Куда же ей деваться? О Господи! Этот дом кишмя кишит мужчинами.

В другом конце коридора находилась еще одна дверь. Может быть, там можно спрятаться от всех? Это был чулан, дверь которого замаскировали под обшивку стены. Не долго думая Феба юркнула внутрь и, осторожно закрыв за собой дверь, прислушалась. Никто не заметил, как она сюда вошла? Ее укрытие не обнаружено?

Шаги в коридоре стихли. Двое мужчин — Брукхевен и Марбрук — остановились у кладовки.

— Ах, Рейф, я так рад, что тебя увидел! Я хотел поговорить с тобой о моей невесте.

О Боже! Теперь ей придется подслушивать. Не закрывать же уши!

– О Фе… О мисс Милбери? — с тревогой в голосе переспросил Рейф.

Колдер откашлялся.

— Знаешь, Рейф, я стал замечать, что ты, на нее откровенно пялишься. И такое впечатление, что вечно крутишься возле нее. Даже слуги начали шептаться.

Вот напасть! Кто-то видел их в кладовке… или в гостиной… или в холле…

О Господи! Они с Рейфом так увлеклись, что начисто забыли об осторожности…

У Фебы гулко заколотилось сердце и зашумело в ушах. О Боже! Что их ждет? Скандал… Позор… Бесчестье… О нет! Только не это!

— Ну и что? — Рейф насторожился, готовый в любую минуту дать отпор.

— Полно тебе, не сердись на меня. В конце концов, в твоей дурной репутации виноват не кто-нибудь, а ты сам. Сам во всем виноват. Как ты можешь ожидать от меня, чтобы я закрывал на все это глаза? Или думаешь, мне все равно?

— Именно так я и думаю. Кажется, ты и в грош не ставишь то, что мне по-настоящему дорого.

— Ты это о брукхевенском поместье?

О поместье? Так, значит, братья ссорятся не из-за нее, а из-за усадьбы?

— Разумеется, я говорю о Брукхевене! — В голосе Рейфа звучала досада. — Любые мои предложения, касающиеся поместья, ты встречаешь в штыки!

Колдер фыркнул:

— Рейф, ну что ты в самом деле? Не смеши меня. Неужели ты всерьез думаешь, что в состоянии судить о том, что хорошо и что плохо для такого большого и сложного в управлении имения, как Брукхевен?

После этой фразы последовало долгое молчание. Потрясенная Феба затаила дыхание. Понимает ли Колдер, как обидел брата своими словами? Отдает ли себе отчет, что задел его за живое?

Когда Рейф наконец заговорил, его голос был таким тихим, что Фебе пришлось напрячь слух, чтобы расслышать его слова.

— Почему же, по-твоему, я на это не способен? Неужели только потому, что моя мать была не такой, как надо? — В его словах слышалась обида. — Или ты считаешь, что тот факт, что я появился на свет вне брака, неизбежно влечет за собой мою умственную неполноценность?

Колдер занервничал.

— Брось, Рейф! Это смешно. Никто не обвиняет тебя в умственной неполноценности. Все знают: у тебя светлая голова… Вопрос в том, когда ты наконец станешь ею думать.

— Ах вот, значит, как! Оказывается, я не склонен принимать обдуманные и взвешенные решения? В таком случае скажи на милость: кому из нас двоих пришло в голову сделать предложение женщине, с которой ты ни разу не встречался лично?

Ну вот. Разговор снова зашел о ней.

— Причины, по которым я решил не откладывать дело в долгий ящик, и мое скоропалительное предложение мисс Милбери к нашей беседе не имеют никакого отношения, — недовольно пробурчал Колдер.

«Да? Как жаль!» — с досадой подумала Феба, горя желанием услышать продолжение. Новый поворот в разговоре еще сильнее разжег ее любопытство.

— Полагаю, если бы ты ответил на этот вопрос честно, возможно, нам пришлось бы решить это где-нибудь в другом месте или… драться на дуэли.

Феба похолодела от ужаса. О Боже! Что она натворила? Вбила клин между родными братьями!

Или только обострила вражду и соперничество, которые существовали между ними задолго до ее появления в этом доме, возможно, годами? Может быть, Феба — только очередной повод для сведения счетов между братьями?

