— А почему ты плачешь? — спросила мама, не замечая, что у нее тоже текут слезы. — Почему она плачет? — грозно осведомилась она у Саймона, который молча наблюдал эту сцену.

— А ты почему плачешь? — сквозь слезы улыбнулась я.

— Кажется, теперь я знаю, в кого Полина такая эмоциональная! — улыбнулся Саймон.

Он подобрал с пола рассыпавшиеся цветы и стоял, не зная, куда поставить букет. Мама, чуть успокоившись, стала наливать воду в аляповатую большую вазу.

— Вот, пациенты подарили! — смущенно пояснила она, ставя ее на стол.

Я понимала, что маме больше всего хочется узнать, как я оказалась здесь, да еще вместе с Саймоном, но она изо всех сил сдерживает себя перед ним. Поэтому я начала сама:

— Мам, мы с Саймоном встретились в Турции и решили снова быть вместе.

— Да уж видим! — проворчала накрывавшая на стол бабушка.

— И ты ушла с этой своей работы? Ты больше не работаешь с Антоном Борисовичем? — не вытерпела мама. И тут же покосилась на Саймона: не сказала ли она лишнее?

— Нет. Там я больше не работаю.

— Полиночка! Как же это хорошо! — неожиданно воскликнула мама. — Я ведь нашла для тебя хорошее учебное заведение! В Сочи есть психолого-педагогический институт, туда еще можно подать документы… И главное, жить будешь рядом с нами! — я поняла, что это для мамы самое важное. Наверное, она очень скучала по мне.

— Спасибо, мам, я подумаю… — сказала я, принимаясь за еду.

Вечером я вышла в сад проводить Саймона. Я предупредила маму с бабушкой, что из-за недоразумения с журналистами Саймон пока не хочет, чтобы о нашем появлении знали в поселке. Бабушка посмотрела на нас недоверчиво, но согласилась. Мама тоже не стала спорить, ее гораздо больше волновало, соглашусь ли я поступать в сочинский институт.

Мы стояли у нашей калитки, подставив лица теплому ночному ветру. Я никак не могла отпустить руку Саймона — не хотелось, чтобы он уходил. После мучительного отчуждения последних дней я вновь чувствовала, что он мой. Это было опьяняющее ощущение. Даже мысль о том, что наши надежды не оправдались и Саймон не станет человеком, не причиняла мне сейчас боли. Свободной рукой любимый провел по моему лицу.

— Полина!

— Что?

— Ничего. Мне просто нравится произносить твое имя…

Я вспомнила, сколько раз я сама произносила "Саймон!", только чтобы насладиться звучанием. Значит, он испытывает что-то похожее? И я задала вопрос, который уже несколько часов вертелся у меня на языке:

— Когда ты спас меня, мне показалось, что ты реагируешь очень бурно — Почти как человек — Может быть, что-то изменилось в тебе?

— Едва ли… Я по-прежнему не могу прожить без воды и сейчас чувствую, что мне пора к морю… — задумчиво произнес Саймон. — А тогда в колодце… Я злился на себя за то, что раньше не верил тебе. Я пережил ужасный страх за тебя и в то же время восхищался твоим поступком… Но ты ведь и раньше заставляла меня чувствовать, это твой дар! — кончики его четко очерченных губ дрогнули в улыбке.

Я заставила себя выпустить его руку.

— Тебе надо к морю…

— Да. Но я не уйду, пока ты не обещаешь мне серьезно подумать о сочинском институте. Ты будешь учиться, и я смогу быть рядом с тобой!

Последняя его фраза решила все.

— Конечно! Я буду учиться… Но ведь тебя ищут, ты не сможешь жить в Сочи! — спохватилась я.

— Я решу этот вопрос. Если ты обещаешь мне учиться…

— Обещаю!

Заходя в дом, я опасалась, что мама и бабушка начнут мучить меня расспросами, поэтому сразу объявила:

— Мам! Насчет института я согласна!

Наверняка они с бабушкой обсуждали мое предстоящее поступление допоздна. Я же уснула, едва оказалась в кровати. Впервые за последнее время — счастливая.

Утром меня разбудил телефонный звонок. Я очень удивилась, услышав низкий голос Магды:

— Полина, у тебя все хорошо?

