— Что ж, ты действительно был в «Кинопленке». Не сомневаюсь, — сделал вывод Петр Васильевич. — Людей знаешь, дела знаешь… И меня когда-то выручил, хоть и конвойный… Смотри, сколько плюсов! Скажи, ты стрелять умеешь?

— Умею. У нас в школе был военрук хороший. Он тир организовал, доставал оружие. Мы, пацаны, тренировались. Над нами шефствовала военная часть особого назначения, давали даже револьверы… короче, стрелял когда-то… Теперь малость порастерял форму.

— Ничего, восстановишь. А что ты делаешь в Москве?

— Живу, — усмехнулся Алексей. — Мне повезло: обменялся недавно с одним завернутым татарским националистом. Казанскую квартиру на московскую. Вот теперь работу ищу.

— Хочешь работать со мной?

— С вами? Да нет, пожалуй… мне дорога свобода. На зеков я насмотрелся.

Астахов неопределенно хмыкнул.

— Подумай! Я примерно представляю, кто послал тех ребят, которых ты сегодня уложил. Ты нарушил планы серьезных людей. Тебе это могут не простить. А я дам защиту.

Алексей задумался.

— Что я должен буду делать, если соглашусь?

— Сперва тебе предстоит заслужить доверие и доказать, что ты не подослан ментами. Намечаются крупные разборки. Постреляешь немного. А когда докажешь свою верность, сделаю тебя моим личным телохранителем. Нравишься ты мне.

Алексей смотрел прямо в глаза Астахову.

— Нет, пожалуй, я все же откажусь, — сказал он решительно. — Не люблю людей убивать ради денег. Противно.

На это Астахов ничего не ответил, потому что открылась дверь и вошла Мария. Она приблизилась к Головану, обняла его и положила голову ему на плечо.

— Хочу здесь посидеть, с вами.

— Что ты, скучаешь? — спросил он.

— Мне страшно — после того, что случилось, — ответила она.

Потом Астахов сообщил ей, что предложил Алексею работу. Алексей не забыл, как Мария это восприняла. Она взглянула на него, на Лexy, так, будто хотела крикнуть: не отказывайся! Соглашайся! Соглашайся, пожалуйста!..

Хотя зачем ей тогда это было нужно?

Алексей, конечно, согласился и стал работать у Астахова. Много чего о нем узнал.

Петр Васильевич Астахов когда-то работал освобожденным партийным секретарем одного подмосковного предприятия. Слыл мужиком честным; справедливым, старательным, двужильным. За что и был посажен сначала в кресло секретаря райкома партии, а позже — председателя горисполкома. Женился на местной красавице — бабе действительно, как говорили, сногсшибательной. И вот тут-то начались его неприятности…

Жена требовала шикарной жизни. Она заявляла: «Я не для того выходила замуж, чтобы завидовать нарядам и украшениям директрисы торгового центра».

Астахов любил жену, и она это знала. Пришлось забыть о честности, справедливости и прочих добродетелях. Чтобы ублажать жену, требовалось много денег. И они сами плыли к нему в руки. Главное — не отказываться, когда дают…

Аппетит приходит во время еды. Петр Васильевич занялся тем, что в последние годы стали называть красивым словом «бизнес», а раньше определяли как «разбазаривание средств» или «хищение государственной собственности».

Обладавший острым умом, способный видеть людей насквозь и умевший заводить любые нужные связи, Астахов быстро стал масштабным мошенником. К нему тянулись люди. Правда, определенного склада люди и определенных наклонностей. Он никого не обижал, но использовал всех и вся в своих интересах. Интересы же Петра Васильевича становились все более разнообразными.

Как-то так получилось, что и им самим (точнее, его кипучей деятельностью) однажды все-таки заинтересовались соответствующие органы. Возможно, с чьей-то подачи. Ведь всем не угодишь…

Это было как гром среди ясного неба — не только для него самого. Завели уголовное дело! Не спас даже партийный билет, не помогло высокое положение — все ж таки номенклатура!..

Увы, не повезло Петру Васильевичу Астахову. Волна подобных арестов тогда пошла — тоже, видно, определенная политика партии… Астахов получил срок. Правда, не очень большой: хоть и мошенник, но «свой» человек. Нужный, опытный, способный. А вот с ИТУ прокол вышел: отправили не в спецзону для ментов, партийных и советских функционеров, а в обычную, общую исправительно-трудовую колонию. Там он и узнал почем фунт лиха.

