– Посидим на веранде?

Он взял ее за руку, и они вышли на открытую веранду, где возле невысокого столика стояли удобные плетеные кресла и откуда открывался приятный вид на зеленые огороды и канал, по которому неторопливо скользили паруса.

Аойда присела в кресло, помолчала.

Абраксас терпеливо ждал.

Наконец она произнесла, надеясь на то, что муж улыбнется ее беспокойству и успокоит:

– Я снова видела сегодня сон.

Абраксас не усмехнулся, не отмахнулся, не успокоил. Наоборот, он напрягся и окаменел лицом.

– Золотой змей в короне, – сказал он медленно после короткого молчания.

– Золотой змей в короне, – повторила за ним Аойда и расплакалась.

– Опять! – не слыша, проговорил муж. – Опять это начнется… Нет, этого просто не может быть! Прошло столько времени! Нет! – Абраксас вскочил и невзначай задел столик.

Что-то, хотя Аойда могла поклясться в том, что на столике не было ничего, упало и разбилось о плиту пола.

Абраксас замер на месте, посмотрел вниз и потом медленно нагнулся. А когда он выпрямился, в руках у него было расколотое надвое белое блюдце с карикатурным изображением сокола, закрывающегося крыльями от летящих в него красных яблок.

Аойда побледнела и, уткнув лицо в ладони, зарыдала.

Абраксас не стал ничего ей говорить, не стал и успокаивать – аккуратно положив обломки на столик, он ушел к себе в кабинет. Там, встав у конторки, он быстрым энергичным почерком написал письмо княгине Сагитте. О том, что их присутствие в Таласе может в самое ближайшее время перестать быть спокойным и безопасным для них и для всей страны; о том, что он считает своим долгом предупредить княгиню, что возможно ожидать со стороны Ар-и-Дифа и Хрустального Замка неприятностей; и о том, что в чем эти неприятности могут выразиться, предсказать он не может, но готов всячески помочь приютившей его и его семью стране в их предотвращении. Заканчивалось письмо стандартными уверениями в почтении и готовности принять любую ее волю – и это не было простой данью вежливости.

Первый Черный Шар проплыл над Отмелями через шесть лет после того дня, как Абраксас и Аойда прибыли в Талас.

Черный Шар летел от Ар-и-Дифа, хотя ветер дул с востока, и люди провожали глазами этого недоброго вестника пустыни. Непроницаемая чернота его внушала неподдельный страх – шар казался действительно опасным.

Когда он не спеша приблизился к Скутуму, где сейчас находилась княгиня Сагитта, она, уже предупрежденная тревожными сигналами гелиографов, стояла на крыльце своего дома и недобрыми, сузившимися глазами наблюдала за происходящим.

Шар завис над верандой, повисел несколько секунд, беззвучно, будто мыльный пузырь, лопнул – и большой белый конверт, оставшийся на месте бесследно исчезнувшего сгустка тьмы, мягко спланировал на крыльцо дома и лег на прогретый солнцем камень.

Княгиня сделала два шага и нагнулась к нему. – Не поднимайте, не поднимайте, ваша милость! – запоздало закричали слуги, но княгиня уже взяла конверт в руки. И ничего не произошло.

Княгиня распечатала конверт и извлекла оттуда лист белой бумаги, исполненный в виде бабочки и, как подобает крыльям бабочки, сложенный вдвое. Послание в таком виде скорее соответствовало какому-нибудь приглашению на свадьбу или иное празднество или торжество. Однако содержание послания вряд ли могло быть таковым.

Княгиня раскрыла крылья бабочки:

«Ее Сиятельству княгине Сагитте Таласи целует руку и низко кланяется Пройт, властитель Ар-и-Дифа.

Я имею сведения, что княжна Аойда Мунита и ее так называемый муж Абраксас Ахеа находятся в подвластных Вам пределах, и потому смею обратиться к Вашему Сиятельству с предложением отказать этим люди в гостеприимстве и передать их под мою опеку. Прошу написать Ваш ответ на том же листе, на коем написано данное послание, и умоляю Вас отнестись к моей нижайшей просьбе со всей серьезностью, с какой повелитель одной державы относится к повелителю другой державы. Смею вас заверить, что в моих руках находятся такие возможности, о которых вы даже и не подозреваете и которые позволят мне диктовать свою волю не только Вам, но и Князю-Сенешалю. Остаюсь…» и так далее.

