Она завернулась в свежую простыню и легла набок, поджав колени.

Он осторожно накрыл ее тяжелым полушубком.

— Дорогая, тебе надо поспать.

— Хорошо, милый.

— А я пока пойду в бане приберусь.

— Стой.

— Хочешь, чтобы я тебя побаюкал?

— Хочу.

— Отлично. — Студент придвинул табурет как можно ближе. — Может, колыбельную спеть?

— Нет.

— Почему?

— Скажи, ты любишь меня?

— Зачем задавать нелепые вопросы, которые не требуют ответа?

— Нет, скажи все-таки — любишь?

— Люблю! — Студент поцеловал Принцессу чуть ниже розовеющего после банных испытаний уха. — Люблю!

— А ты знаешь, что я тебя обманула самым мерзким образом?

— Хочешь сказать — это была не девственная плева?

— Фак!

— Так ты еще и ругаться умеешь?

— Ты можешь не перебивать? Мне очень трудно говорить, а тем более правду.

— Извини, дорогая, извини.

Принцесса тут же получила сатисфакцию в виде череды поцелуев от макушки до пяток.

И самых интимных ласк.

— Не балуйся.

Студент выпрямился и демонстративно сложил руки на груди.

— Я понимаю: тебе необходим отдых, понимаю.

— Сейчас я тебе все скажу, и можешь быть свободен часа на три.

— Только не вздумай сказать, что ты отдалась мне без любви, а ради научного эксперимента.

Студент сердито надул щеки и выпятил губы.

— Мой хороший, мой единственный и неповторимый…

— Приятно слышать.

— Не перебивай, прошу.

— Извини, извини, извини.

— Я, как бы это правильно выразиться по-русски… Не то, что ты обо мне думаешь.

— Так ты не американская космонавтка?

— Астронавт я, астронавт, но не профессиональный.

— Это как понимать?

— Я должна была отправиться на Международную космическую станцию в качестве туриста.

— Стоп, стоп, дай сообразить.

— За собственный счет.

— Ты намекаешь, что у тебя много денег?

— Очень много.

— Никогда бы не подумал.

— Почему?

— Потому что деньги, особенно слишком большие, портят людей.

— Не всех.

— Но ты совсем не похожа на чересчур богатую особу, совсем не похожа. — Студент для подтверждения своих недоуменных слов чмокнул Принцессу в щеку. — Совсем не похожа.

— Увы, Стью, но я и правда в некотором роде принцесса. Дочь автомобильного короля.

Принцесса закусила губу, ожидая бурной реакции на сногсшибательное заявление.

Егерь лишь усмехнулся.

— А я — царь всех сибирских соболей.

— Стью, я серьезно — мой папочка входит в первую десятку американских миллиардеров.

— В первую десятку миллиардеров, — повторил егерь. — В первую десятку…

Наконец-то мельтешение и неразбериха событий последних трех суток прекратились, и смутные фрагменты сложились в четкий и логичный узор, от которого повеяло…

— Дочь миллиардера!

Егерь осторожно поцеловал самую желанную невесту мира в губы.

Та даже не ответила.

Он повторил поцелуй, но более страстно.

Результат отрицательный.

— Похоже, Принси, ты не шутишь.

— Но мы же не выбираем, в какой семье родиться.

— Кому как повезет.

— Вот и в любви то же самое.

— Значит, нам повезло?

— Конечно.

— Может быть, Принси, ты и права.

— Конечно, права.

— По крайней мере, будет что вспомнить.

— Мне тоже… Ты огорчен?

— Да практически нет. Видишь ли, я и так не питал особых иллюзий. Так как смешно думать, что американка променяет Международную космическую станцию на сибирскую таежную избушку.

— Хочешь, я скажу отцу, и он здесь такой райский уголок для тебя устроит — спутниковую связь, телевидение, дополнительное благоустройство…

— И мы будем каждый день с тобой беседовать по телефону.

— Я не против. Ты будешь мне рассказывать про соболей, я тебе — про невесомость.

— Нет, мне как-то не хочется возобновлять активные контакты с цивилизацией.

