«Люди иногда откалывают странные фокусы, Гиги. Но за ними не обязательно кроется страшная тайна».

А ей все равно хотелось понять – почему? И как?

На столе стоял телефон, от которого тянулся к одной из salidas[30] провод. Глория подняла трубку. Услышала гудок. По какой-то причине почувствовав себя виноватой, положила трубку, на шаг отступила от стола и позвала: «Эй? Эй?»

А затем побежала, дрожа, по проходу, оглядываясь назад, чтобы избавиться от чувства: кто-то за ней наблюдает.

Снаружи, на жаре, ей стало спокойнее. Она пересекла улицу и снова вошла в универмаг, постучала по прилавку и дождалась повторного появления владельца.

– Там никого нет, – сказала она.

– Правильно, – согласился он.

– Так вы знали об этом?

– Si.

– Послушайте, – сказала Глория. – Я спешу.

– Это я вижу, – сказал старик.

– Будьте добры, скажите, где я могу найти полицию.

– Полицейский участок вон там, – ответил он.

– А полицейские?

Он поднял вверх палец:

– Если вам требуется полицейский, идите в бар.

Глория очень постаралась осведомиться, где этот бар находится, тоном по возможности вежливым.

– А вон там, – ответил старик, направляясь шаркающей походкой к задней двери своего магазина.

За дверью обнаружилась глядящая на замусоренный двор веранда. На голом столе стояло алюминиевое ведерко с горкой льда и тремя бутылками «Будвайзера». Старик опустился в придвинутое к столу боком кресло. В другом – бамбуковом кресле-качалке, грозившем вот-вот развалиться, – похрапывал, издавая звуки закипающего чайника, смуглый мужчина с гладкими молодыми щеками и намечавшимся брюшком.

– Вот вам полицейский, – сказал старик. Он откупорил бутылку пива и протянул ее Глории: – Шестьдесят песо.

– Нет, спасибо.

Старик пожал плечами и отхлебнул из горлышка, уставив взгляд на пустой двор.

Глория разглядывала полицейского.

– И долго он собирается спать?

– Спать он мастак, – ответил старик. – Бывает, заснет после полудня и спит до самого вечера. А его жена звонит мне, чтобы я его домой отправил, ужинать.

Глория громко кашлянула.

Старик повернулся к ней:

– Это вы зачем?

Она, не ответив, потрясла полицейского за плечо:

– Эй. Извините.

Полицейский заморгал, всхрапнул, деревянно поднялся на ноги, покачиваясь, вытянул из брюк подол рубашки и помахал им, обвевая ветерком свое тело. Ростом он был ниже Глории, обтянутые штанами бедра его выглядели положительно женскими.

– Я говорил ей, что не стоит тебя будить, – сказал хозяин магазина.

– Извините, – повторила Глория. – Я звонила вам вчера. Помните?

Полицейский снова всхрапнул и сглотнул накопившуюся в его горле мокроту.

– Вы кто?

– Глория Мендес. Я разговаривала с вами по телефону Вы Teniente Фахардо.

– Мы разговаривали по телефону…

– Да, – подтвердила она. – Разговаривали. Теперь я здесь.

– Это вы что же, из такой дали приехали? – удивился он.

– Да, и мне требуется тело, – ответила Глория. – Я хочу отвезти его обратно в Лос-Анджелес.

– Целый день катила, – сообщил хозяин магазина.

– Тело… – повторил Фахардо.

– Я действительно ехала целый день, – сказала она, – и должна вернуться назад. Поэтому, будьте добры, отведите меня туда, где я смогу его получить.

– Ага, – сказал Фахардо. – Кого?

– Тело. Карла Перрейра. Вы сказали по телефо… послушайте, в чем, собственно говоря, проблема?

– Проблема? – Он перевел взгляд на старика, тот пожал плечами. – Нет-нет, сеньора, проблем у нас не имеется. У меня – точно. Луис? У тебя есть проблема?

– Нет, Тито.

Фахардо снова взглянул на Глорию.

– Выходит, если ее нет и у вас, значит, тут никаких проблем нет.

– Señor, – сказала Глория. – Я приехала сюда из уважения к усопшему.

– Это я понимаю.