Впрочем, письмо было лишь проформой, актом объявления войны, которая уже началась.

Уже некоторое время из районов, пограничных с Ар-и-Ди-фом, поступали тревожные сообщения, суть которых сводилась к одному: там, за границей, очерченной слоем песка, происходит нечто странное и грозное. Уже давно экспедиции, отправляемые таласарами на поиски ям-ловушек, наблюдали за горизонтом свечение, а странные, но давно привычные миражи пустыни'стали по-настоящему опасны. Видения, которые раньше могли лишь слегка опалить попавших в зону их действия людей, сейчас материализовывались и производили нападения. Доходило до того, что несколько экспедиций, посланных на разведку происходящего, пропали без следа. Также участились нападения на корабли. Например, накануне перед появлением шара-посланника по гелиографу передали о нападении черных шаров на большой тримаран, идущий с грузом леса и металла с архипелага Ботис: целая стая их вырвалась из набежавшего миража и подожгла такелаж, так что корабль вынужден был лечь в дрейф и заниматься тушением пожара; несколько человек погибли, и двигаться самостоятельно тримаран не мог – за ним были посланы спасательные суда.

Поэтому письмо не застало Талас врасплох…

Прочитав послание, княгиня чуть не смяла письмо-бабочку в руке.

– Какал наглость! – проговорила она.

Она постояла немного, остывая и собираясь с мыслями. Потом прошла в свой кабинет и раздраженным звонком вызвала к себе секретаря.

– Пошлите срочную депешу главе Чрезвычайного Кабинета, – сказала она. – «Ввести в действие план „Солнечный заяц“… „Солнечный заяц“, – повторила она более твердо. – Депешу продублируйте и не забудьте получить подтверждение, что она принята.

Княгиня села за свой стол и с минуту сидела так, недобрым взглядом разглядывая письмо-бабочку; секретарь ждал продолжения, поскольку приказа удалиться не последовало. Очнувшись от размышлений, она заметила его присутствие.

– Идите же! Идите, дело срочное, – сказала княгиня.

Она протянула руку, открыла крышечку стеклянной чернильницы, взяла ручку, макнула перо в чернила, почти жалея, что высокий сан не дает ей права написать в ответ что-нибудь грубо-площадное, краткое и энергичное. Поэтому резко, так что перо уронило кляксу, княгиня стремительно черкнула на чистом месте:

«Нет!»

Она подумала еще, как подписаться под этим ответом – с детства ее приучили, что подпись не должна быть длиннее самого письма, и она размашисто написала одну-единственную букву – «С» – и поставила точку так, что перо сломалось. Сагитта усмехнулась. Хорошо, что написанного сейчас не видит ее школьный учитель каллиграфии.

«Ну что ж, – подумала Сагитта с мрачным удовлетворением. – По крайней мере душу отвела. Интересно, как новоявленный колдун Пройт собирается получить ответ обратно?»

Письмо-бабочка словно услышало ее мысль. Вот лежало перед ней, и вдруг края его крылышек затрепетали, словно их шевельнул легкий ветерок; фигурно вырезанный листок, как настоящая бабочка, вспорхнул в воздух и вылетел в распахнутое окно.

Это действительно произвело впечатление на княгиню, однако вовсе не то, на которое, сидя в глубине своих владений, рассчитывал новоявленный «властитель Ар-и-Дифа».

«Фокусы! – с презрением подумала княгиня. – Глупые, дешевые магические фокусы!»

В Таласе испокон века различным магическим ухищрениям предпочитали точность науки и практику опыта. Впрочем, именно поэтому от помощи магии здесь тоже никогда не отказывались, и люди, которые, к примеру, могли приманить с помощью магии нужный ветер, предсказать возможное будущее, или шкиперы, которые, как давно известно, обладают даром находить дорогу в Океане, пользовались в Таласе особым уважением. Что поделать, у таласар всегда был чрезвычайно практический склад ума, даже магию они считали чуть ли не одним из проявлений ремесел – разве что не выделяли ее в отдельную гильдию, так и то только потому, что слишком трудно было ее как-то квалифицировать. Вот магией как прикладной наукой они занимались вовсю.