— Если вы собирались убить нас, то слишком долго собирались. Если у вас другие намерения, сейчас как раз время их узнать. Я долго терпеть не буду.

Другой воин придвинулся поближе, но женщина остановила его коротким жестом.

— Ты живой потому, что спас свою жизнь. — Она мотнула головой в сторону Дэмьена. — Ваши жалкие душонки нам еще нужны. — Она оглядела пленников с разной степенью неодобрения. — Мой народ колеблется между желанием узнать, зачем вы пришли сюда, и желанием взять ваши головы в качестве сувениров. Я смогла убедить их позабыть, что они хотят вашей смерти, пока вы не ответите на некоторые вопросы. Потом мы посмотрим, оставлять ли вас в живых.

— Развяжите моих спутников, — спокойно сказал Таррант.

Она не ответила, остальные отступили на шаг. Дали ему место.

В следующий миг Охотник шагнул вперед и прикоснулся к путам Дэмьена. Тело священника так онемело от холода, что он даже не почувствовал, когда его руки наконец освободились, просто увидел, что они повисли вдоль тела, словно чужие. Он заставил себя признать их и попытался растереть одну об другую, согреть хоть немного, пока Таррант развязывал остальных.

Потом посвященный вновь повернулся к ракханке. Волосы его облепили череп, одежда была изорвана когтями и копьями, но и в таком виде он обладал царственной, подавляющей властью. Темная харизма, которой невольно подчинялись даже ракхи.

— Тронете моих товарищей еще раз, — предупредил он, — и умрете. Тут же. — Его глаза остановились на ракханке. — Скажи им, — приказал он.

Какое-то мгновение женщина просто смотрела на него. Потом, не отвечая, пошла туда, где стоял ее ксанди. Неуловимо гибким движением — точно кошка внезапно прыгнула на свою жертву — она оказалась на его спине. И потрепала рукой гриву, запустив когти в мерцающий шелк.

— Они поняли тебя, — бросила она Охотнику. — И холодно усмехнулась, обнажив острые зубы. — Они поняли куда больше, чем ты думаешь.

Ксанди неслись, как ветер. Лошади же едва плелись, как очень уставшие, полностью обессилевшие животные, которым по горло уже хватило землетрясений, и водопадов, и долгих поездок без отдыха, и которые не падали только потому, что им не позволяли оставаться на одном месте столько времени, чтоб успеть упасть. Не спасало и то, что Сензи с Сиани щадили своего скакуна и что Дэмьен — весьма крупный мужчина в начале путешествия — теперь весил вдвое меньше, чем его собственная промокшая одежда. Зато они лишились четвертого всадника.

Дэмьен взглянул в небо, на громадную белую хищную птицу, что парила высоко над ними, и почувствовал холодный, незнакомый, благоговейный ужас. Не верилось, что рожденный во плоти может менять облик, но он видел это наяву, и память леденила его кровь больше, чем холод ветра и речной воды. Воспоминание вставало перед ним против воли: внезапно распустившееся переливом алмазных граней ледяное пламя, слепящее до слез; человеческая плоть растворилась в нем, как в облаке кислоты, человеческие черты закружились, как в водовороте, — и вот из ослепительного однородного сгустка, из самого сердца пламени взметнулись белые крылья, унося новое тело Охотника в лунное небо. Но не превращение заставило кровь Дэмьена свернуться льдом в жилах и даже не воспоминание о том, как человеческое тело растворяется перед его глазами. Всего лишь взгляд на лицо Тарранта в последний момент перед тем, как он вверил свою жизнь земному Фэа. Полная отрешенность, полное подчинение — и след боли и страха такой силы, что Дэмьен до сих пор дрожал, вспоминая это лицо.

«Я бы этого не вынес, — думал он. — Даже за всю власть мира. Никто в здравом уме этого не вынесет».

Но вот он, Охотник, немыслимо, неукротимо парит высоко над ними. Время от времени воины-ракхене поглядывали на него, и опушенные мехом глаза сужались. С вызовом? Со страхом? Не стоило пренебрегать последней возможностью. Маленькому отряду Дэмьена требовалось получить хоть какое-то преимущество над этими существами — и если ракхи решат, что Таррант — человек, которого надо бояться, — оно и к лучшему.

