— А вам, значит, мисс, букета ни разу не досталось?

— Ну я же попросила сменить тему.

— Дико извиняюсь.

— Почему дико, а не цивилизованно?

И оба вдруг одновременно засмеялись. Гостья — сдержанно, щадя травмированные губы и щеки.

Хозяин же хохотнул на всю мощь.

Собака, встревоженная непонятными звуками, вскочила и, метнувшись к двери, вернулась на место у стола с рацией.

Опасения Алисы оказались напрасными.

А за единственным окном, смотрящим на незамерзающий ручей, усиливалась и усиливалась ветреная метель и резвилась колючая пурга.

Но внутри протопленной избы держалась точно такая же температура, как в тренировочном отсеке, имитирующем орбитальный борт.

Принцесса улыбнулась и закрыла глаза.

Рев стихии за надежными бревенчатыми стенами напоминал гул ракетных сопел на старте, гул, но тысячекратно меньший и совсем не управляемый.

Две пары внимательных глаз следили за погружением спасенной американки в дремоту.

Гостья очнулась минут через двадцать.

Лайка подошла к лежащей мисс и ободряюще лизнула расслабленную ладонь.

Егерь первым нарушил затянувшееся молчание.

— Извините меня за болтовню, но я так долго не беседовал ни с кем… — Студент грустно и виновато улыбнулся. — Кроме собаки.

— Правда? — прошептала разбитыми губами американская гражданка. — Сорри, больно… чуть-чуть.

— Через пару дней пройдет. Кстати, для поправки рекомендую выпить.

— Рашен водки?

— Нет, водку предложу позже, когда оправитесь. У меня есть такая прелесть, настоянная на кедровых орешках. А в данный момент угощайтесь клюквенным морсом.

Егерь протянул американке большую алюминиевую кружку, наполненную до краев чем-то темно-кровавым.

— Морсом?

— Ну это как бы сок, только вареный. Я клюкву по осени собрал, два мешка. На моховом болоте. Нынче для клюквы год урожайный. Значит, и рябчиков будет много, и глухарей, и прочей живности пернатой.

— Значит, сок… — Американка приняла кружку. — Из развесистой клюквы.

— Развесистую клюкву только в вашем Голливуде сыщешь. У нас же клюква обыкновенная. Да пробуйте, не стесняйтесь.

Американка сделала первый осторожный глоток.

Губы резануло какой-то приятной кисло-горько-сладкой теплотой. Еще глоток… и еще. Тошнота пошла на убыль.

— Давайте-ка до дна.

Американка подчинилась.

В горле, пищеводе и желудке образовалась устойчивая благодать.

— Класс!

Американка вернула пустую кружку хозяину.

— Кстати, доказано медиками: клюквенный морс выводит из организма шлаки, радикалы, холестерин и даже радиоактивные элементы!

Лайка, задорно гавкнув, подтвердила суперполезность ягоды клюквы.

— Не шуми, Алиса.

— Сенкью!

Американка достала из потайного кармана расстегнутого комбинезона чистый платочек и осторожно промокнула губы.

На чистейшем батисте отпечатался кроваво-клюквенный след припухших губ.

— Полегчало?

— Ощущение, будто меня изнутри чем-то нагревают до температуры кипения воды. Да, на чем мы остановились?

— Я декларировал свою ненависть к телевидению. По-моему, одна передача о маньяке порождает не меньше двух потенциальных маньяков. Они же смакуют любое извращение, они же упиваются подробностями! Лучше бы каждый день в прайм-тайм демонстрировали свежие новости из камеры осужденных на пожизненное заключение.

— Это вряд ли поможет. Наш общештатовский ночной канал ведет прямые репортажи о казни самых закоренелых преступников. А толку?

— С рекламой новой модели электрического стула?

— Почему вы, русские, знаете только электрический стул? У нас, как известно, самая развитая демократия в мире. Так что приговоренный на казнь сам выбирает — между ядом, газом и током.

— Скудный ассортимент.

— Может, поговорим о чем-нибудь более веселом?

— Давайте я расскажу вам о привычках дикого соболя.

