечении местных умельцев для строительства и управления флотом – например, «местных неизвестных тюрок» или «русских невольников».
И видно также, что решение Мунке принимает быстро – так сказать, в оперативном порядке и флот, как видно, строится за предельно короткое время – мастера были в непосредственном распоряжении хана, так сказать, «под рукой». Иначе летописец отметил бы неизбежные «проволочки» в связи с доставкой мастеров из более или менее отдаленных районов к месту строительства судов.
Поэтому напрашивается вывод, что Мунке и его соратники использовали опыт и знания, уже имевшиеся у монголо-татар, вероятно, и в составе войск были специалисты, которые были в состоянии построить за короткое время внушительное количество судов, вполне пригодных для плавания по большой реке, и управлять ими.
Скорее всего, татары жили на Волге в рассматриваемое время и у них было судоходство – эти места (низовья Волги) были как раз в составе Кимакского государства, частью населения которого и были татары уже самое малое как три века «до монголо-татарского нашествия» (35, 223–227).
Еще пример использования речных судов монголо-татарами, но еще более внушительных и в другом краю Евразии: «…когда племена татар, дурбан, салджиут (в тексте салджиун) и катакин объединились вместе, они все проживали по низовьям рек. По слиянии этих рек образуется Анкара-мурэн.[87]…Утверждают, что эта река (Анкара) течет в одну область, по соседству с которой находится море. Повсюду (там) серебро… Соркуктани-беги[88] послала с тысячью людей на корабле (в ту страну) трех эмиров… с тысячью мужей. Они доставили к берегу (из глубины страны) много серебра, но положить его на корабль не смогли. Из того войска больше 300 человек не вернулось обратно, оставшиеся погибли от гнилости воздуха и сырых испарений. Все три эмира (впрочем) возвратились благополучно и жили долго (после того)» (87, 101–102).
Скорей всего, здесь отражен факт, имевший место в действительности. Так же, как и в предыдущем примере, здесь нет сведений, что в подготовке похода участвовали плененные либо добровольно прибывшие «иностранные специалисты» из представителей «оседлых народов», способных, по мнению официальных историков, в отличие от «кочевников-монголов» строить суда и управлять ими.
Представляется, что могли осуществить эту экспедицию, путь которой составил более двух тысяч километров по Ангаре, только те люди, предки которых проживали на Байкале не одно поколение. То есть люди из тех самых «племен татар, дурбан, салджиут», которые «когда объединились вместе», «проживали по низовьям рек, по слиянии которых образуется Ангара». Эти «объединившиеся вместе племена», то есть народ средневековых татар, умели строить суда и управлять ими в далеких походах по многоводным сибирским рекам (См. рис. приложение № 12).
Рассмотрим еще один исторический источник – татарский, указывающий на то, что соплеменники Чынгыз-хана были народом, строившим города и имевшим представление, что такое судоходство. И главное, в этом источнике совпадают несколько важных приведенных выше фактов.
Как следует из изложенного, народ, образовавшийся в раннее Средневековье в результате объединения татар с другими тюркскими племенами и родами, представители которого обитали и возле озера Байкал, был родным народом Чынгыз-хана. Заметим также, что название самого большого в мире озера («Байкал») произошло, скорее всего, также из «самого известного говора кыпчака» – на татарском языке оно означает «Богатое озеро». И другие байкальские топонимы, смысл которых может без труда понять владеющий современным татарским языком, имеются во множестве – название той же реки «Ангара» (Ангыра) – «бестолковая», «ненормальная». Очевидно, из-за своей странности – все реки впадают в море или озеро, а эта, «ненормальная», вытекает. Есть и ныне поселок на побережье Байкала под названием Култук, что по-татарски означает «залив», и залив озера под тем же назвагнием («Култук») и др.
Также мы уже знаем, что «со слов Махмуда Кашгарского, татарам принадлежало место Отюкен; из орхонских надписей известно, что так называлась горная цепь в Монголии, близ Орхона» (8, 207).