— А со мной?

— Принси, давай договоримся так. Когда ты уедешь, я буду просто мечтать, что, быть может, когда-нибудь ты вернешься. А телефон только все испортит.

— Боишься, что однажды я объявлю, что выхожу замуж?

— Да.

Замолчали.

Принцесса понимала, что после такого признания не надо больше никаких слов.

Студент же пытался убедить себя, что по большому счету ничего ужасного не произошло.

Подумаешь, дочь миллиардера.

Не инопланетянка же, в конце концов.

Обыкновенная женщина, обремененная капиталом.

Конечно, никогда не быть ему женихом той, которую он любит. Не быть…

Егерю надоело терзаться, прикидывая недоброе будущее, и он деловито вернулся в почти невероятное настоящее.

Факт, как говорится, налицо: американская миллиардерша отдалась ему по доброй воле и согласию.

А это дорогого стоит.

Не каждому такое доводится испытать, далеко не каждому.

Так что хватит нюни распускать.

Подумаешь, дочь миллиардера.

Не инопланетянка же, в конце концов.

Обыкновенная женщина, обремененная капиталом.

— Принси, лучше посоветуй отцу…

— Что? Стью, что?

— Лучше посоветуй отцу, чтобы на месте гибели вертолета поставили какой-нибудь памятник.

— О'кей. Закажем самому лучшему дизайнеру черную мраморную стелу с позолоченным вертолетом.

— По крайней мере, эта трагедия, подарившая мне самые счастливые дни моей жизни, будет увековечена.

— Самые счастливые дни, — повторила срывающимся голосом Принцесса. — Самые, самые…

И она вдруг зарыдала, не сдерживая ни слез, ни воплей, ни соплей.

Егерь не стал утешать миллиардерскую дочку.

Он подозвал отдохнувшую лайку.

— Ну что, красавица, пойдем подышим свежим воздухом? — В сопровождении верной собаки егерь, не оглядываясь, двинулся к двери. — Пусть наша гостья отоспится как следует.

Хозяин выпустил собаку на крыльцо и сам вышел следом.

— Пусть выспится…

Нарыдавшись, Принцесса уткнулась в подушку.

Теперь ей предстояло подвести хотя бы предварительный итог случившемуся.

Она никак не могла определиться в оценке того, что произошло, — то ей казалось, будто она совершила самую большую глупость на свете, то, наоборот, хотелось верить в сбывшуюся мечту, в мечту, которая осуществилась только наполовину.

Принцессу подташнивало, как после кросса по пересеченной местности.

Принцессу ломало от основания черепа до пяток, словно после центрифуги, настроенной на десятикратную перегрузку.

И особенно ныло и саднило там, где полагается, и чуть глубже.

Но она все принимала как должное и терпела.

Она привыкала к тому, что не менее получаса назад стала женщиной во всех смыслах этого изумительного слова.

Женщиной!

А ведь эта холеная красота могла остаться не востребованной ни одним настоящим мужчиной.

Женщиной!

А ведь эта принципиальная девственность могла уйти в мир иной, так и не познав ни любви, ни секса, ни взрывчатой смеси этих самых изумительных, самых непредсказуемых, самых желанных чувств.

Женщиной.

Теперь что бы ни случилось в дальнейшем, теперь какие бы зигзаги ни выписывала ее судьба, — то, что произошло так неловко, но так нежно, мило, восхитительно, навсегда останется в ее биографии такой же поворотной датой, как день появления на свет.

Женщиной!

Принцессу подташнивало, как после кросса по пересеченной местности.

Принцессу ломало от основания черепа до пяток, словно после центрифуги, настроенной на десятикратную перегрузку.

И особенно тупо ныло и саднило там, где полагается, и чуть глубже.

Но Принцесса все принимала как должное и терпела.

Пусть саднит.

Пусть ноет.

А еще нестерпимо клонило в сон.

Но Принцесса не могла так просто заснуть, не увидев хотя бы еще раз своего милого…

И вот он вошел с ружьем на плече — герой-хантер, да и только.