— Договорились…

Студент вплотную занялся баней, и через полтора часа она была готова для приема гостьи.

Плоские камни раскалились до нужной температуры, позволяющей получать самый ядреный, самый крепкий, самый великолепный перегретый сухой пар.

В одной бочке побулькивал кипяток, в другой молчала холодная вода.

Четыре березовых веника размокали в деревянной бадье — засохшие скукоженные листья постепенно расправлялись и приобретали первозданную форму.

Стены, пол, деревянный настил, предназначенный для лежания и расслабления, егерь, не жалея воды, обработал кипятком из ковша.

Еще раз проветрил баню, чтобы избежать малейшего угара, и пошел звать гостью.

Принцесса встретила хозяина открытой улыбкой, словно никогда и не испытывала тех подозрений и страхов, о которых успела ему сегодня рассказать.

— Баня готова, — сообщил егерь гостье. — Можете приступать.

— Говорят, что русская парная — это что-то вроде экстремального вида спорта.

— Не знаю. Парюсь каждую субботу, и, как видишь, цел и невредим.

— Кто не рискует, тот не пьет шампанского! — лихо проговорила Принцесса, подхватывая полотенце. — Гоу!

Студент вместе с лайкой проводил отчаянную американку до холодного тамбура, где надо было раздеваться как можно быстрей и заскакивать через низкую дверь в блаженное тепло банной тесноты.

Егерь на всякий случай решил остаться в тамбуре на все время пребывания в бане Принцессы.

Мало ли чего может случиться непредвиденного.

А пока она еще не разделась, надо как следует ее проинструктировать, как перед космическим полетом.

— Принси, пожалуйста, выслушай меня очень внимательно.

— Лекция о русской бане!

— Да, я тебя сейчас посвящу в священную технологию, как наиболее эффективно пользоваться березовыми вениками.

— Стью, не надо.

— Что не надо?

— Про веники.

— А тебе твоя русская бабушка когда-нибудь рассказывала про банную методу?

— Нет.

— Но поверь, без веника точно не будет ни драйва, ни кайфа.

— Верю.

— Тогда делаешь так…

— Стью, ты можешь помолчать?

— Пожалуйста.

На всякий случай егерь изобразил на обветренном лице досаду — ему так хотелось показать себя знатоком настоящей русской бани в сибирском исполнении.

— Стью, я хочу, чтобы ты остался и все сам мне продемонстрировал, — сказала Принцесса, нерешительно стягивая комбинезон. — Тебе это не будет неприятно? Ведь я же тебе нравлюсь?

— Само собой… — Студент хотел отвести взгляд от полуобнаженной американки и не мог. — А у тебя замечательная грудь.

— Спасибо, — смущенно улыбнулась Принцесса. — Только ты не смотри на меня, а раздевайся.

— Ты не шутишь?

— Мне не до шуток. — Принцесса почти совсем избавилась от комбинезона. — Раздевайся, Стью, и побыстрей!

— Честно сказать, я на подобное приглашение даже и не рассчитывал.

— Не ври. Я знаю, ты баню специально придумал, чтобы увидеть меня обнаженной… — Не договорив, Принцесса освободилась от последних одежд и шагнула к низкой двери, ведущей в знаменитую сибирскую баню. — Так что поторопись, пока я не передумала.

Студент обалдело и зачарованно проводил влюбленным взглядом изящную обнаженную фигуру.

В комбинезоне Принцесса смотрелась не так эффектно.

Дверь за смелой американкой захлопнулась, и егерь начал в ускоренном темпе скидывать с себя все, что мешает банному процессу.

Прежде чем открыть дверь, он почему-то трижды перекрестился.

Лайка рванулась за хозяином.

— Нет, Алиса, тебя туда никто не приглашал. — Егерь за шкирку вытащил собаку наружу из тамбура. — Сторожи!

Собака обиженно взвизгнула, но подчинилась.

