Старший – младший остался наверху, сторожить лошадей и посматривать, не появится ли кто посторонний, – проводил ее по хорошо утоптанной и не менее хорошо замаскированной тропе до первой, как он объяснил, засидки контрабандистов, где оставил, обещав, что не пройдет и часа, как за ней придет верный человек с пятнадцатой заставы, и проведет ее ниже, до ближайшей деревни «рыбое… простите, ваше высочество, таласар». Пока они спускались, Эйли с радостью обнаружила, что навыки, которые у таласар впитываются с молоком матери, за год не потерялись, и потребовала было самостоятельности. Но офицер-краевик горячо принялся возражать, мотивируя свою настойчивость тем, что на тропе устроено достаточное количество ловушек, всех из которых он не знает, иначе бы сам сопроводил ее высочество вниз, и «было бы обидно, если бы с вашим высочеством что-то случилось уже на пороге родного дома».

И Эйли благоразумно не стала настаивать.

Офицер удалился; через некоторое, довольно скорое, время сверху спустился какой-то мрачный субъект, мало того что заросший бородой по самые глаза, видимо, в целях конспирации, еще и закутанный по те же глаза в какое-то тряпье, и молча повел Эйли дальше вниз, и вправду то и дело останавливаясь и что-то там делая – то под ногами, на тропе, то на стене, то еще где-то. Не успела Эйли хорошенько устать а ее проводник уже показал ей на раскинувшееся на терраске под тропой такое привычное глазу поселение горных таласар…

Вниз ее доставили на планере.

Но еще раньше был отправлен планер в Искос, и поэтому на Отмелях Эйли уже ждал водометный катер, на котором ее быстро отвезли к матери.

Местом встречи с дочерью княгиня Сагитта выбрала небольшой городок Скутум, расположенный на острове возле Восточных отмелей; здесь у княгини был дом, по таласским понятиям богатый, по имперским – весьма скромный: большой зал и кухня внизу, несколько комнат наверху; в этом доме прошло почти все детство Эйли.

За те год с небольшим, что Эйли не была тут, дом совершенно не изменился. Все так же вдоль стен вился виноград, перед домом в больших ящиках из слоенки росли деревца, за домом, ближе к кухне – садик и огород на привезенной издалека настоящей земле. Острова, на которых расположился Скутум, только наполовину были естественными: люди насыпали дамбы, укрепили берега, проливы между островами превратили в углубленные каналы, по которым то и дело ходили землечерпалки, – шторма и приливы пытались разрушить острова и засыпать каналы, но бывало, наоборот, намывали новые острова, которые тут же укреплялись и обживались.

Когда Эйли привезли домой, княгиня Сагитта была еще в пути, и княжну встретили постоянно живущие в доме нянька, ее муж и старшая овдовевшая дочь. Тут Эйли окончательно почувствовала себя ребенком, такой прилив заботы и внимания обрушился на нее. К приезду княгини Эйли, стараниями няньки вымытая, накормленная и засунутая в постель, будто больная, прочувствовала это в полной мере и даже шутливо пожалова-лась матери:

– Я сейчас чувствую себя не как человек, а словно тряпичная кукла. – Она взглянула на мать и, улыбнувшись, спросила: – Неужели я так и выгляжу?

– Нет, – улыбнулась в ответ княгиня, садясь в кресло у ее кровати и внимательно всматриваясь в лицо дочери. За прошедший год Эйли подросла, что было заметно даже несмотря на то, что она сейчас лежала, немного похудела, как это происходит с девочками в ее возрасте, но выглядела загорелой, крепкой и вполне здоровой. – Просто наша добрая нянюшка привыкла обращаться с тобой как с ребенком. Тем более после такой долгой разлуки. Она соскучилась и за один раз выплеснула на тебя всю свою заботу.

Эйли засмеялась:

– А я-то думаю, почему это я такая мокрая…

Нянюшка, нестарая еще – от силы лет сорока – женщина, принесла на большом подносе весьма обильный ужин. Эйли села на постели – встать ей няня не разрешила; так и пришлось есть, закутавшись в одеяла.

Княгиня искренне поблагодарила женщину за заботу о дочери, но все же повелела оставить их наедине.

