— Тройных? — уточнил дылда.

— Тройных. Десять тройных.

Высокий встал и подошел к одному из длинных столов. К нему повернулось несколько голов. Начался сопровождавшийся оживленными жестами разговор. Наконец высокий вернулся.

— Четыре, и по рукам.

— Три.

Лицо дылды искривилось в усмешке.

— Упрямый ты, братец. Ладно, будь по-твоему.

Следующий день выдался для Раладана необычно хлопотливым. Сначала пришлось искать лодку. В Ахелии с этим было непросто, скорее следовало попытаться в какой-нибудь из рыбацких деревушек. Он подумал о китобоях, привыкших рисковать, но селения китобоев располагались на южном побережье, так что ему пришлось бы, наняв лодку, обойти кругом остров и лишь затем направляться на Малую.

Три дня. Слишком долго. Три дня хорошей погоды — осенью…

На северном побережье, откуда он мог бы прямо идти на Малую Агару, располагалось несколько рыбацких селений. Однако рыбаки, люди осторожные и мирные, — это не китобои. Лоцман подозревал, что никто из них не захочет дать внаем лодку — сейчас, осенью, слишком велик был риск ее потерять.

Его опасения быстро подтвердились. Он побывал в двух деревнях (на этот раз уже верхом на коне получше) и понял, что, если ему нужна лодка, ему придется ее просто купить. В обеих деревнях нашлись лишь три лодки, достаточно большие для его целей. Одной, похоже, исполнилось сто лет, другая составляла совместное и единственное имущество трех семей, которые и слышать не хотели, чтобы отдать ее за золото, хотя Раладан не скупился. Пришлось купить третью, за баснословную сумму, однако он вынужден был согласиться, поскольку понимал, что пешком до Малой Агары не добраться.

Оставив покупку под присмотром бывшего владельца, он вернулся в Ахелию и занялся снаряжением экспедиции. Он купил бочонок для воды и еще один — соленого мяса, мешок сухарей, несколько теплых одеял, два плотничьих топора, наконец, моток веревки и немного парусины. Китобои были совершенно правы — двухдневное путешествие туда и обратно легко могло превратиться в двухнедельное приключение. Лишь от капризной осенней погоды зависело, не застрянут ли они на соседнем острове надолго.

Раладан шел к себе в таверну, нагруженный тяжелым канатом и рулоном полотна. На улицы уже опустилась ранняя осенняя ночь. Перед самой таверной он разминулся с двумя пьяными матросами, которые как раз оттуда возвращались. Лицо одного показалось ему знакомым, он остановился и оглянулся, но их было уже не разглядеть в полосе света, падавшего из полуоткрытых окон.

Вскоре он уже находился у себя в комнате. Бросив веревку и полотно на груду прочего добра, он сел на койку, вытянув уставшие сначала от верховой езды, а потом от долгой ходьбы ноги. Сидел он, впрочем, недолго. Внезапно он вскочил и выбежал из комнаты, даже не заперев за собой дверь. Выскочив на улицу, он бросился туда, где скрылись в темноте пьяные матросы. Он долго искал их, но тщетно.

Лицо, которое он узнал, принадлежало матросу с корабля Варда.

Дни становились все холоднее. В Дартане и Армекте осень бывала ясной и солнечной, но здесь, на Агарах, она скорее напоминала громбелардскую осень с ее бесконечными дождями. День за днем по небу плыли хороводы темных туч, вокруг затерянных на Просторах клочков суши бесновались яростные бури. Грозные вихри били крыльями, вздымая песок с отмелей, пригибая к земле угрюмые серые сосны.

Во время штормов жизнь на Агарах, казалось, замирала, как, впрочем, и всюду, куда долетали злобные ветры, зародившиеся в глубинах Восточного или Западного Простора. Люди тщательно запирали окна и двери, ожидая, когда погода прояснится, чтобы собрать новый запас дров, залатать протекающую крышу, ликвидировать повреждения, причиненные дождем и ветром.

Однако на Малой Агаре все же имелся человек, которого нимало не волновали ветер, пронизывающий холод и ранние сумерки. Каждый день поутру, к неослабевающему удивлению рыбаков, человек этот надевал плащ с капюшоном, брал с собой немного еды и отправлялся в глубь острова, чтобы вернуться лишь поздно вечером. Цель его путешествий была им известна, но, когда он уходил, они многозначительно крутили пальцем у лба: естественно, девушка, кем бы она ни была, давно уже умерла от холода и голода. На острове не было никаких пещер, а разве шалаш, даже самый крепкий, мог устоять против бури? Чахлые леса не изобиловали дичью, лишь птицы мелькали среди деревьев… Как долго можно прожить без пищи, без огня и без крыши над головой?