– …и хочу, чтобы вы тоже проявили к нему уважение, – закончила Глория.

– Я очень уважаю усопших, – сказал Фахардо. – Луис? А ты?

Луис торжественно покивал.

– До чего докатился бы наш городок, – спросил Фахардо, – если бы мы и покойников не уважали?

– Замечательно. Так можем мы…

– Не уверен, что это возможно, сеньора. – Фахардо заткнул подол рубашки в штаны. – Расследование пока что в самом разгаре.

– Какое еще расследование?

– Ну, понимаете, – начал Фахардо, – когда человек расстается с жизнью в местах, за которые отвечаю я, провести расследование – моя обязанность. Мне неприятно говорить вам это, сеньора, но ситуация сложилась трагическая. – В осанке и голосе его вдруг обозначилась властность – похоже, он решил, как ему следует вести себя с ней. – Весьма трагическая. Однако здесь не место обсуждать ее. Давайте пройдем в мой офис.

Он хлопнул старика по плечу и сказал:

– Луис?

– Adios[31], – отозвался Луис. – И к вам это тоже относится, сеньора.

Она повернулась к нему, чтобы ответить, а когда повернулась назад, Фахардо рядом с ней не оказалось, лишь сетчатая дверь поскрипывала, качаясь на петлях.

Глория нагнала его посреди улицы.

– Есть здесь кто-нибудь еще, с кем я могла бы поговорить? – спросила она.

– Никого, – ответил он. – Я – единственная достопримечательность этого города.

Они подошли к кинотеатру, Фахардо вставил ключ в скважину уже отпертого дверного замка. Глория смотрела, как он запирает замок и дергает дверь, которая, естественно, не открылась.

– Какого черта? – произнес Фахардо.

– Она была открыта, – пояснила Глория.

– Откуда вы знаете?

– Я уже заходила сюда. – Она повернула ключ, распахнула дверь: – Видите?

– Это выше моего понимания, сеньора, – ответил Фахардо и вошел следом за ней в кинотеатр.

– Что я могу вам сказать? – Фахардо, повертев в пальцах карандаш, опустил его на блокнот. – Ничего. Потому что сказать вам никто ничего не может. Поверьте, я знаю, что такое горе. Гоpe – мое ремесло. Мне нужно, чтобы вы поняли то, что понимаю я. А я очень хорошо понимаю, какими сложными могут быть ситуации, подобные этой.

И знаю, как ведут себя в этих случаях люди. Они пытаются найти причину, а когда им это не удается – потому что у ситуаций, подобных этой, причины отсутствуют, – начинают требовать справедливости. Или обижаются на Бога, проклинают жестокость жизни. Однако они обращаются к пустоте, сеньора. Вы знаете это так же хорошо, как и я. Когда вы кричите в небо, вас слышат лишь облака.

Фахардо возвел к потолку полный благочестия взор.

– И если быть совсем честным, – а я честен с вами, сеньора, поскольку вы кажетесь мне достойной женщиной, которая не станет вести себя в столь трагической ситуации так, как ведут некоторые, то есть как умалишенная… Вы? Нет, конечно. Вы прекрасно владеете собой, сеньора. Я это вижу. Вы его жена?

– Я его друг, очень близкий, – ответила Глория.

– По-моему, вы говорили…

– Вас подводит память.

Он помрачнел:

– И вы приехали в такую даль…

– Да, – сердито ответила она.

– Ладно, ладно… Как прошла поездка? Жарко было?

– Поездка прошла хорошо.

– Город легко нашли?

– У меня есть карта.

– Мм, угум… ладно. Так вот, сеньора, я говорю о том, что видел за мою жизнь много горя и много людей, рвавших на себе волосы из-за трагедий, предотвратить которые они не смогли.

Как-то раз в наш город приехала супружеская чета, приехала, чтобы похоронить свою дочь. Трехлетнюю. Мать засыпает после полудня, девочка выходит на веранду. А там стоит стремянка – отец заменял незадолго до этого перегоревшую лампочку. Девочка залезает на стремянку и срывается с нее. Летит вниз, ударяется головой о перила веранды, – он пристукнул кулаком по краю стола, – и падает лицом в лужу.