— Ну да, нормально… — пробормотала я, не зная, как реагировать на ее интерес. Если в отношении профессора у меня не было сомнений, то с Магдой было далеко не все понятно. Знает ли она, о чем мы говорили со Стояном в лаборатории? И о том, что он замышлял?

— Анжей сказал мне, что ты вчера побывала в колодце Морских… — нерешительно произнесла Магда.

— И что? Вы с профессором разочарованы, что я еще жива? — не выдержала я.

— Нет, что ты, девочка, как можно! — искренне возмутилась она.

Я смутилась. Может быть, она ни в чем не замешана, а я так резко говорю с ней.

— Извините, Магда, я не хотела вас обидеть. Вчера я прыгнула в колодец, но Саймон спас меня.

— Но зачем же ты прыгнула? — ее голос звучал взволнованно.

— Меня убедил профессор. И зеркала…

— Когда дело касается науки, Анжей становится сумасшедшим! — с горечью воскликнула она. — Поверь, я не знала…

— Ничего страшного. Тем более это должно было произойти. Там, в колодце, Саймон услышал какие-то голоса. И они сказали ему, что это должно было случиться…

— Голоса? — недоверчиво переспросила она.

— Да, голоса. Это и правда особенный колодец… В общем, все нормально, — сухо закончила я.

— Я только и хотела в этом убедиться, девочка. Поверь, я очень хорошо к тебе отношусь! — заверила Магда.

После ее звонка я еще долго не решалась встать с кровати, зная, что бабушка ждет меня на кухне для допроса. Предвидя многочисленные вопросы — как получилось, что мы с Саймоном снова вместе, что мы собираемся делать дальше и так далее, — я проворочалась с бока на бок часов до одиннадцати. Наконец бабуля, устав ждать, начала делать намеки, что пора бы уже вставать. Сначала она изо всех сил гремела посудой, потом громко включила приемник. Дальше делать вид, что я сплю, было невозможно. Я вздохнула и поднялась с кровати.

На кухне меня ждал сюрприз: за столом сидел Саймон. Все в той же белой борцовке и голубых джинсах, что и вчера, Саймон старательно помогал бабушке вытирать посуду. По его осторожным движениям я догадалась, что делает он это первый раз в жизни. Надо же! После нескольких столетий на земле нашлось что-то, чего он еще не пробовал! Эта мысль показалась мне настолько смешной, что я фыркнула. И тут же нарвалась на замечание бабули:

— Нечего смеяться! Труд, между прочим, превратил обезьяну в человека!

Конечно, ей было не понять, почему я так долго и истерично хохотала над этой фразой о превращении в человека. Она надулась и проворчала:

— Вижу, ты совсем от рук отбилась в этой своей Турции! Вот погоди, отец приедет, разберется с тобой!

— Папа едет сюда? — мне было уже не до смеха.

— Через час будет, звонил из аэропорта, — подтвердила бабуля, ставя перед нами тарелку с оладьями.

— Ну зачем?!! — заорала я.

— Дмитрий Павлович волнуется за тебя… — вмешался Саймон, накрывая мою руку своей прохладной ладонью.

Я мгновенно притихла. Допросы бабушки — ничто по сравнению с тем, что может устроить папа. И все же приятно было знать, что совсем скоро я увижу его.

Саймон слегка поглаживал пальцами мою кисть. Я посмотрела на него — он был невозмутим. Похоже, приезд майора Романова совсем не пугал любимого…

Бабушка еще немного поворчала, что всего только неделю я поработала на телевидении, уже совсем распоясалась. После чего ушла готовить комнату для отца. Мы с Саймоном вышли в сад и направились к старому гамаку. Саймон с сомнением оглядел потрепанные, потемневшие от времени веревочки, которые не раз рвались и связывались вновь, но послушно сел рядом со мной. Я положила голову на плечо любимого, вдыхая аромат его свежего парфюма. Над нами колыхались зеленые ветви, защищая от августовского яркого солнца. Было тепло, но еще не жарко.

— Полина, нам придется сказать твоему папе правду, — сказал вдруг Саймон.

Я так и подскочила. Сказать отцу, что Саймон — не человек? Я повернулась и встретила его смеющийся взгляд:

— Не всю, конечно! — успокоил меня любимый. — Что ты сказала про меня Антону?

— Ну… Я сказала, что ты стал жертвой экспериментов Грасини и не можешь прожить без воды больше нескольких часов.