Читал он с непроницаемым лицом, как будто каждый день приходилось ему читать письма из далекого Таласа от изгнанника принца Сабика, а дочитав, поднял глаза и, прежде чем что-то сказать, долго смотрел на Менкара.

Обратись Менкар с подобным письмом к кому-то иному, тот мог либо счесть подобное послание за провокацию, либо склонением себя к предательству, либо… Конец для Менкара был бы один и тот же – неизбежная смерть после долгих и мучительных пыток. Князь Алараф Садалмелик, отец Князя-Сенешаля, провокации мог не опасаться, что же до предательства, то на это у него был св,ой взгляд.

– Довольно неожиданно, – сказал князь, когда пауза уже затянулась настолько, что Менкар готов был сам что-то предпринять, чтобы прервать становящееся невыносимым ожидание; помолчал и добавил: – Вы храбрый человек, господин Аламак.

Менкар чуть поклонился затекшей от напряжения спиной. «Ох как хорошо-то», – подумал он, незаметно разминая поясницу.

– Занятно, – повторил князь. – Это на службе… э-э-э… – он замялся, не желая называть имя Сабика, но тут же нашелся, – моему кузену вы разбогатели так, что можете позволить себе заниматься науками?

– На этой службе не разбогатеешь, ваше сиятельство, – ответил Менкар. – Князь и его офицеры получают от… от правительницы небольшой пенсион. Это позволяет… ну, по крайней мере, не голодать и не ходить в обносках. А я вдобавок нанялся матросом и плавал вдоль всей Стены.

– Матросом? – удивился князь. – Вы же отставной офицер.

Менкар улыбнулся.

– Службы, достойной офицерского звания, мне в Таласе не найти, – объяснил он. – А я не гордый. Мое дворянство недавнее – в роду дворяне только дед и отец. И у нас, краевиков, работа не позор. Сам землю не вспашешь – без хлеба останешься. На Краю Земли батраков мало, каждая пара рук на счету.

– Значит, это матросское ремесло принесло вам состояние? – не унимался князь.

– Мы, краевики, искони понемногу промышляем контрабандой, – без тени смущения признался Менкар, – а„в самом Таласе контрабанда – вполне законный промысел. Когда я оказался в Таласе, у меня открылись исключительные возможности по этой части. Большие, чем у краевиков, и большие, чем у тала-cap. Грех было не воспользоваться.

Князь взглянул еще раз на письмо, которое продолжал держать в руках.

– Я дам вам ответ завтра, – сказал он.

Менкар встал из кресла и поклонился. Он понял так, что аудиенция закончена.

Но князь вдруг остановил его привычно властным жестом руки.

– Впрочем, нет. – Князь тоже встал. – Зачем откладывать! Подождите несколько минут.

Он перешел за письменный стол, выбрал лист тонкой прочной бумаги и стал исписывать его мельчайшим бисерным почерком, весьма странным у человека столь высокого ранга, кому не пристало экономить бумагу.

Менкар ожидал, что ответ не будет пространным: Сабик в своем письме просил всего лишь о моральной поддержке определенных кругов в том случае, если он надумает вернуться в Империю. Просить князя о чем-либо большем, например, о политической поддержке, он не мог – попросту не имел права.

Князь тем не менее писал подробно и обстоятельно, как будто признавал за Сабиком право требовать у него отчета и даже помощи. Князь писал, что признает право Сына Императора настаивать на том, что действия Садалмеликов являются открытым мятежом, и право князя Сабика, как Сына Императора, бороться с мятежниками. Даже теперь, когда мятежники победили, действия князя Сабика вовсе не могут считаться неза конными и таковыми не являются; ведь следует помнить, что Сабик охранял права Наследника – что с того, что Наследник исчез? Князь, как и Сабик, выражал надежду, что Наследник и прятавшая его княжна Сухейль Делено найдутся, и ободрял Сабика тем, что в Столице, а также в центральных и восточных областях все больше и больше видных людей склоняются к тому, что Садалмелики не имели права затевать переворот и узурпировать власть Императора, воспользовавшись смутой. Более того, добавлял князь, его сын, Князь-Сенешаль, разделяет это мнение и вынужден был лишь в силу сложившихся обстоятельств уступить требованиям родни и занять место у трона не из корыстных соображений, а только чтобы предотвратить дальнейшую смуту, грозящую не только гражданской войной или иными потрясениями, а, возможно, и развалом или захватом Империи, что Князь-Сенешаль тяготится возложенными на него обязанностями и ни о чем другом не помышляет, как найти Наследника и передать Престол ему.

