«Такая тишина, что ловит чуткий слух…» Такая тишина, что ловит чуткий слух, Как вереск отцветает, Как за стеклом окна легко, легко, как пух, К земле снежинка приникает. Душа глаза раскрыла широко И смотрит вдаль. И ей светло, и чудно, и легко Нести свою печаль. Святой алтарь глядит в мое окно Созвездием лампад. А сердцу было встретить суждено Любви нездешней взгляд. 1911 Москва «Мой спутник, светлый и таинственный…» Мой спутник, светлый и таинственный [26], Тропой, неведомою нам, Тропой бездумной и единственной Меня ведущий к небесам, Земного нет тебе названия, Но ты во мне, и я в тебе. Моя душа – твое дыхание, Твоя судьба в моей судьбе. 1911 Крюково «Колыбель моя качается…» Колыбель моя качается [27]В безднах света мировых. Кто-то Светлый наклоняется, Сторожа заветный миг, Чтобы взять дитя уснувшее В свой таинственный покой, Где покоится минувшее И веков грядущих рой. [1912* или 1922*] «О дух, исполненный гордыни…» О дух, исполненный гордыни, Не для тебя Христос Воскрес. Твоей отверженной пустыни Не увлажнит роса небес. Твои молитвы не угодны Первоисточнику любви, Твои скитания бесплодны, Пути неправедны твои. Иди во мрак, задув лампаду. Быть может, с высоты высот Тебя в кругу последнем ада Отец отыщет и спасет. 1913, Пасха Воронеж «О листья, листья золотые…» О листья, листья золотые, Вы пили воздух и лучи, В шатры сплетенные густые, Шептались с ветрами в ночи, Но в дни сияющие лета И в утра алые весны Не знали вы такого света, Такой блаженной тишины. И ваше легкое шуршанье Над этой светлой тишиной Звучит таинственней молчанья, Звучит как голос неземной. 1913 Крюково «Жизнь твоя – чаша хрустальная…» Жизнь твоя – чаша хрустальная. Вино ее – кровь моя. Да святится жертва пасхальная Для исхода в иные края. Плоть моя – агнец заклания. Нож ее – жизнь твоя. Да свершится твое дерзание Для исхода в иные края. Дух наш в едином горении, Не знаю, где ты, где я. Да святится огонь всесожжения. Да святятся иные края. 1913
Крюково «Это ветер, ветер позёмный…» Это ветер, ветер позёмный Гонит блеклый лист золотой. Это к зимней постели укромной Проскользнула змея на покой. Это пара стрекоз запоздалых Надломила сухой стебелек В былинках бронзово-алых. Это хрустнул под белкой сучок. Это отзвук души, упоенной Гармонией сил мировых. И сквозь пламень листвы обагренной К ее смертному ложу подходит Жених. 1913 Крюково «Если с ветки упала жемчужина…» Если с ветки упала жемчужина [28]И в дорожной грязи растворилась, Это – радость, это – нужное, Не жалей, что так случилось. Если с яблони белой слетели Ароматные рои цветов — Ближе к гибели, ближе к цели, К дальней жатве неведомых цвету плодов. 1913 Крюково «Еще, еще один стремительный…» Еще, еще один стремительный, Один неотвратимый круг. Еще, еще один губительный Удар твоих любимых рук. И трубный глас гремит из вечности, И разверзается земля. Спасешься ль ты от уз конечности, Душа плененная моя? 1913 Крюково «Когда я с тобой говорила…» Когда я с тобой говорила, Когда я тебя целовала, Это всё прощание было, Всё на волю тебя отпускала. Но испить ли чашу прощания Смертному сердцу до дна? Глубже радости, глубже страдания, Глубже смерти она. 1913 Крюково «Не троньте эту былинку, не рвите…» Не троньте эту былинку, не рвите. Ее сердце к земле примято. Ее стебля разрушены нити. Ей не дожить до заката. Но пока не устанут дождинки Ее влагой небесной поить, Не троньте эту былинку, Не рвите. Ей сладко жить. вернуться«Мой спутник, светлый и таинственный…». Крюково – подмосковный поселок. Здесь располагался санаторий Е.Н. Рукавишниковой и доктора медицины H.A. Вырубова, в котором М.-М. восстанавливала здоровье (сердечные припадки и расстроенную нервную систему) в 1911 и 1913 гг. вернуться«Колыбель моя качается…». Записано в дневнике 11 января 1945 г. со словами «это стихотворение посвящается Ольге» (Бессарабовой), 28 апреля 1950 г. (с комментарием: «Хлебников сказал бы об этом совсем иначе»), 20 июля 1952 г. с пометой «лет тридцать, а м.б., и сорок тому назад появившиеся на свет строки». вернуться«Если с ветки упала жемчужина…». Символический смысл, вкладываемый в образ «жемчужины», раскрывается в дневнике М.-М. К своей записи о последней встрече с Шингаревым она делает специальное примечание: «После Гнездиловки мы с Андреем Ивановичем увиделись последний раз в Воронеже. “Выпала жемчужина из нашей встречи, – сказала я, – нам больше ее уже не найти”. “Что же делать, – сказал он глухо, – да, я и сам их не хочу” <…> Жемчужиной мы называли ту близость, легкость, простоту и открытость в наших отношениях, какая стразу установилась у нас» (запись 12 ноября 1933 г.). |
