– Доброе утро «чапп-чапп», Зак, – прожестикулировал Кендзабуро, отстраняясь от Крессиды. – Хочешь «ух-ух» трахнуть младшую?

– Нет, нет, – отзначил Буснер, заодно по-отечески отвесив Давиду хорошего тумака, – я сначала «ух-ух-ух», – вожак страстно пыхтел, скользнув в Шарлотту, которая подалась назад, чтобы ему легче было в нее войти, – займусь моей дорогой «чапп-чапп» старушкой.

Буснер дрожал, ухал, визжал и наконец зацокал зубами от удовольствия, когда почувствовал, как мягкая, влажная подушка – седалищная мозоль [44]Шарлотты – уперлась ему в пах. Но все же ему потребовалась целая минута толчков, прежде чем он кончил; все это время Александр усердно охаживал его по лбу задней лапой, а пара других младенцев каталась у него на спине, не забывая цепляться за шерсть.

Да, то ли дело было в прежние времена, с горечью подумал Буснер, отходя от Шарлотты и вытираясь полотенцем, которое ему протянула предупредительная Франсес, пятая самка. Помню, как спаривался с Шарлоттой первый раз, кажется, кончил за десять секунд! «Уууух» как это было изысканно; верно показывают, молодые ни черта не смыслят в молодости! Буснер поблагодарил Франсес и прилег ненадолго рядом с Шарлоттой, расчесывая темно-рыжую шерсть у нее на ушах, пока Генри, щелкая желтыми зубами, спаривался с ней.

Подняв голову, вожак заметил, что Крессида закончила спариваться с Кендзабуро и кланялась ему; на ее покрытой желтыми пятнами морде была легкая, завлекающая улыбка. Буснер расхохотался, запыхтел, причмокнул и спарился с ней за тридцать секунд, визжа от удовольствия; Крессида вторила родителю. Она всегда была его любимицей – хотя он сам не мог показать почему. Нечего и показывать, ее седалищная мозоль не шла ни в какое сравнение с теми, что у Бетти или Изабель, но было в ней что-то такое, радость, с которой она отдавалась, ее агрессивная забота о папочке. Буснер, конечно, вовсе не был самцом-шовинистом, но тем не менее никогда не отказывал себе в удовольствии прожестикулировать своим коллегам в те редкие вечера, когда они после работы заходили во «Фляжку» пропустить стаканчик-другой:

– Из моих семнадцати чад к ней я испытываю самые нежные чувства… я имею в виду, семнадцати «хи-хи», про которых знаю!

Спариваясь с Крессидой, именитый психиатр краем глаза отметил, что Прыгун хочет ему что-то сообщить, но решил не обращать на него внимания. Теперь же, вытираясь свежим полотенцем, принесенным какой-то другой самкой, он четко расслышал вопросительное уханье своего научного ассистента.

– «Хуууу», – проухал Прыгун, затем перешел на жесты: – Тут кое-что произошло, Зак, кое-что очень интересное.

– «Уч-уч» это подождет, Прыгун, я еще не притронулся ко второму завтраку, – отзначил Буснер, перемахнув через стойку в порыве посткоитального раздражения и удовлетворения. Он уселся на стул у грандиозного круглого соснового стола, занимавшего большую часть «столовой», и приказал Изабель, четвертой самке, подать ему сразу две чашки терновых ягод и черимойи.

Вожак раскрыл лежавший на столе свежий номер «Гардиан» и принялся листать раздел международных новостей, пестревший заголовками вроде «Новые массовые убийства бонобо в Руанде», «Президент Клинтон призывает к перемирию в Боснии», «Обвинения в бонобизме при подборе присяжных по делу О.Дж. Симпсона». Боль, боль, вокруг только боль и насилие, ухнул Буснер про себя. Может, Лоренц в самом деле прав, и современное ужасающее состояние шимпанзечества просто следствие неадекватных попыток приспособиться к перенаселению, к утрате исконных мест обитания и образа жизни?

– Босс. – Костлявый пятый самец умудрился каким-то образом вызмеиться под обеденным столом и теперь дергал Буснера за заднюю лапу. – Тут в самом деле что-то очень «гру-нн» увлекательное, мне кажется, нам просто обязательно нужно об этом по-жес…

Вожак не дал ему закончить – резко убрал лапу, затем отклонился на стуле, размахнулся и нанес мощный, но ювелирный удар Прыгуну по затылку, послав научного ассистента в нокдаун; тот в полный рост растянулся на ковре цвета морской волны. Продемонстрированные проворность и сила не оставляли вопросов, почему именитый психиатр так долго правит группой. На этом молниеносная атака не закончилась – Буснер спрыгнул со стула и с треском приземлился на спину Прыгуну, водрузив обе задние лапы ему на поясницу.