Полностью оголившись, Студент рванул на себя заветную дверь, робко переступил через высокий порог и застыл возле бочки с холодной водой, в которой плавал деревянный резной ковш, выточенный им лично из кедровой плахи в такие же ненастные дни, как сегодняшний.

Студенту хотелось прямо сейчас признаться в любви к Принцессе.

Она совсем другая, совсем не похожа на тех женщин, из-за которых он спрятался от всего мира в сибирских снегах.

Это не грудастая старшая медсестра из реанимационного отделения, обожавшая после неизбежных визитов в морг березовые рощи и сосновые кущи.

И не всепонимающе улыбающаяся невеста будущего политического функционера.

И тем более не Алиса, у которой на прекрасные глаза наворачивались фальшивые слезы, прикрывавшие коварные планы.

Студенту очень хотелось прямо сейчас признаться в любви этой милой и искренней Принцессе.

Но заветные слова никак не хотели произноситься.

То ли потому, что ему не приходилось еще объясняться о столь высокой материи совершенно голым, то ли от инстинктивного страха не получить долгожданного ответа.

Студент вернулся к порогу и повторно — да посильней — захлопнул проконопаченную дверь, обитую снаружи войлоком, а изнутри — наборной рейкой.

Чтобы не оставлять будущему ядреному пару ни шанса просочиться на мороз.

Ни шанса…

Он старался не пялиться на голую девушку, которая все еще стояла между бочкой, наполненной кипятком, и деревянным настилом, предназначенным для удобного лежания.

— Погоди-ка, сейчас сполоснем лучшее лежбище в мире.

Он дотянулся до ковша и сдвинул с бочки, в которой булькал кипяток, тяжелую плотную крышку из самого крепкого сибирского дерева — лиственницы, дерева, которое, в отличие от других представителей хвойных, на зиму сбрасывает пожелтевшие иглы, чтобы по весне сочно зазеленеть новенькими побегами.

— Отойди, пожалуйста, немного.

— О'кей.

— Только держись подальше от печки.

— О'кей.

Она шагнула в сторону застекленного, узкого, с диагональю три дюйма оконца.

Одной рукой прикрывая груди, покрывшиеся гусиной кожей.

Другой — рыжеватенький лобок.

Он взглянул мельком, отвел еще не распаленный взгляд и окатил кипятком выскобленные до полной гладкости доски.

— Не стесняйся, занимай лучшее место.

Она покорно и неторопливо присела на краешек деревянного настила, возвышающегося над полом.

В полумраке она казалась ему совсем не земной женщиной, а каким-то другим, гораздо более ранимым и хрупким созданием, упавшим то ли с облаков, то ли со звезд.

Он снова набрал полный ковш кипятка и вернул тяжелую крышку на место.

— Объявляется минутная готовность.

Голос его звучал торжественно и величаво, как при запуске космического межпланетного корабля.

Она, осваиваясь, прилегла на мокрый настил спиной к оконцу.

Он нацелил ковш на камни, светящиеся в полумраке багрянцем.

— Объявляется обратный отсчет.

Она плотно сжала колени, подтянув их к груди.

Так ее учили приземляться на парашюте, чтобы смягчить встречу с землей.

— Семь!

Едва заметный отблеск раскаленных камней ложился на ее замершее бедро.

— Шесть!

А свет от оконца — ровный, матовый, чуть-чуть усиленный снежным отблеском, ровно мерцал на ее девичьей шее, напряженной от необычности происходящего.

— Пять!

Она виновато улыбнулась и начала аккуратно менять положение.

— Четыре.

Теперь он видел только ее круто согнутую спину с едва угадываемым позвоночником и острыми лопатками.

— Три.

Лишнего веса в ней не было ни грамма.

— Два!

Нет, лучше обнаженной женщины нет ничего в этом мире.

— Поехали!

Он плеснул кипяток на камни и, подгоняемый волной перегретого сухого пара, ринулся к лежбищу.

Пар опередил его, лаская горячо и дерзко еще никем не целованные плечи, шею, торс, поясницу и тазобедренную классическую точеность скованно лежащей на деревянной лавке девушки.