«Возможно, вы сочтете это лицемерием, – писал князь, – но я лучше иных знаю своего сына и уверен, что в этом стремлении он вполне искренен. Другое дело, что окружающие его Садалмелики будут использовать все возможности, чтобы официально утвердить его на имперском троне, для них это – „вопрос чести“…» Вообще же, сообщал князь, ситуация в Столице тупиковая. В среде сенаторов наблюдается брожение, если не сказать разброд; аристократическая молодежь в открытую бравирует про-джанахскими настроениями; в.стране объявилось десятка два разных самозванцев, якобы чудом спасшихся из замка Ришад, и каждый второй из них утверждает, что он самолично содействовал бегству Наследника. (Читая это позже, Менкар едва не рассмеялся.) Пока еще не слышно о самозваных Наследниках, но это, видимо, вопрос времени и – добавлял князь – можно не сомневаться, что в скором времени снова может разразиться гражданская война. Поговаривают, что патриарх клана, сам старый Садал-мелик, впал в маразм, потому что никаких доводов рассудка не слушает и твердит лишь о том, что его внук должен занять Императорский Трон; зато кое-кто из его родичей начал задумываться, стоило ли вообще поднимать мятеж…

Князь писал долго, почти не задумываясь над написанным; было похоже, что он излагает на бумаге то, о чем уже не раз думал, что накипело.

Менкар все это время удобно сидел в кресле и смотрел в окно.

– Надеюсь, я не слишком задержал вас, господин Аламак? – спросил он, выходя из-за стола и протягивая письмо.

– Разумеется, нет, ваше сиятельство, – ответил Менкар, учтиво принимая запечатанный конверт. – Все мое время принадлежит вам.

– Ну, этого я от вас требовать не могу, – сказал князь. – Вы скоро собираетесь домой, на Край Земли?

– Думаю, в самое ближайшее время,. – ответил Менкар. – Все мои дела в Столице уже сделаны.

– Может быть, я могу как-то посодействовать вам в… ваших торговых операциях? – любезно предложил князь.

– Спасибо, ваше высочество, но в этом плане у меня все в порядке. Я уже договорился о покупке медного и оловянного лома и железа прикупил.

Князь улыбнулся:

– Надо полагать, ваши ученые занятия здесь прерываются?

– Увы! – развел руками Менкар.

– Будете заниматься на Краю Земли сельским хозяйством?

– Пожалуй, нет, – ответил Менкар. – Поработаю пока матросом.

– Спасибо вам, господин Менкар, – сказал князь, уже стоя возле дверей кабинета, —.за тот подарок, который вы мне сделали. Это, – он простер руку в сторону стола и непонятно было, что он имеет в виду – шкатулку с ракушками или письмо князя Сабика, – весьма дорогой подарок. Будьте уверены, господин Менкар, я сохраню это как реликвию до лучших времен, которые,.надеюсь настанут в нашей благословенной Империи.

Аойда отложила шитье в сторону и, придя наконец к решению, встала и пошла в кабинет мужа. Абраксас с циркулем в руке стоял у стола; сына, обычно играющего тут же, рядом с отцом, не было – видимо, нянюшка увела его к морю, смотреть на ушки. И слава Небесам; то, что хотела сказать Аойда, никак не следовало слышать маленькому Тимону.

– Я не помешаю? – спросила Аойда, остановившись в дверях.

– Нет-нет, что ты…

Тем не менее он явно думал о чем-то своем.

– Я хочу поговорить с тобой, – сказала Аойда с какой-то нерешительной настойчивостью.

Абраксас уловил ее настроение, пробормотал: «Минуточку!», взял со стола карандаш, записал что-то на маленьком листке бумаги, листком заложил страницу в книге математических таблиц. Наконец он распрямился и обернулся к Аойде: