— Видишь, как писать нужно? Ты про каждого пса должна знать — от чего привит, к чему приучен, какой характер у него. И фотографии следует делать хорошие!

— Чтобы люди почитали, и им захотелось собачку себе взять! — опять подала голос полная девочка.

— Да, Зоя! Теперь к месту сказала! — в глазах Лизы заиграли смешинки. — Буду звать вас "продюсерами бездомных псов"! — И она улыбнулась теплой улыбкой, совершенно преобразившей ее усталое лицо.

Теперь моя мама могла быть спокойна — больше я не сидела дома и не пялились в телевизор. Работа у Лизы забирала все мое свободное время. А по вечерам я готовила ужин отцу и садилась рассматривать старый школьный атлас. Греческий город Санта-Николае и болгарский Старый Несебр — места, где видели Морских — я могла найти на карте даже с закрытыми глазами. Дело в том, что у меня появился план. Я решила попытаться разыскать Саймона в одном из мест, указанных в старинной книге. Ведь в таких маленьких местечках, где все друг друга знают, наверняка приметят Морских. С их потрясающей красотой они не имеют шансов остаться незамеченными. Тем более они и сами стремятся к контактам с людьми. Всего два населенных пункта. Я могла бы объехать их один за другим… если бы имела деньги.

Сегодня я хотела поговорить об этом с отцом. Я собиралась попросить папу, чтобы он устроил меня на работу к себе, на Петровку, тридцать восемь. Услышав, что отец уже встал, я наскоро оделась в тонкий ситцевый халатик и вышла на кухню. Поставила чайник, заварила чай, сделала бутерброды. Отец вышел через несколько минут, приглушенно разговаривая с кем-то по телефону.

— Только через мой труп! — грозно шептал он. — Только через мой труп вы выпустите его из изолятора! На нем два убийства и… — тут он заметил меня и осекся, — в общем, я все сказал. Через час буду на месте, тогда и поговорим.

— Пап, а я как раз насчет твоей работы хотела спросить… — сказала я, пододвигая к нему тарелку с бутербродами. — Нельзя мне к тебе устроиться? Что-нибудь там на компьютере набирать… или как-то так… — я замялась, потому что не знала, чем я еще могу оказаться полезной на Петровке, тридцать восемь.

— На компьютере можно, — кивнул папа и внимательно посмотрел на меня усталыми глазами с красными прожилками в уголках. — Только это как-то совсем далеко от твоей этой психологии. Может, лучше тебе что-то другое поискать? — он пригладил взъерошенные волосы и потер глаза, отчего они еще больше покраснели.

— Ну, если честно, я не ради практики… Я денег хочу заработать…

Папа мгновенно просиял:

— Ты платье себе какое-нибудь присмотрела? Так я дам!

— Нет, пап, мне на поездку нужно. Ну, на море там, в Болгарию… Или еще куда-нибудь…

Взгляд отца вновь стал подозрительным.

— В Болгарию? Отдохнуть? Лучше ты в Бетту… — начал он и примолк, размышляя. После небольшой паузы папа сказал: — Так у нас ведь госструктура, дочка. Отпуск тебе только через полгода дадут, чтобы в эту самую Болгарию ехать…

— Н-да… — только и протянула я.

Ждать полгода я не могла и решила вечером посмотреть вакансии в газете "Из рук в руки" — может, получится устроиться куда-то временно, на месяц-два?

Я быстро убралась на кухне и стала собираться. "Продюсеров бездомных псов" ждали питомцы. Мы с командой — говорливой толстушкой Зоей и ее стеснительной подругой Анечкой — договорилась встретиться у метро.

До станции Коньково мы с девчонками доехали в полдень. Ждать автобуса не хотелось, и решили пойти пешком. Асфальт почти плавился под ногами, и от тени до тени мы перебирались короткими перебежками, таща в руках огромные пакеты с собачьим кормом, которым нас нагрузила Лиза. Не было сил ни смотреть по сторонам, ни разговаривать — хотелось как можно скорее добраться до места и спрятаться в спасительную тень. Только на неугомонную Зою жара не действовала, даже на бегу она ухитрялась терзать меня вопросами.

— Полин, а Полин! Мне идет эта прическа? — пробасила Зоя сзади, когда мы вышли на самый солнцепек.

Бесполезно делать вид, что я не слышу, — это же Зоя! Она повторит свой вопрос десять раз подряд! Поэтому я метнулась под дерево и, отдышавшись в тени, внимательно рассмотрела ее затейливо заплетенные белокурые косички, свернутые аккуратными улитками над ушами.

— Ну да, нравится! — искренне сказала я.

Мы пошли дальше. Но уже через минуту я вновь услышала;

— Полин, а Полин, а ты кого больше любишь из наших собачек?

"Наши собачки" — это псы, живущие в вольере лечебницы "Доктор Гав". Однажды в лечебницу привезли собаку, которую сбила машина. Хозяев у нее не было, заплатить за операцию было некому. Но доктор, дежуривший в тот день, пожалел пса и прооперировал. Потом "докторгавовцы" оставили его у себя — в вольере за лечебницей. Слух об этом тут же пронесся по району, и в "Доктор Гав" стали регулярно приносить, а иногда и подкидывать больных собак с улицы. Когда в вольере их собралось шестеро, медики поняли: надо срочно что-то делать — и связались с волонтерами. Те искали псам хозяев. Сначала через знакомых, потом через газеты, которые бесплатно размещали их объявления. Сейчас организуют все это "продюсеры бездомных псов" — то есть я и мои юные помощники.

— Зой, мне все собаки нравятся! — на ходу ответила я.

— А мне Рекс больше всех! Он такой умный! Как человек! Даже умнее! — тоненьким голоском проговорила вдруг молчаливая Анечка.

Мраморный дог Рекс и правда очень умный. Когда он смотрит в глаза, у меня даже мурашки по коже — кажется, что вот-вот заговорит. Но он лишь грустно вздыхает…

Наконец мы дошли до лечебницы. На лестнице аккуратного одноэтажного здания курила белокурая администраторша Алена.

— Привет, девчонки! — помахала она нам рукой с длинной тонкой сигареткой, зажатой между пальцев.

— Привет! Курить вредно! Мы к собачкам! — протараторила за всех Зоя, и мы отправились вдоль здания на задний двор. Оттуда уже слышались задиристый лай Жуки и басовитое погавкивание Малыша.

— Песики мои! — взвизгнула Зоя и принялась метаться между клетками, на ходу кидая туда гостинцы.

Собаки прыгали, как сумасшедшие. Поднялся такой гам, что я уже не слышала Зою. Только Рекс стоял молча и неподвижно, пристально глядя на меня. Я достала из сумки припасенную специально для него косточку и просунула ее между прутьями. Рекс деликатно взял ее, положил на пол клетки и снова поднял на меня грустные глаза. Я погладила его по большой голове. Рекс громко засопел, показывая, что ему очень приятно.

— Ага! Соврала! — крикнула мне прямо в ухо Зоя так, что я даже вздрогнула. — Ты его больше всех любишь!

— Зоя, как тебе не стыдно! — очень серьезно сказала Анечка. — Полина всех любит! — щеки ее вспыхнули ярким румянцем, как было почти всегда, когда она решалась заговорить.

— Ой, ну чего такого-то! Я вон Малыша больше всех люблю! — крикнула Зоя и завопила: — Малыш! Малыш! Малыш!

Черно-рыжую дворнягу не надо было звать, она и так готова была вылезти из собственной шкуры от распиравшей ее радости. Зоя полезла в свой рюкзачок и достала оттуда что-то, завернутое в салфетку. Она аккуратно развернула ее, и мы с Анечкой засмеялись: там лежало пирожное. Зоя, не обращая на нас внимания, принялась угощать Малыша.

А я пошла к Жуке. Это была очаровательная собачка — помесь фокстерьера с дворняжкой. Беленькая, с небольшими коричневыми пятнышками на носу и на ушах, с очень миленькой мордочкой — прямо как у фарфорового игрушечного песика, стоявшего на моем столе. Вот только хозяев ей найти никак не удавалось. У Жуки был врожденный вывих бедра, задние лапки ходили плохо.

Впрочем, это не мешало ей танцевать на месте от радости. Я открыла клетку и взяла Жуку на руки. Она прижалась ко мне и притихла.

— Вот они! Пришли! Продюсеры наших знаменитостей! — на заднем крыльце появилась коренастая фигура владельца лечебницы Игоря Анатольевича. — Сегодня Рекса заберут! — сообщил он нам, вытирая пот с круглой, как тыква, лысой головы. — Приезжали муж с женой — очень симпатичные, — (у Игоря Анатольевича все были "очень симпатичными"), — наш парень им глянулся! Жена сказала, что это не пес, а прямо лорд какой-то! Вечером после работы приедут за ним…