— Ты снова пил? — спросил Колдер покровительственным тоном, стараясь скрыть тревогу.

Рейф тяжело вздохнул. Феба, замерев, ждала и молила Бога о том, чтобы дело не приняло серьезный оборот.

— По правде говоря, нет, — более непринужденным тоном ответил Рейф. — И капли в рот не брал с тех пор, как здесь появились дамы.

Феба услышала удаляющиеся шаги Рейфа.

— Хотя несколько минут твоего братского участия в моей судьбе возбудили во мне огромное желание напиться до беспамятства! — оглянувшись, крикнул он Колдеру.

Шаги стихли, и в коридоре наступила тишина. Феба не знала, здесь ли Брукхевен или уже ушел, и боялась приоткрыть дверь, чтобы посмотреть.

И в этот момент услышала, как Колдер пробормотал себе под нос:

— Провались ты пропадом, проклятый дом! Иди ко всем чертям!

Услышав такое святотатство, Феба в ужасе округлила глаза. Ее потрясли не сами слова — она слыхала и более грязные ругательства, а тот факт, что они слетели с языка скупого на эмоции, холодного и сдержанного маркиза Брукхевена, слывшего святошей.

Оказывается, она была не единственной, в ком лорд Рейфел Марбрук вызывал сильные эмоции — пусть и совершенно противоположные тем, что испытывала она.

Затем Феба услышала, как Брукхевен направился прочь, шагая по коридору с несвойственной ему поспешностью.

Продолжая стоять в кромешной темноте, Феба чувствовала себя так, словно пелена неожиданно упала у нее с глаз.

Она только что видела здесь двух жадных и голодных псов, которые кружили вокруг нее, словно вокруг вожделенной косточки, и каждый из псов непременно хотел ее заполучить.

Марбрук чувствовал, что больше не в силах это выносить. Было очевидно, что Феба избегает его. Впрочем, это к лучшему.

Но ему было тяжело.

День, проведенный без нее, казался ему адом. Марбрук испытывал такую сильную душевную муку, что это его пугало. Без Фебы он чувствовал странную пустоту в душе. И ничего не мог с этим поделать. Ситуация была безвыходная. Ничего другого не оставалось, как покинуть этот дом. Он должен немедленно уехать. Наверняка Колдер будет спрашивать его о причинах столь поспешного отъезда. Поэтому нужно поскорее придумать что-то убедительное.

Когда Рейф вошел в кабинет брата, тот, одетый по-дорожному, стоял у стола и собирал какие-то бумаги, складывая их в кожаную папку.

— Куда-то собираешься?

Колдер, не отрываясь от своего занятия, взглянул на брата, а потом снова склонился над столом.

— Да. На фабрике был ночью пожар. Нужно срочно оценить размер ущерба.

Рейф скрестил руки на груди. Он считал, что непомерное увлечение брата делами фабрики отвлекает его и мешает заниматься усадьбой, которая требовала к себе внимания.

— Разве у тебя нет работников, у которых есть свои работники, в чьи обязанности входит следить за всем этим вместо тебя?

Колдер усмехнулся и закрыл папку.

— Конечно, есть. Но поехать лично и решить все на месте гораздо эффективнее и быстрее.

— А как же Фе… мисс Милбери?

— А при чем здесь мисс Милбери? Мои дела ее не касаются.

«Да, мой дорогой братец. Ты ни за что не подпустишь Фебу к себе по-настоящему. То же самое было и с Мелиндой. Неудивительно, что бедняжка чувствовала себя несчастной и нашла утешение в романе на стороне. Неблагодарный! У тебя есть настоящее сокровище: прелестная невеста, у тебя есть все — но ты не ценишь этого!»

Однако Рейф не осмелился высказать это вслух. Сам же Колдер никогда не вспоминал Мелинду. Никогда.

— А разве вы с мисс Милбери не собирались сегодня куда-нибудь?

Колдер, который, сунув папку под мышку, в этот момент уже направлялся к двери, на мгнбвение остановился.

— Проклятие! Театр!

Он снова вернулся к столу и, обмакнув пера в чернила, торопливым почерком написал записку и, свернув листок вдвое, небрежно сунул Рейфу. А сам поспешил к выходу.

— Позаботься, чтобы это попало ей, в руки. Я спешу. Лошадь уже запрягли.