Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Всю ночь допрашивал арестованных. К утру погас весь его румянец и, падая от изнеможения, прошел он в маленький интимный кабинет заснуть часок-другой на диване, пока доставят новую порцию сообщников бомбиста.

Разбитый физически, он ликовал. Во-первых, от профессиональной гордости, во-вторых же, от сознания, что после разгрома нельзя ожидать никаких сюрпризов на ближайших днях, и юбилей пройдет благополучно.

Не успел он вздремнуть, явился дежурный чиновник.

— Господин Савинков желает видеть Ваше Превосходительство по очень важному делу.

— Просите…

Великий террорист был синевато-бледен в сизой дымке осеннего рассвета. Это сообщало ему сходство с ожившим разгуливающим трупом.

— Я побеспокоил вас, господин шеф, вот по какому поводу. Сейчас вам доставят неких Черника и Садыкера. Предупреждаю вас, что это мои люди, только позавчера прибывшие из Чехии по-моему вызову.

— Да, но на них указал этот болван! — воскликнул Бузни.

— Еще бы не указать, — криво улыбнулся Савинков, — они же его и спровоцировали, а двое других моих людей помешали ему бросить бомбу.

— Значит, все это ваших рук дело…

— Моих, господин шеф, моих! Благодаря мне захвачена вся банда. Вы можете спокойно спать. Ну, что довольны вы моим первым дебютом?

— Очень. Хотя… вы знаете, этот путь… путь провокации…

— Скользкий путь, угодно вам сказать. Согласен с вами… Но такое уж это грязное дело, что без провокации и шагу не ступишь…

Светлые, холодные, как у мертвеца, застеклившиеся глаза человека с волчьим лбом встретились с карими, бегающими глазами шефа.

Глаза очень редко лгут. Слова же — почти всегда. Вот почему взглядами Савинков и Бузни сказали друг другу правду, в словах же были притворство и фальшь.

Бузни спросил:

— Какими духами вы душитесь?

— Всегда одни и те же. Английские духи «Шипр» Аткинсона, — ответил Савинков.

На самом же деле Бузни хотел сказать: «Однако, милый мой, хотя такие, как ты, революционные кондотьеры и могут принести пользу, но еще больше — вреда. Я не сомневаюсь, что за чудесное спасение Фоша и за раскрытие коммунистической шайки ты с меня сдерешь семь шкур и, во всяком случае, сделаешь изрядное кровопускание секретным фондам моего кабинета».

Савинков же хотел ему ответить: «Я тебе показал, что я могу и какая мне цена. Прошу это помнить… Моя шпага умеет разить с одинаковым искусством как направо, так и налево. Сегодня я играю одними головами, завтра другими…»

— «Шипр» Аткинсона… «Шипр» Аткинсона, — повторил Бузни. — Да, так вы говорите, что одного зовут Черником, другого — Садыкером? Я их для приличия задержу несколько часов и после тихонько освобожу. Это все?..

— Все, — губами ответил Савинков. Взгляд же его был понят шефом, как следует, по-настоящему.

— Я смертельно измотался и просплю здесь до десяти, по крайней мере, а в 12 пожалуйте к Рихсбахеру, в тот же самый кабинет. Самая лучшая конспиративная квартира. Мы позавтракаем, и заодно я вручу вам аванс под вашу дальнейшую работу и наградные вашим агентам, арестовавшим преступника.

Савинков ушел, оставив запах английских духов и впечатление синевато-бледного гальванизированного трупа.

Несколько минут шефу было не по себе. Савинков подействовал ему на нервы. Этот человек блеснул талантом своим подпольного провокатора, но, увы, нельзя на него положиться. Он далеко не из тех работников сыска, скромных, добросовестных, которые так нужны для дела. Нужно тихое ровное горение вместо ослепительных, мгновенно погасающих бенгальских огней, от которых ничего, кроме вони, копоти и чада, не остается. С этой мыслью шеф крепко уснул…

24. ПЕРЕД ВЫСОЧАЙШИМ ВЫХОДОМ

В декорированных профессором Тундой апартаментах собрались гости Их Величеств. Со времени покойного короля Бальтазара еще не было такого блестящего съезда. После войны это был первый большой прием.