Жена с Астаховым сразу развелась и выписала его из их общей квартиры. Известие об этом Петр переживал тяжело. Но, пережив, принял решение: со всей прежней жизнью покончить. Надо приспосабливаться к новой реальности.

На этапе Астахов получил кличку Голован. Уголовники, узнав о его «бизнесе», послушав его рассказы о том, как широко он сумел развернуться, сильно зауважали «этого крутого фраера», хотя и был он для них одним «из своры». Однако же умудрился избежать расстрела и даже срок получил совсем не запредельный.

Ну, голова! Так и стали поначалу его называть — Голова. А потом добавилось «н».

Блатные вообще уважают ловких людей. Кроме того, Астахов, несмотря на давнюю болезнь, обладал недюжинной физической силой и мог постоять за себя. А еще он принялся старательно впитывать законы нового для него зековского мира и стремился их неукоснительно выполнять.

Петр Васильевич быстро становился блатным. В колонии он сумел понравиться вору в законе, «державшему» зону. Со временем стал правой рукой «смотрящего». Прекрасный дипломат, он умел блестяще улаживать любые конфликты с лагерной администрацией. Все-таки сказывалась партийно-советская школа. Находясь прежде на разных должностях, он многому научился. Приобрел и такое немаловажное качество, как изворотливость. Особенно это потребовалось в последние год-два, проведенные на свободе, — в период его «деловой активности».

Проявлял Астахов активность и все свои «особые свойства» и когда очутился, как говорят, за решеткой. В чем-то ему и повезло.

Бог шельму метит. Даже это оказалось на руку Астахову. Он и из этого сумел извлечь немалую выгоду. А Фортуна — это общеизвестно — имеет слабость заводить любимчиков. Бывает и так, что кое-кто (посмелей, пошустрей, понапористей) даже сам предлагает себя в фавориты.

В общем, свою лагерную жизнь начинал Астахов будучи никем для уголовного мира, а заканчивал в ранге «авторитета». Уметь надо! Не зря говорится, что нет худа без добра. А всякого добра оставалось на воле у Астахова огромное количество…

Выйдя на свободу, Петр Васильевич удивленно обнаружил: он попал в совсем иной мир, чем тот, из которого уходил отбывать срок. Теперь все стало можно! То, за что раньше сажали, теперь делали все кому не лень. О чем раньше говорили шепотом, теперь рекламировалось в газетах и по телевизору.

Голован возликовал. Он понял: пришло время захвата уголовниками реальной власти, время великой криминальной революции. Пользуясь своими старыми (партийными) и новыми (блатными) связями, он принялся создавать собственную подпольную империю.

Астахов быстро нашел общий язык с демократическими чиновниками — благо многих из них знал еще по прежней партийно-советской работе. А положение вора в законе давало ему возможность набирать практически неограниченное число исполнителей его преступных замыслов. Акции Голована как одного из лидеров московской преступности стремительно пошли вверх. Империя росла как на дрожжах.

Другим уголовным авторитетам тягаться с Астаховым было крайне трудно: бывший советский начальник и нынешний безупречный блатняк-законник, Петр Васильевич мог одинаково легко использовать в своих целях и государственные структуры, и структуры криминальные. Подобного двойного удара не выдерживал ни один конкурент Голована. Слабых мест Астахов практически не имел. Впрочем, кроме одного. Он боялся потерять Марию.

В криминальном мире многие были хорошо осведомлены о его связи с ней. Уже не раз противники Астахова пытались прижать его, сделать сговорчивее, а то и вообще заставить потесниться. Знали: на все согласился бы Голован, если бы удалось похитить его красотку.

И вот очередные его враги решили предпринять очередную такую попытку. Голован был вовремя предупрежден об этом. Он надеялся на два обстоятельства. Во-первых, его служба безопасности отлично организована и ей удастся упредить действия «отморозков» Хасановых. Чтобы контролировать ситуацию, Голован и остался в Москве. И во-вторых, он очень рассчитывал на Лешу Разора. На его исключительные качества профессионального бойца.