Эти сведения согласуются полностью с данными В. П. Васильева о группе татар, которые были оттеснены киданями на север и на северо-запад от Иньшаня (17, 136). Относительно западного направления миграции татар В. П. Васильев, как мы убедились на основе и других, в том числе и полученных после кончины академика сведений, был абсолютно прав. И увидим, что В. П. Васильев был прав и относительно того, что татары мигрировали и на север.
Река Орхон – приток реки Селенги, впадающей в Байкал, она и ныне река немалая. Несмотря на период «вековой засухи», то есть сокращения количества осадков в данном регионе с конца XIII в. по XIX в. (34, 303–307). Это река сплавная – то есть, по ней сплавляют лес, связав в плоты, и к тому же судоходна даже для современных речных судов от своего устья до г. Сухэ-Батор (94, 953). Скорее всего, древние татары, будучи «оттеснены» в районы Западной Монголии, в том числе и на р. Орхон, продвигались на север, очевидно, далее вниз по рекам Орхону и Селенге – помимо миграции других их представителей в западном направлении. Скорее всего, к «месту слияния рек, где образуется Анкара-мурэн», татары с другими «объединившимися с ними племенами», а точнее, по выражению В. П. Васильева – с «единоплеменными с ними поколениями» – прибыли именно со стороны Байкала, от устья Ангары, и представляется, что именно по воде, примерно в VIII–IX вв.
Закономерно, что река Ангара получила именно это свое название: представим, что человек, прибывший на Байкал по огромной реке – Селенге, впадающей в это море, вдруг сталкивается с тем, что такая же огромная река – Ангара – почему-то вытекает из этого моря! Это и поразило человека, подплывшего к устью Ангары на утлом суденышке VIII–IX в. И соответствующее название напрашивалось для этой реки – «Ангыра», что означает на татарском и ныне – «дурная», «ненормальная». На человека, увидевшего с суши реку, вытекающую из озера-моря, эта картина вряд ли произведет впечатление – тем более для человека, образ жизни которого не связан никак с использованием каких-либо судов.
Теперь обратимся снова к уже упомянутому мной татарскому историческому источнику, составленному на татарском языке в конце XVI – самом начале XVII в. – это сборник с официальным названием «Дафтар-и Чынгыз-наме» (105, 124–125), в народе носит название «Чынгыз-хан Дафтаре» («Книга о Чынгыз-хане»), который несомненно, «сохранил на себе отпечаток предшествующих» источников (там же, 27).
Несомненно, были составленные и много ранее экземпляры «Чынгыз-хан Дафтаре», также были и есть более древние татарские исторические источники, сведения из которых вошли в этот сборник. Например, «сотни рукописей» на старотатарском языке, написанные в период с XII по XVII вв., которые были обнаружены в г. Касимове и его окрестностях только в ходе двух научных экспедиций в 60-х гг. XX в. (105, 54).
Также известно «о существовании еще трех полных списков «Дафтаре Чынгыз наме» в Британском музее в Лондоне, Королевской библиотеке в Берлине и Национальной библиотеке в Париже» (105, 102). Составлен (переписан из более древних предыдущих экземпляров) упомянутый экземпляр «Дафтаре Чынгыз наме» «представителем татарского высшего светского феодально-аристократического общества» (там же, 127).
Рассмотрим некоторые сведения из содержания этой татарской летописи, весьма малоизвестной до недавнего времени,[89] которая повествует о происхождении и жизни Чынгыз-хана. Об отличии всего содержания от китайско-персидской легенды пока говорить не будем – уже можно догадаться, что есть весьма и весьма существенные различия. Хотя есть и некоторые сходства – в сюжетной линии, например. Ведь Чынгыз-хана, как известно, многие вполне обоснованно считали в свое время чуть ли не наместником Бога на Земле, фактически Мессией, причем по доброй воле считали, по убеждению – вспомним сведения Рубрука: «…сын Божий «Звон железа»…» И не только средневековые татары, а многие народы. Рассматриваемая летопись, изложенная тогда в форме предания в общедоступной форме, должна была быть подтверждением этого народного мнения, иначе народ бы не понял автора, со всеми вытекающими отсюда, весьма, надо полагать, неприятными для него последствиями.[90]
