– Ты молодец, всё правильно сделала. И правильно, что мне позвонила. Запомни – ты всегда можешь на меня рассчитывать, что бы не произошло.

После еды спать не хотелось. Мы посмотрели фильм на DVD, потом играли в карты, пели под гитару, несколько раз ставили чайник и пили чай прямо на постели, роняя крошки от печенья на покрывало. Наконец в половине третьего у Юли начали слипаться глаза, и я предложила ложиться спать. Я проводила её до постели, помогла лечь, укрыла одеялом и села рядом. Юля притянула меня к себе и поцеловала в губы.

– Ложись со мной.

Я покачала головой.

– Почему?

– Потому.

– А если серьёзно?

– А если серьёзно, то ты и сама это прекрасно знаешь. Потому что ты моя ученица, а я твой классный руководитель.

– И что из этого?

– Ничего.

– Тогда иди ко мне.

– Не могу. Не имею права.

– И всё-таки я не понимаю, – Юля поднялась и села на кровати, – ну кому от этого станет лучше, если ты сейчас не останешься со мной?

– Никому не будет ни лучше, ни хуже. Просто пойми – у меня есть профессия, которую я очень люблю, а у неё есть этический кодекс, который запрещает мне вступать в сексуальные отношения с учениками.

– И ты любишь свою профессию больше, чем меня?

– Не больше. Просто по-другому. Когда ты станешь старше, ты поймёшь, что одна любовь не может отвергать или мешать другой любви. А если что-то подобное происходит, это уже не любовь, – я встала с кровати и поправила смявшееся одеяло.

– Если ты сейчас уйдёшь, то я одеваюсь и иду домой, к отцу. А если попробуешь меня задержать, то это будет расцениваться как незаконное лишение свободы.

– Хорошо, я останусь, сяду в кресло, дождусь наступления утра, и отвезу тебя домой, – я посмотрела на неё, она отвела глаза и устремила взгляд вперёд. Я снова села на кровать и взяла её за руки, – ну почему, почему так добиваешься этого? Почему тебе недостаточно того, что мы вместе, что мы лежим сейчас в одной постели, почему тебе не хватает моей любви?

– Почему? Я объясню тебе, почему. Вот ты говоришь, что мы вместе. А где мы вместе? Ведь ты ни разу даже не позвонила мне с того дня, когда мы ходили в кино. И где, с кем ты была всё это время? Я не верю в то, что ты относишься ко мне серьёзно. И не знаю, как убедиться в обратном.

– Типичная ошибка думать, что постелью можно удержать другого человека около себя. Как показывает практика, наоборот, глубина чувства часто бывает обратно пропорциональна времени, проведённому постели вдвоём.

– Да, я знаю, так поступают молодые девушки, желая поскорее выйти замуж, начиная ещё с Анны Болейн.

– Не только. В психологии есть закон нереализованного желания. Когда лучше всего запоминается то, что человек не: недоиграл, дедопел, недопил, недосказал, недоделал, в общем, недопережил – вот именно всё это и сохраняется в нашей памяти на самый долгий срок, а всё остальное затирается, и затирается тем скорее, чем быстрее исполнилось наше желание.

Юля провела рукой по моим волосам:

– Маленькая моя, маленькая моя Ира…

Она подвинулась ближе ко мне и поцеловала в губы. У меня закружилась голова, я словно начала падать куда-то, лететь вниз с оглушительно увеличивающимся ускорением, проваливаться во что-то мягкое, тёплое, обволакивающее и до осточертения желанное. Мозг молнией пронзила одна мысль: «Разве не стоит всё в этом мире бросить, швырнуть об стену, взорвать к чертям ради этой девушки, ради этого тёплого маленького комочка живой плоти, ради этого беззащитного котенка, ради того, чтобы почувствовать её губы, её руки на своём теле, ради того, чтобы раствориться в ней, в ней всей…»

После чего я встала, произнесла:

– Спокойной ночи, – выключила в комнате свет, вышла и закрыла за собой дверь. Пошла на кухню, поставила чайник. Минуты через две через дверной проём я увидела, как в прихожую влетела Юля, натянула на голову шапку, накинула на себя пальто, и, не застёгиваясь, выбежала из квартиры. Я вскочила, схватила куртку и кинулась за ней:

– Стой, Юля! Ты куда?

Она не отвечала.

Я понеслась вниз по лестнице. Когда я выбежала из подъезда, она уже бежала в метрах двадцати впереди от меня. Я побежала следом. Расстояние между нами стало понемногу сокращаться. Минут через пять, когда я была уже в шагах десяти от неё, она перешла на шаг, а затем остановилась и обернулась ко мне. Я подбежала:

– Юля, ну что, что ты наделала? Куда ты побежала? Ты ведь простынешь! – голос мой срывался.

– Что тебе нужно?

