– Я тут подумал, – показал Зак Буснер однажды вечером Питеру Уилтширу, которого ему наконец удалось зазвать к себе в гости как следует почиститься, – эта железобетонная «грруууннн» уверенность Дайкса, что у него человеческое тело, может оказаться чем-то вроде фантомной филогенетической памяти. Ведь, в конце концов, если зародыш шимпанзе последовательно претерпевает все морфологические изменения, отражающие филогенез нашего вида, то почему аналогичный процесс не может протекать при формировании психики?

– Любопытная мысль, Зак. Не нальешь мне «хууу»… – Уилтшир махнул лапой в направлении бара.

– Конечно, конечно… – Буснер взял стакан и на задних лапах отправился в другой конец комнаты; увесистая волосатая мошонка именитого психиатра дергалась вверх и вниз, как колокольчик на клоунской шапке. Уилтшир сполз со стула, догнал Буснера и нежно держал союзника за яйца, пока тот наполнял стаканы «Лафройгом» [121]с водой.

– Но что же ты намерен теперь делать, Зак «хуууу»? Будешь копаться в его психозе с помощью своего психофизического метода до второго причетверенькивания? И что ты вообще рассчитываешь найти «хуууу»? Я не поверю, что тебе нужен лишь неврологический материал, потому что, если бы ты собирался добыть именно его, тебе незачем было брать Дайкса домой… Я не хотел бы показаться бестактным, но… это все пустое махание лапами… – Уилтшир взмахнул лапами, иллюстрируя, что имеет в виду.

– Понимаю, понимаю, я совершенно не убежден, что непременно что-то найду, я даже не уверен, есть ли вообще в его психозе что-нибудь ценное. Просто чем больше времени я провожу с ним, тем более любопытные перспективы нового взгляда на шимпанзечество он мне открывает.

– Но ведь он сам – живой шимпанзе, Зак, у него есть чувства. «Хуууу» как же его детеныши, – наверное, он хочет их видеть «хууу»? А его самка?

Буснер сделал большой глоток из стакана с разбавленным виски, пополоскал рот, сглотнул и показал:

– Да, в этом-то и проблема. Если мы имеем дело с настоящим психозом, то встреча с потомством ничем Саймону не поможет – наоборот, ему станет хуже. Но если дело в органических повреждениях…

– То тебе придется его отпустить.

– Но куда его деть «хуууу»? В лечебницу для хроников? Ты забываешь, Питер, Дайкс – талантливый шимпанзе, он достоин того, чтобы мы попытались его спасти. Я так тебе ткну пальцем – мы обязаны либо помочь Саймону восстановить подавленное, но не утраченное сознание того, что он шимпанзе, либо же научить его приспосабливаться к реальному миру, хотя бы он и продолжал смотреть на него сквозь очки своего извращенного психоза.

– И как же ты хочешь этого добиться «хуууу»?

– «Хуууу» как обычно. Процедура та же, что для пациентов с Туреттом и более обычных агнозических больных. Собираюсь водить его в гости к разным моим знакомым. Но если раньше я ставил себе задачей научить пациентов вести себя адекватно в различных социальных, эмоциональных и физических ситуациях, то Дайксу требуется помощь на куда более глубоком уровне… – Буснер опустил лапы – вползла Франсес, самка из старших подростков, с подносом фруктов.

– «Гррууннннямням», – провокализировала она, затем показала: – Мама подумала, что тебе, вожак, и доктору Уилтширу захочется чего-нибудь пожевать. Где мне поставить это «хууу»?

– Спасибо, дорогая моя, вот сюда, прямо на пол, мы с Питером как раз дотянемся задними лапами.

Франсес опустила поднос на ковер и подошла к вожаку. Тот нежно потрепал ее за низ живота, а потом принялся расправлять шерсть вокруг ее влагалища с намерением запустить туда палец-другой. Питер Уилтшир не мог не отметить, какая во всем этом была нежность и любовь – ясно, характер старинного союзника за последние годы стал куда мягче. Буснер начал показывать ему, не отнимая пальцев от влагалища дочери, так что та стонала и хихикала:

– Первым делом мы направимся в Оксфорд. Я думаю познакомить Дайкса с Гребе, нуты знаешь, который философ, а заодно заглянуть к Хамблу в Эйнсхем.

– «Хуууу?» К Хамблу? Ты думаешь, это хорошая идея?