В течение трех недель Альбар упорно продолжал поиски. Он исходил остров вдоль и поперек, бродил вокруг, таился в засаде… И все безрезультатно.

Он сильно изменился. Бледное лицо, исхлестанное ветрами, стало теперь красным, когда-то ухоженные ногти утратили всяческие следы былой красоты. В рыбацких хижинах его донимали вши — он постоянно расчесывал грязные, растрепанные волосы. Щеки и подбородок покрылись щетиной.

Порой он вспоминал разговор, который состоялся у него с Вардом еще до того, как тот отправился вместе с матросами на Большую Агару.

«Подумай как следует, — убеждал Вард. — Этот остров — ловушка. Ведь и я не собираюсь дарить этой маленькой пиратке свободу. Но торчать здесь три месяца? Нет, господин Альбар. Завтра мы отплываем в Ахелию. Вернемся в конце осени, с солдатами, и найдем ее, даже если потребуется перевернуть каждый камень и обойти вокруг каждого дерева. Ведь от нас ей не сбежать. Рыбаки уже знают, кто она, сообщат и в другие деревни. Никто не даст ей лодку. Что ей останется делать? Украсть лодку самой, столкнуть ее на воду и грести на Большую? А может быть, сразу на Гарру?»

Альбар тогда ответил: «Когда ты вернешься со всем своим войском, капитан Вард, она уже будет вас ждать. В превосходных колодках. Здешний народ их быстро соорудит. Превосходные колодки».

Теперь он иногда задумывался о том, удастся ли ему исполнить данное обещание. Но ведь где-то она должна была быть! Живая или мертвая. Неужели ей все же удалось каким-то образом выбраться с острова? Мысль об этом приводила его в неподдельный ужас. Тем упорнее он вел дальнейшие поиски, уходя еще до рассвета и возвращаясь ночью.

Однажды ему пришло в голову, что он ищет не там, где следовало бы. Ему была известна каждая пядь внутренней части острова, но он до сих пор не искал на побережье.

Но побережье… Отданное на милость всем ветрам, заливаемое штормовыми волнами, оно не относилось к числу мест, где человек мог бы выжить в течение трех недель.

И тем не менее он все же решил обойти остров кругом. С тех пор как ушел Вард, буря следовала за бурей; он рассчитывал лишь на то, что погода вскоре выправится, хотя бы ненадолго. Он подождал несколько дней (не прекращая, однако, поисков в глубине острова), и действительно, после очередного шторма несколько прояснилось. Он взял с собой побольше еды и отправился в путь.

Все еще дул холодный ветер, хотя по сравнению с недавним ураганом он казался лишь приятным бризом. Каменистый пляж, устланный пучками водорослей, выглядел угрюмо и неопрятно. Он уже несколько раз подумывал о том, чтобы вернуться, поскольку мысль о том, что кто-то мог прятаться в таких местах, и в самом деле граничила с абсурдом. Однако он шел дальше, зная, что воспоминание об упущенном шансе будет преследовать его до конца дней.

Господин Н. Альбар, неприметный урядник Имперского трибунала, не был злодеем… Он редко задумывался о том, что делает, и, возможно, это являлось самым большим его недостатком. Впрочем, недостатком ли? Трибуналу требовались именно такие люди — усердные, выносливые и преданные и не слишком склонные к лишним раздумьям. Такие, в сердце которым можно вложить свод законов, а в голову — кодекс правонарушений. Альбар был машиной, созданной, подобно арбалету, с одной только целью: если арбалет имел задачу стрелять, то Альбар — преследовать. И точно так же, как арбалет сам по себе не является ни злым, ни добрым, и Альбар не был ни злым, ни добрым, самое большее — полезным. Сотни и тысячи таких же усердных, полезных людей кружили по всему миру, людей, характер которых, сформировавшись однажды, навсегда оставался тверже гранита. Ответственность за их действия падала на тех, кто во имя разнообразных целей конструировал машины: из подходящей древесины, из подходящих сортов стали или, в конце концов, из той часто встречающейся разновидности людских душ, которым легко придать желаемую форму.