— Лучше развейте мои опасения.

— Насчет чего?

— Как я подозреваю, радиоприемника здесь тоже не имеется.

— Совершенно верно. По той же причине. То есть из-за врожденной аллергии на всякую чушь.

— О газетах я уже не спрашиваю… — Американка мужественно улыбнулась. — Ни о старых, ни, тем более, о новых.

— Газеты ненавижу больше всего — сплошная некрофилия. Это же абсурд, когда сенсациями становятся только мертвые. Надо писать о счастье, о любви, наконец, а не о катастрофах, несчастных случаях и преступлениях.

— Да, о любви нынче писать совсем невыгодно.

— И я про то же… — Хозяин почесал верную собаку за ухом. — Мы с Алисой за позитивный взгляд на мир.

— Кстати, о мире. А Интернет вы тоже игнорируете?

— Само собой. В эту сеть только влезь — и, считай, пропало. Вот я в летний период неоднократно наблюдал, как очередная глупая мошка попадает в расставленную паутину. Бац — и влипла. Подергалась-подергалась, а надежды вырваться — уже никакой. И замерев, ждет, дурочка, когда в нее вопьются жадные мандибулы.

— Слово какое страшное — мандибулы.

— Есть и пострашнее. Вот, например, если взять ротовой аппарат энцефалитного клеща…

— А можно о чем-нибудь хорошем?

— Молчу, молчу.

— А телефоном вы тоже брезгуете?

— Разумеется. Еще не хватало, чтобы меня доставали всякие кретины вздорными эсэмэсками! Самая горячая девушка, самая холодная сосиска! А эти голоса роботов, с железной настойчивостью сообщающие об очередных льготах провайдера!..

— Так что, у вас вообще нет связи с людьми?

— Есть. — Хозяин указал пальцем в сторону грубо сколоченного стола, на котором, кроме тусклой лампы под металлическим абажуром, находилось устройство, помигивающее индикатором и манящее шкалой настройки.

— Рация! — воскликнула облегченно американка. — Рация!

— Была рация.

— Аккумуляторы сели?

— Нет, — хозяин почесал собаке за вторым ухом. — Кстати, мой позывной — «Студент».

— А мой — «Принцесса».

— Красивый позывной.

— Я сама выбрала.

— Тогда, может, перейдем на «ты»?

— Не возражаю.

— А как будет уменьшительное от «Принцессы»?

— Зови, если хочешь, Принси.

— Тогда меня, наверное, переделаем в Стью, Коротко и симпатично.

— Стью, так что там случилось с рацией?

— Мачту с антенной свалил рухнувший вертолет.

Егерь изобразил руками схему произошедшей катастрофы.

— Примерно вот так.

— Значит, связи с внешним миром никакой?

— Увы, Принси, увы.

— Значит, до сих пор никто не знает… — Принцесса откинулась на подушку. — Никто не знает, что я осталась в живых!

— Наверное, тебя пока считают пропавшей без вести. Хотя в таких катастрофах шансов уцелеть практически не бывает.

— Никто не знает, что я спаслась?

Егерь молча налил полную кружку подогретого клюквенного сока.

— Никто не знает… — недоуменно повторяла Принцесса, машинально принимая у него из рук чудодейственный напиток. — Никто не знает, что я осталась жива!

С кружки сорвались две сочные капли цвета крови и разбились о давно не крашеный пол.

— Никто не знает…

Егерь, как бы оправдываясь за порушенную антенну, присел за рацию.

— «Рысь-один», «Рысь-один», ответь «Студенту». «Рысь-один», «Рысь-один»!

Но рация в ответ выдавала только умеренный треск и беспощадные и бессмысленные помехи.

— «Рысь-один», ответь «Студенту».

— Никто не знает! — повторила Принцесса одними губами. — Никто.

Хозяин оставил рацию в покое.

И снова четыре пары внимательных глаз уставились на спасенную американку.

— А может, сорри, можно что-нибудь с антенной придумать?

— Пока не стихнет метель, что-либо делать бесполезно. Ветер штормовой, любую антенну обратно скинет. Так что будем ждать, как говорится, летной погоды.