– Пойдём обратно, пожалуйста.

– И ты будешь моей?

Я молчала.

Тогда она развернулась и снова пошла, но уже шагом. Я пошла несколько поодаль от неё.

Так мы шли этой темной, безветренной и безлунной, холодной мартовской ночью в свете уличных фонарей, она – в расстегнутом пальто, я – в лёгкой осенней курточке, в которой удобно ездить на автомобиле, несколько кварталов до её дома. Когда поднялись на третий этаж, я вошла в квартиру сразу за ней, успев до того, как она закроет дверь. Тогда она, не раздеваясь, прошла в свою комнату и заперлась изнутри. В гостиной Юлин отец уже переместился на диван и спал лицом к стене, я посмотрела на него и пошла на кухню. Там я нашла на холодильнике спички, зажгла газ, набрала в пустой чайник воды и поставила его на плиту. Вспомнила, что дома оставила включённым свой чайник, и решила не беспокоиться. Подождав, когда вода закипит, выключила газ, развела себе нашедшийся на столе кофе. Время уже перевалило за четыре часа. Несколько раз вставал в туалет Юлин отец, я боялась, что опять начнётся концерт, но ему, видимо, было не этого – вставал и тут же опять ложился спать. Пару раз поднималась и Юля, но ничего мне не говорила и сразу уходила к себе. Так я просидела до семи утра, когда Юле пришла пора вставать в школу. Мне сегодня нужно было к третьему уроку, но я решила, что вряд ли её отец начнёт с утра бузить, раз уж он всю ночь проспал, и, чтобы не мешать Юле собираться, ушла домой. Там я нашла на кухне обгоревший до черна чайник, выкипевший до дна и с отволившейся эмалью. Газ я выключила, чайник выкинула в мусорное ведро. Затем позвонила в охранную фирму и вызвала на дом двух специалистов. Два крепких парня в костюмах приехали уже через полчаса. Я пригласила их в квартиру, провела на кухню, предложила кофе, и, выслушав вежливый отказ, обратилась к ним так:

– Мальчики, вот какое дело. У меня сестра, у неё муж – запойный алкоголик, сегодня ночью деньги искал, так сломал дверь в комнату дочери, она в школе учится. Короче, если можно – объясните ему, как нехорошо обижать родных людей, только умоляю, – не покалечьте. Только вот как с ключами быть – у меня их нет, а он может не открыть.

– Ключи не нужны.

– Ну и отлично. Ещё один момент – дома, по идее, кроме него никого не должно быть – сестра сейчас на работе, а племянница – в школе, но вы на всякий случай проверьте, не хотелось бы, чтобы они присутствовали.

– Будет сделано.

– Да, и ещё насчёт оплаты, мне обязательно ехать к вам в офис?

– Нет, если хотите, можете заплатить нам аванс, а по факту выполнения оплатить услугу наличными в нашем офисе или перевести деньги на наш счёт; а можете заплатить нам сейчас всю сумму, а дальше мы сами разберёмся.

– Вот, второй вариант – самое то, мне подходит. А когда вы собираетесь ехать?

Они переглянулись.

– Ну, после обеда, ближе к вечеру, у нас ещё пара адресов.

– А давайте так, я заплачу не ту сумму, которую мне сказали по телефону, а, скажем, в два раза больше. А вы поедете прямо сейчас.

– Идёт.

– Только вы до половины десятого постарайтесь управиться, а то к десяти сестра должна с работы вернуться.

– Не волнуйтесь, всё сделаем за полчаса.

– Может всё-таки кофе?

– Нет, нет, спасибо, нам пора.

Напрасно я волновалась, что Юля начнёт прогуливать занятия и устраивать мне истерики, как когда-то осенью. Она вела себя выше всех похвал. Каждое утро, встречаясь со мной в коридоре, не забывала поздороваться, правда, всегда тут же переводила взгляд на что-то другое и проходила мимо. Всегда присутствовала на уроках, внимательно слушала новую тему, конспектировала, затем, как и полагалось по плану, решала задачи. Никогда я не видела, чтобы на уроке она занималась посторонними делами или проявляла хоть толику безразличия к предмету. Сама она к доске никогда не выходила, но если я вызывала её, всегда отвечала – и всегда на отлично. Она никогда не обращалась ко мне ни по теме урока, ни по каким-либо другим вопросам, и никогда не оставалась после уроков. Никогда не пропускала классные часы, исправно дежурила по классу. Она никогда первая не заговаривала со мной, но на мои вопросы отвечала – всегда очень кратко, как правило, одним предложением. Я поражалась, откуда в этой юной девочке, ещё так недавно добивавшейся меня всеми возможными способами, взялось столько внутреннего благородства, столько силы воли выдерживать единожды взятую линию поведения, сколько не было и у меня – двадцатичетырёхлетней женщины.