Даже левые депутаты парламента, — кой-кого из них по политическим соображениям нельзя было не пригласить, — даже они, в своих новеньких, к этому дню сшитых, дурно сидящих фраках шептались между собой:

— Разумеется, все подобные торжества и балы, это — вопиющее преступление перед народом. Разумеется… Однако надо отдать справедливость, — эта буржуазная толпа имеет очень, очень импонирующий вид.

Сами же социалисты неловко чувствовали себя в этой «буржуазной толпе» и напускной демократической развязностью маскировали свое смущение, свою беспомощность, — куда девать лезущие из прицепных манжет ширококостые, плебейские руки, — плебейские, хотя некоторые обладатели их учились в заграничных университетах.

Самым непримиримым был невзрачный Мусманек, с лицом, которое забывается через пять минут, с «готовым» бантиком белого галстука, сползавшим в сторону. Вертевшийся вокруг самодовольного, одетого с адвокатским щегольством Шухтана, злой, жадный, завистливый Мусманек фыркал на все и на всех. Его возмущали туалеты и бриллианты придворных дам, их обнаженные плечи и руки, возмущали принцессы и принцы, возмущали изящные дипломаты, молодые гвардейцы, возмущало все красивое, изысканное, породистое, отмеченное вкусом и умением держаться, как дома, в этом Дворце, где сам строгий Мусманек был таким случайным, никому не нужным, никому не интересным гостем.

Тунда, во фраке уже не первой свежести, но отлично сидящем на его подвижной фигурке, с голубой лентой, с тремя звездами и несколькими цепочками, — на них, как брелоки, висели десятки миниатюрных орденов, — говорил кардиналу Звампе:

— Монархия — всегда монархия! Не так ли, монсеньор? Возьмем Пандурию. Небольшое королевство, бедный королевский Двор, а сколько живописного величия во всей этой картине! Мне случалось бывать на больших балах в Елисейском дворце у президента богатой и великодержавной Франции. То, да не то! Какая-то подделка, да и подделка второстепенная, не из важных. Здесь немного портит общее впечатление эта парламентская шушера с левых скамей… Но ничего не поделаешь. В наше время нельзя обойтись без взяток «его величеству хаму»…

Красавец кардинал, такой декоративный в своей пурпурной мантии, сочувственно улыбнулся.

— После того, как погибла Россия, вы, монсеньор, нигде такой гвардии не увидите, как у нас, — продолжал Тунда.

И вправду же, великолепны были эти гвардейские гусары в парадных белых, опушенных соболем и расшитых золотыми бранденбургами доломанах с леопардовой шкурой за плечами. Впечатление восточной феерии или балета производили офицеры мусульманских частей и королевского конвоя. Им одним полагалось оставаться в головных уборах, — частью высокие фески, частью белые тюрбаны и чалмы. Короткие красные и голубые мундиры, старинные дедовские, осыпанные драгоценными камнями сабли. Стройные, мускулистые фигуры, хищные, цепкие движения и бледно-матовые лица, черноусые мужественные лица султанских янычар.

А эти кирасиры в чешуйчатых доспехах и высоких ботфортах? Одна рука в перчатке до локтя держит массивную каску с пандурским орлом, другая опирается на гнутый эфес длинного, тяжелого, как рыцарский меч, палаша. Совсем ожившие рыцари, только что снятые оруженосцами со своих монументальных коней. Один из этих рыцарей — усатый гигант, склонившись, как только мог, почтительно беседует с миниатюрной и хрупкой Зитой. Кирасир, закованный в чешуйчатое железо, и крохотная златоволосая фея кукол…

Не выдержал министр изящных искусств, художник победил сановника… Было раз навсегда приказано лакею в заднем кармане фрака оставлять небольшой альбом. Вынув альбом, забыв, что это придворный бал, хотя Их Величества еще не появлялись, забыв про собеседника своего в пурпурной мантии, — начал Тунда волшебным карандашом своим зарисовывать поразившую его своей удивительной контрастностью пару — изящную миниатюрную Зиту и ее кавалера — Исполина. Тунда не видел, не замечал вертевшихся возле этой пары господина Рангья, — твердый воротник мундира залил кровью левантийское лицо его, — и Абарбанеля. Этот тщеславный эспаниол, в первые минуты ног под собой не чуявший от прилившегося счастья, быстро уже как-то освоился, считая дворцовые апартаменты уже чуть ли не своими. Во всяком случае, его собственный дворец обставлен хотя и с гораздо меньшим вкусом, но зато и несравненно, неизмеримо богаче.

24
{"b":"158055","o":1}