Еще одна диковина для жителя России тех лет — обилие рекламы: со стен весело улыбался Майкл Джей Фокс — несколько дней назад в прокат вышла его новая картина «Консьерж». Рядом красовался неугомонный Джон By с видеокамерой «Шарп» в руках, еще не перебравшийся в Голливуд, и звезда местного кинематографа Чоу Юнь-фат. Лет через десять, благодаря старине By, он тоже будет сниматься в голливудских картинах и даже сыграет вместе с Джоди Фостер, а пока… Пока он загадочно смотрел на нас, слегка прищурив глаза; в руке — бокал хорошего коньяка. Сразу видно, что у парня в этой жизни все схвачено.

Но вволю полюбоваться Чоу Юнь-фатом мне не удалось, подошел наш поезд, и мы поехали, как любят писать в романах ужасов, «навстречу неизвестности».

Ехать пришлось довольно долго — до конечной станции с труднопроизносимым названием. Здесь Сань Ва внимательно прочел все указатели и наконец решительно двинулся к самому дальнему выходу, обозначенному, как мне показалось, буквой «К».

Пока мы ехали, наступил вечер. Райончик был так себе, явно не центральный: дома какие-то облезлые, освещение слабенькое. Ни одного крупного магазина, зато в изобилии представлены лавки, торгующие всякой чепуховиной с налетом национального колорита. Кстати, а уцелел ли мой амулет, принадлежавший мастеру Лу Баню? Я засунула руку в карман… Похоже, моим заветным сушеным плавником теперь пользуются местные акулы. Хотя нет, ошибаюсь, на самом дне кармана что-то прощупывалось. Вот он, мой чудный амулет. Не знаю почему, но я страшно обрадовалась, как будто эта сушеная невидаль действительно могла мне чем-то помочь.

Однако нужно было торопиться — Сань Ва быстро шел вперед; один поворот, второй, третий… Я пыталась запомнить дорогу, но после пятого поворота бросила эту затею. Если за нами будет погоня (а в том, что рано или поздно погоня будет, я совершенно не сомневалась, слишком уж сомнительная репутация была у толстяка Чу), то мне ни в жизнь не найти дорогу к метро.

Мы шли уже, как минимум, минут двадцать, рекламы становилось все меньше и меньше. Наконец мы оказались в квартале, жители которого определенно предпочитали не рекламировать свою деятельность. Постепенно исчезли лавки с амулетами и сушеными змеями, пошли жилые дома. Мы продвигались по узкой, темной улочке. Дорогу было едва видно в слабом свете, пробивающемся из окон. А луна, стремительно приближающаяся к полнолунию, как нарочно, спряталась за тучи.

Неожиданно Сань Ва остановился и стал пристально изучать строение напротив. На мой взгляд, этот дом ничем не отличался от нескольких десятков себе подобных, мимо которых мы дефилировали последние полчаса. Но, видимо, я ошибалась. Сверившись с какими-то только ему ведомыми опознавательными знаками, мальчик решительно направился к металлической винтовой лестнице, уходившей на второй этаж. Удивительно, но на первом этаже входной двери не было. Не думаю, что так было спроектировано, скорее всего, кто-то из обитателей дома не желал, чтобы его слишком часто беспокоили. Похоже, мы пришли в «офис» толстяка Чу.

Поднявшись по лестнице, мы уперлись в маленькую железную дверь. Сань Ва позвонил, было слышно, как кто-то прошел по коридору, и, судя по потемневшему «глазку», в данный момент мы проходили фейс-контроль. Видимо, выражение наших фейсов убедило стоявшего за дверью, что мы не представляем опасности для Чу и его бизнеса.

Дверь открылась так внезапно, что мы едва успели отскочить. На пороге стоял высоченный худющий китаец.

— Что надо? — не слишком любезно спросил он.

— Нам нужен толстяк Чу, — храбро заявил Сань Ва, а я несколько раз кивнула в подтверждение его слов.

— Он много кому нужен, вопрос в том, нужны ли вы ему. — Парень засмеялся, довольный шуткой; зубы у него были явно свои — кривые и желтые.

Сань Ва, однако, не растерялся и продолжил разговор:

— Не тебе решать, кто кому нужен. Твое дело — провести нас к толстяку Чу. У нас серьезное дело. Думаю, когда толстяк узнает, какое дельце он упустил по твоей вине, ты горько пожалеешь, что вообще родился на свет.