– «Рррррряв!» – пролаял именитый психиатр, наклонился и, схватив подчиненного за шкирку, пальцами задней лапы забарабанил прямо ему по морде: – Я тебе, твою мать, показал, недоделанный кусок говна, засунь свои лапы в задницу! Когда я захочу, чтобы ты отвлекал меня от второго завтрака, придурок несчастный, я тебя позову, а пока я показываю: засунь свои лапы в задницу, мать твою! «Уаааа!»

– Простите меня, босс, простите, я не хотел, – в панике зажестикулировал Прыгун, каким-то чудом извлекший лапы из-под раздавленного Буснером брюха. – Я не хотел «ик-ик» так вас обижать, пожалуйста, не бейте меня. – Вожак слез с него, и Прыгун сразу же полуприсел на корточки и с трясущейся задницей поклонился шефу.

– Ничего, все в порядке, кисонька моя, я не хотел так сильно тебя ударить, – ответил Буснер, тихо заурчав. – Ты все равно мой самый любимый-прелюбимый научный ассистент. – Он протянул лапу, которая еще горела от боли после нанесенного удара, нежно погладил Прыгуна по спине и занялся чисткой помощника, извлекая из густой шерсти, росшей у того между лопаток, кусочки чего-то похожего на засохший канцелярский «штрих».

Типичный юный интеллектуал в период начала карьеры, думал Буснер, перебирая волосок за волоском шерсть Прыгуна. Мало чистится, мало спаривается. Да что там, не будь он моим личным слугой, у него бы вообще никакого места в иерархии не было, я уж молчу о пятом. Формальная ободряющая чистка завершилась, и на прощание Буснер подергал Прыгуна за загривок.

Тот отполз от стола, кланяясь на каждом шагу и не прекращая жестикулировать:

– Спасибо, Зак, спасибо, я признаю, ты наш сюзерен. Я восхищаюсь твоим величием, я преклоняюсь перед твоей властью над нашей группой, складки кожи на твоей заднице обнимают нас всех «гррннн».

– Выводи машину из гаража, Прыгун, – резко оборвал его Буснер. – Мы отправляемся в больницу через двадцать минут, как только я доем второй завтрак.

Именитый психиатр с гордым видом взгромоздился обратно на стул и принялся жевать терновые ягоды, выдавливая мощными коренными зубами сок, смакуя его. С легкостью, свидетельствовавшей о долгих годах опыта, он изгнал из своих больших узловатых ушей шум кухни, вопли младенцев, пыхтение совокупляющихся взрослых и ржание пони и снова открыл Тардиан».

Попытка Зака Буснера доесть второй завтрак за двадцать минут потерпела сокрушительную неудачу: неожиданно появился молочник со счетом за прошедшие две недели, что было расценено как повод к новому раунду спаривания, равно как и визит Дейва Второго, еще одного Буснеровского чада, сотрудника общинной организации бонобо в Хакни. [45]Когда все присутствующие самцы по очереди покрыли Крессиду и Шарлотту, стрелка часов подошла к десяти.

– Ну что ж, я пополз, дорогая, – обратился Буснер к Шарлотте, которая по-прежнему лежала на ступеньках; из ее влагалища капельками сочилась кровь. – Постарайся не переборщить со спариванием, вспомни, что приключилось в прошлую течку. «Грннн» думаю, сегодня буду рано. Да, вообще собираюсь после лекции домой, хочу почитать немного в семейной обстановке. «Ххууу?» [что думаешь? – У.С.]

– Хорошо, Зак, но ты же знаешь, как трудно им отказать, сейчас в доме столько старших подростков, что тут подела… – Она бросила заламывать лапы – один из означенных старших подростков, Уильям, как раз принялся крутить в разные стороны пару полотенец, намереваясь таким умилительным способом привлечь внимание Шарлотты.

Буснер пристально поглядел на Уильяма. Молодой самец был отлично сложен, мог гордиться лоснящейся черно-коричневой шерстью, изящными дугами бровей, вогнутой, как надо, переносицей и бледной мордой – Буснер до мозга костей.