– Почему нет, он же натуралист, этолог и историк. Если я хочу распоказать Дайксу, как строится взаимодействие между психозом и реальностью, ему необходимо поднабраться знаний во всех этих трех областях…

– «Х-х-х-хххууууу!» Вожак, вожак, щекотно! – показала Франсес.

Буснер опустил глаза, глянул на свою бурно жестикулирующую лапу.

– Прости, милая моя, я совсем забыл, куда забрались мои пальцы, можешь ползти «чапп-чапп-чапп». – Буснер отпустил самку, и та вычетверенькала из комнаты, аккуратно закрыв за собой дверь.

Тем временем в Челси, в ресторане на Тайт-стрит, сидели за первым обедом трое заговорщиков-шимпанзе. Они обсуждали, как повернее свергнуть Буснера с пьедестала. Место встречи выбрали по предложению Филипса из компании «Крайборг»:

– Отличное небольшое заведение. Посреди зала растет дерево, так что, если кто захочет полазать по веткам между переменами блюд, – милости просим, только лапу протяни.

Он причетверенькал раньше всех и, когда появились Уотли и Прыгун, уже сидел за столом.

Первым делом нужно было установить временную иерархию. Прыгун поклонился обоим старшим шимпанзе, подставив задницу сначала одному, потом другому, Филипс отвесил Уотли полупоклон, Уотли поступил аналогичным образом. После чего союзники уселись за стол и принялись спешно чиститься.

– Итак «чапп-чапп», – показал спустя пару минут Филипс, – какие у нас новости об именитом натурфилософе и его пациенте «хууууу»?

– Ну, – показал в отзнак Прыгун, – он забрал Дайкса к себе домой в Хэмпстед, и они вместе учатся…

– Учатся «хуууу»?

– Именно так «клак-клак», Буснеру кажется, будто он сможет, так показать, не вылечить, а выучить Дайкса от психоза. Если тот-де хорошенько освоит антропологию, то сможет восстановить свое утраченное шимпанзеческое достоинство или, по крайней мере, научится как-то функционировать в нашем мире.

– Мне кажется – «чапп-чапп» вот так, да-да «клак», – что это чистой воды безумие. Я много слышал историй про то, как шимпанзе восстанавливали функции, за которые отвечали поврежденные или вовсе атрофированные участки их мозга, но чтобы кто-то заново научился быть шимпанзе – это просто бред.

Тут Уотли прислонился к Филипсу и со всей серьезностью принялся барабанить по нему пальцами:

– Может быть, так оно и есть, Филипс, но, если бы вы своими глазами видели Дайкса – а мы-то с Прыгуном его видели, – вы бы поняли, что тут к чему. Его психоз фантастически последователен, у него на все есть ответы, он Все назубок знает про свой иллюзорный мир. Впрочем, сейчас важно другое, а именно, я хочу увидеть, Филипс, что вы можете нам показать «чапп-чапп» про всю эту историю «хуууу»? Что вы знаете? Прыгун показывал мне материалы про инклюзию. Что, Буснер в самом деле был замешан в незаконных клинических испытаниях нового транквилизатора «хуууу»?

– «Хуууу» да, да, именно так. Замешан он был на сто процентов. Но есть еще кое-что, о чем сам Буснер, возможно, даже и не подозревает.

– И что же это «хууууу»?

– Прошу прощения, – щелкнул пальцами официант, – джентльсамцы, не готовы ли вы сделать заказ «хуууу»?

Прыгун поднял в воздух три пальца и официант почетверенькал прочь, схватился лапой за ветку дерева, раскачался, перепрыгнул стол и исчез в направлении кухни.

– Судя по всему, голуби здесь преотменные, – показал Прыгун. – А что выберут ваши тыльные великолепия «хуууу»?

– Засунь свои лапы себе в задницу, Прыгун «рррряв»! – Уотли отвесил Прыгуну тумака, Филипс последовал его примеру, так что голова несчастного пятого самца боксерской грушей скакнула сначала влево, потом вправо. – Дай Филипсу закончить свою последовательность знаков. Так что там, Филипс «хуууу»?

– Ну, как я показывал, прежде чем меня столь грубо прервали, «Крайборг» наняла Буснера, чтобы тот организовал двойное слепое тестирование нового лекарства, этой вот инклюзии. Буснер нашел в городе Тейм, графство Оксфордшир, одного не слишком скрупулезного терапевта, который согласился давать некоторым своим пациентам настоящие таблетки инклюзии и плацебо. Означенные пациенты страдали клиническими формами депрессии – по крайней мере, такими, какие, по идее, можно лечить фармакологическими методами…