— Леди Нандитесс? — Феба гордо вскинула голову.

— Это наша фамилия. Старинная. Очень древний род.

Приятель Рейфа приподнял бровь и пристально посмотрел на Фебу. Словно размышлял, почему все эти годы семья скрывала девушку от посторонних глаз.

— Понятно. — Он пожал плечами, так и не решив для себя, верить Фебе или нет. — Чем я могу вам помочь, леди Нандитесс? Заказать для вас два номера на ночь?

Феба постаралась ничем не выдать своей радости.

— Да, благодарю вас… ах… — Мужчина поклонился:

— Простите мою невежливость, я не представился. Мое имя Сомерс Буд-Джеймсон.

Феба валилась с ног от усталости и пребывала в панике, опасаясь, что Рейф никогда по-настоящему не очнется. Поэтому в ответ она только с достоинством кивнула и проговорила:

— Да, если вас не затруднит… Закажите два номера, пожалуйста.

Когда Буд-Джеймсон ушел, Феба села возле Рейфа, чтобы осмотреть его. Она обнаружила большую шишку и рану, из которой текла кровь. Но к счастью, рана была неглубокой и не представляла большой опасности. У Рейфа был хороший пульс, а лицо уже не было таким бледным. Феба взяла его лицо в свои ладони.

— Рейф, милый… очнитесь! Пожалуйста, очнитесь!

Рейф зашевелился, и его веки дрогнули, но окончательно он не очнулся. Феба была так обеспокоена его состоянием, что не сразу заметила, когда вернулся Буд-Джеймсон. Он приведет людей, которые помогут перенести Рейфа в отдельный номер.

Однако выяснилось, что тот номер, в котором они сейчас находились, был единственным свободным во всей гостинице. Была еще одна комнатушка на чердаке, но там разместили раненых слуг.

— Я подумал, что вы захотите быть рядом с вашим братом, чтобы за ним ухаживать, — сказал Буд-Джеймсон.

— Да, благодарю вас. — Феба понимала, что не проявляет должного уважения к человеку, который был к ним так добр, однако постаралась как можно скорее выпроводить всех из номера. Она опасалась, что кто-нибудь расслышит бессвязное бормотание Рейфа и догадается, о ком он говорит.

— Феба, где вы? — снова и снова невнятно повторял Рейф, продолжая пребывать в забытьи.

Буд-Джеймсон пообещал позаботиться о враче для Рейфа и их раненых слуг и вместе со всеми вышел из номера.

Феба валилась с ног от усталости. Необходимость разыгрывать спектакль, выдавая себя за другого человека, а также страх разоблачения отняли у нее последние силы.

Когда их оставили одних и дверь закрылась, Феба вздохнула с облегчением. Она некоторое время стояла, прислонившись спиной к двери, а затем бросилась к Рейфу. Она с тревогой потрогала его лоб и бережно поправила прядь волос, упавшую ему на лоб. О, слава Богу, он жив, и с ним все будет хорошо! Теперь они в безопасности.

Затем, неожиданно для себя, Феба села на пол возле кровати и, закрыв лицо руками, заплакала навзрыд. Она плакала от усталости и от груза пережитого этой ночью. Феба плакала долго, пока не кончились слезы, и она постепенно начала успокаиваться.

Феба опустила глаза и с досадой посмотрела на свое новое шикарное платье, которое надела в этот вечер для того, чтобы соблазнить своего жениха и разжечь в нем хоть искру страсти.

Феба поднялась на ноги и разделась. Она так торопилась избавиться от ненавистного наряда, что от него отлетело несколько пуговиц. Первой мыслью было бросить платье в огонь, однако она вовремя спохватилась, вспомнив, что у нее нет ничего другого. Поэтому Феба ограничилась тем, что швырнула платье в угол, а затем, в одном белье, подошла туда, где стоял кувшин с водой.

Она умылась, смывая с грязью следы слез и треволнений этой ночи. Затем, взяв самое мягкое из полотенец, Феба омыла водой лицо Рейфа, с нежностью вглядываясь в милые ее сердцу черты. Как же ему досталось! Наверняка Рейф так ожесточенно дрался потому, что защищал свою даму — ее, Фебу. От этой мысли ее сердце сжалось и защемило, наполняясь нежностью и благодарностью к Рейфу.