«Он подкормится и этим страхом. Станет только сильнее. — Дэмьен ожесточенно кивнул. — Ну и Бог с ним».

Под дробный стук копыт проносились мили плоской земли, вязкого чернозема, омертвелых остатков летнего изобилия. Местами бурая густая трава была так высока, что ноги лошадей застревали в ней, погружаясь по самые колени, местами она редела, когда гранитное основание подступало близко к поверхности, и тогда они неслись быстрее, разбрызгивая черную грязь. Дэмьен закутался поплотнее в толстое шерстяное одеяло, которое вытащил из тюка. Оно не очень-то грело, но хотя бы укрывало от ветра его промокшие волосы и одежду. «Еще немного, — уговаривал он себя. — Телесное тепло легко заклясть, если только оставаться неподвижным. Ничего непоправимого не произошло, и ты легко поправишь дело, если только тебе позволят Творить». Но не похоже было, чтоб позволили, а сухая смена одежды плыла теперь в Ахероне, на полпути к Змее, привязанная к крупу его лошади.

Таррант первый заметил стоянку ракхене и издал пронзительный скрежет, предупреждая своих спутников, пока сам снижался кругами, наблюдая за их прибытием. Секундой позже передний ракх отцепил с пояса рог, украшенный красивой резьбой, и подул в него, видимо объявляя тревогу в лагере. Ракхене плотной группой окружили людей, острия копий касались конских боков, так что лошади вынуждены были остановиться. Через несколько минут Дэмьен увидел, что навстречу едет другой отряд — гривастые воины крепко сжимали оружие, точно им не терпелось пустить его в ход. Пока отряд приближался, встречавшие их ракхи сверкали глазами на подъезжающих людей, и вожаки обеих групп сердито переговаривались. Но когда вновь прибывшие увидели, что руки Дэмьена и двух других людей не связаны, их голоса просто задрожали от ярости. Стражники отвечали с вызовом, и Дэмьен догадывался, каковы их аргументы — люди обезоружены, изранены и обессилены, они потеряли двух лошадей из трех — какой вред они могут принести? Наконец, сердито кивнув, глава второй группы согласился пропустить их в лагерь. Его товарищи галопом поехали вперед, вероятно, чтобы предупредить поселенцев о прибытии воинов.

Громадная белая птица, спустившись пониже, летела впереди: предостережение для воинов-ракхене, знак поддержки для трех людей. Вопреки своему страху Дэмьен улыбнулся.

«Вот не думал, что буду так рад знать, что ты под боком, сукин ты сын».

Они подъехали к вершине пологого холма, покрытого густой вянущей травой; ноги лошадей путались в стеблях. Отсюда уже видно было стойбище ракхене — ряды палаток и легких навесов, что тянулись насколько хватало взгляда. Между примитивными строениями бродили ксанди, не стреноженные и не привязанные. Несмотря на поздний час, народу вокруг было много, и все занимались дневными делами, как будто солнце еще стояло высоко в небе. Всюду носилась детвора, маленькие золотистые фигурки появлялись в лунном свете и исчезали, голые, как и ксанди, которые добродушно уступали им дорогу. Взрослые ракхи готовили еду, мастерили оружие, сидели вокруг сильно заглубленных костров с чашами дымящегося питья в руках, издавая звуки, что должны были означать веселье. Там были воины-ракхене, подобные стражам отряда Сиани, широкоплечие, пышногривые самцы, чьи шевелюры украшали блестящие безделушки, вплетенные в мех; тонкие женщины, закутанные от шеи до лодыжек в великолепные одежды — поверх их накидок каскадами свисали ожерелья. Там были и другие женщины, демонстративно обнаженные, чьи немногие, тщательно подобранные украшения лишь подчеркивали полные округлые груди, чувственную полоску обнаженной безволосой кожи, что спускалась по всей длине их живота, боков и бедер, которыми они покачивали, прогуливаясь, и это было экзотично и вместе с тем знакомо: не подвластный времени танец сексуального соблазна. Были и такие, чьи платья или повадки выглядели чем-то средним между этими двумя группами, но они пробегали слишком быстро, чтоб Дэмьен мог их разглядеть. Каста? Род? Какую модель общества развили эти существа, когда в их мозгах зашевелился разум?