Я разинула рот от удивления — пацан убеждал не хуже крутых парней в голливудских боевиках. Все бы ничего, да вот никакого «дельца», которое смогло бы хоть на минуту привлечь внимание столь важной особы к нашим скромным персонам, не существовало.

Видимо, мысли желтозубого господина текли в том же направлении, и он, не стесняясь, их озвучил:

— И какое же такое «дело» у вас к толстяку Чу? — поинтересовался он, вложив в эту реплику как можно больше сарказма.

Сань Ва не потерял присутствия духа:

— Тебе я ничего не буду говорить. Это не для твоих ушей. Скажу только, что это связано с убийствами, которые произошли в городе за последние несколько дней.

Парень призадумался. Об убийствах сообщали ежедневно, о последних двух передали не позднее чем пару часов назад. Если мы блефовали, то нужно было иметь очень веские основания для такого блефа. Желтозубый блестяще разрешил вставшую перед ним проблему, переложив бремя принятия решения на плечи своего босса.

— Ждите здесь. — Парень захлопнул дверь, мы остались на улице.

Ждали мы довольно долго, видимо, толстяк Чу наводил справки. Наконец, когда я уже внутренне настроилась на ночевку в парке на скамейке, дверь снова распахнулась.

— Проходите. — Желтозубый сделал шаг в сторону, пропуская нас внутрь здания.

Мы вошли, он закрыл за нами дверь. Отступать было поздно, да и некуда. Обстановка внутри не впечатляла. Да ее (обстановки), по сути, и не было. Даже если толстяк Чу был состоятельным человеком, у него были веские причины не демонстрировать свое богатство окружающим.

Узкий коридор, тускло освещаемый лампочками Ильича. Видавший виды линолеум на полу и двери, двери, двери… Похоже на притон или бордель. Мои познания в области притонов ограничивались рассказами сэра Артура Конан Дойла (я имею в виду тот рассказ, где великий сыщик внедрялся в среду курильщиков опиума). О борделях я знала несколько больше — спасибо произведениям Ги де Мопассана и фильму «Интердевочка». Я прислушалась, но сладострастных стонов слышно не было. Либо здешние дамы плохо работают, либо… это не бордель. Хотя был еще третий вариант — хорошая звукоизоляция.

Так мы шли и шли, а коридор все не заканчивался. Мне вспомнились рассказы китайских товарищей (после второй бутылки из Лехиных запасов), что есть, дескать, в Гонконге такие районы, а в тех районах такие дома, что полиция, даже если и нагрянет туда с обыском, фиг чего найдет… Потому как соединены эти дома галереями и подземными ходами с соседними зданиями, а из тех уже есть выход на улицы, очень и очень удаленные от того места, где стоят полицейские машины. Истории эти мне тогда сильно напомнили детские страшилки про «черную руку» и «синюю простынь». Когда в пионерском лагере после отбоя в девчачьей палате замогильным голосом рассказываются на ночь «ужастики» — «бегут, бегут по стенке зеленые глаза, сейчас они укусят тебя, тебя, тебя…», — никого уже не смущает тот факт, что вообще-то глаза не кусаются.

По моим скромным прикидкам, мы прошли уже не меньше километра, как вдруг наш проводник остановился перед неприметной дверью, почти такой же, как две дюжины дверей, мимо которых мы шли последние пятнадцать минут. Желтозубый бросил подозрительный взгляд в нашу сторону и постучал «особым стуком» — два коротких, пауза и еще три коротких удара. Открыли нам не сразу, видимо, кто-то еще рассматривал нас в «глазок» (эта дверь отличалась от остальных только наличием «глазка»). Наконец дверь слегка приоткрылась, ровно настолько, чтобы посетители смогли протиснуться внутрь, и мы оказались в «офисе» толстяка Чу.

Компьютеров тут не было, офисной мебели, впрочем, тоже. Посреди комнаты стоял круглый стол, за которым сидели господа, мало похожие на рыцарей короля Артура. Да и сам Чу на легендарного средневекового воителя тоже как-то не тянул. Не думаю, что король Артур был таким толстым — у Чу щеки уютно лежали на плечах, а такая жизненно необходимая человеку часть тела, как шея, напрочь отсутствовала. Более всего толстяк Чу напоминал холодильник «Саратов», на который прилепили голову от снежной бабы. Глаза у него были такие узкие, что я засомневалась, видит ли он вообще, или ему, как Вию, нужно поднимать веки, чтобы он мог осмотреться.