– Я рада, что ты наконец вернулась, – сказала княгиня, когда нянюшка, ничуть не обиженная, удалилась. – Однако твое возвращение создает некоторые проблемы…

– Какие могут быть проблемы, мама? – удивилась Эйли. – Я дома!

Княгиня несколько нахмурилась.

– Князь Алараф Сегин потребовал от меня твоей выдачи в случае, если ты появишься в Таласе.

– Он не может требовать этого от нас! – воскликнула Эйли.

– Может, – сказала княгиня. – Мы слишком зависим от Империи. Ты сама это прекрасно понимаешь.

– Но у нас теперь есть Острова. – Эйли было все понятно, но из какого-то детского протеста ее так и тянуло возразить. – А это и лес, и металл…

– Этот лес и этот металл нам еще надо разработать, добыть и привезти сюда. За тысячи миль, – возразила княгиня. – А Империя вот она. – Княгиня указала рукой в сторону Стены. – Стоит им, к примеру, сбросить в Гром-реку какую-нибудь гадость, и на Западных отмелях погибнут сотни, если не тысячи. Мы не можем этого допустить.

Эйли взглянула на мать.

– Неужели ты хочешь, чтобы я вернулась в Империю?

– Нет, – качнула головой княгиня. – Этого я не хочу. Поэтому надо скрыть факт твоего появления здесь. Пока об этом знает не так много людей, и это люди верные.

– Это унизительно! – резко сказала Эйли.

– Иногда приходится поступаться собственной гордостью ради благополучия страны, – твердо возразила княгиня. – Мы государи, а не простые смертные.

– Хорошо, мама, – помолчав, сказала Эйли. – Хорошо, я еще не вернулась.

Эйли опустила плечи, как-то совсем по-детски взглянула на мать и вдруг всхлипнула. В глазах у нее чуть поплыло и она сказала совсем тихо:

– Мама, я так соскучилась…

Княгиня поднялась, отставила поднос с почти не тронутым ужином на стол, подсела на кровать, обняла плечи дочери:

– Ох, бедная ты моя… доченька…

Теплые руки гладили еще влажные волосы, платье на плече жарко повлажнело от соленых слез, которые быстро прошли, всхлипывания тоже постепенно затихли, и, повозившись, поудобнее устраиваясь, уткнувшись лицом в теплое плечо, дочь стала рассказывать матери, как она жила без нее это долгое время.

– Вот и еще день прошел, – сказал корнет Абант Феретиа, ординарец князя Сабика, зажигая лампу, заправленную минеральным маслом с густым тягучим запахом. Впрочем, к этому запаху они уже притерпелись и почти не замечали, как привыкли ко многому другому.

Сабик читал, медленно продираясь сквозь сложности непривычного таласского правописания; он пользовался моментом вынужденного безделья, чтобы пополнить свои знания по истории Таласа и его отношений с Империей. Полковник Акубенс вертел в руках какую-то местную головоломку, а остальные офицеры, вместе с Сабиком совершившие нелегкое плавание, обогнув Жуткую Пустыню на «Данаб-ад-дулфин», решили разнообразить свое одиночество и отправились на лодке в Искос с целью развеяться и продолжить приятные знакомства с местными девушками. Здесь, в Ласерте, небольшом островном поселке, молодежь появлялась только в сезон уборки урожая, и сейчас было почти пусто. Сабик подозревал, что именно из-за малой населенности Ласерты таласары поместили здесь экипаж «Данаба», устроив что-то вроде карантина при поветрии – не очень строгого, но обязательного.

Или резервации. Или…

Прошло уже почти полгода с той поры, когда измученный плохой водой, недоеданием и другими тяготами долгого плавания экипаж «Данаба» добрался до архипелага Ботис, где беглецы натолкнулись на большое поселение таласар, а Сабик так и не разобрался, как относятся к ним их спасители. То есть, отнеслись к ним, конечно, вполне милосердно, иначе им, возможно, просто бы не выжить, и все же…

Впрочем, когда они впервые за несколько месяцев увидели на горизонте голубовато-серое пятнышко, они еще не знали, что эти острова называются архипелагом Ботис.