Ее сердце наполнялось любовью…

Любовью… Эта любовь росла, и крепла, и разливалась теплом в ее груди, заполняла собой все ее существо, больше не сдерживаемая разумом.

Феба больше не могла скрывать это чувство от самой себя. Одновременно с этим только что сделанным открытием в ней зрела уверенность, что эта ее любовь никогда не погаснет и что она поселилась в ее сердце навсегда.

Она любит Рейфа.

А он любит ее.

Только в этот момент Феба осознала, что больше всего боялась не осуждения света. И не страх огласки и последствий скандала останавливал ее все это время и был причиной ее малодушия. Феба боялась того, что на самом деле она нелюбима. Что все снова будет так же, как с Терренсом. Она с ужасом узнавала эту душевную боль и эту незащищенность. По всем приметам это была любовь.

Любовь…

Вот и с Терренсом тоже было так… Феба полюбила его всем сердцем, и для нее это закончилось очень печально. Это вылилось в долгие годы страданий и унижений. С тех самых пор где-то глубоко — возможно, где-то в глубине ее подсознания — поселилась уверенность в том, что любовь к мужчине грозит бедой, что она всегда несет с собой такую душевную муку и сердечные раны, исцелить которые до конца невозможно.

Как же она была глупа! Любовь — это не напиток, от нее нельзя, попробовав однажды, отказаться. Ее нельзя избежать, ее нельзя запланировать. Она всегда застигает врасплох и ударяет из-за угла, как бандит с большой дороги, если большой дорогой называть саму жизнь. Любовь — удел избранных и дерзких счастливцев.

И Феба теперь — среди их числа.

Господи! Как все просто, оказывается! Последние десять лет Феба жила, как слепая, в мире унылых, серых красок. И только сейчас увидела все так ясно и четко, словно внезапно пелена упала с ее глаз. Феба слышала когда-то, что трудности закаляют человека. Что страдания возвышают душу и делают человека лучше. Значит, и с ней произошло то же самое. И Феба была этому несказанно рада.

Ее сердце переполняла любовь. А значит, она не будет ни рассуждать, ни строить планы. Она будет просто любить. Потому что она знает только одну, но главную истину: она женщина Рейфа, а он ее мужчина.

В дверь постучали: пришел лекарь. Феба нежно поцеловала Рейфа в губы и прошептала:

— Я люблю тебя. И буду любить всегда.

Завернувшись в плащ, она открыла дверь.

Заявив, что лорду Марбруку нужен покой и сестринский уход, доктор ушел. Произнося слово «покой», доктор выразительно посмотрел на Фебу. Похоже, избитые уловки в виде рассказов о молодых людях, путешествующих по ночам со своими хорошенькими молодыми сестрами, давно не казались правдоподобными опытному врачу.

Феба села на край кровати, на которой лежал Рейф. Глядя на него с нежностью, она бережно поправила прядь волосу него на лбу. Продолжая оставаться без сознания, Рейф повернул лицо к Фебе, словно почувствовал ее присутствие.

Любовь…

Сейчас это еще робкое и уязвимое чувство. Словно делающий первые шаги ребенок. То, что Феба когда-то испытывала к Терренсу, не шло ни в какое сравнение с ее чувствами к Рейфу. Это было все равно что сравнить один-единственный чахлый цветок с целым садом прекрасных роз. Феба любила этого лихого и до невозможности красивого повесу. Его очарование обезоруживало, а красота притягивала взоры окружающих. Но Феба была единственной, кто разглядел то, что скрывалось за привлекательной внешностью Рейфа и за безупречными манерами блестящего молодого человека, что в конечном итоге покорило ее сердце навеки — благородную душу Марбрука и крайнее одиночество, которое его тяготило.

Да, Рейф — далеко не ангел. За ним тянется длинный шлейф связей без любви. Способен ли такой человек на длительную привязанность? Готов ли к серьезному чувству? Может ли Феба стать для Рейфа единственной? Чтобы он больше никогда даже не засматривался на других красоток? Стоит ли Фебе ставить на карту свое будущее, доверившись этому, в сущности, не уверенному в себе человеку с неприкаянной душой?