Примером, подтверждающим это, является институт женского рабства. Он четко основывается на естественном порядке вещей и выражает его. Но какое чудо создала цивилизация, совершенствуя и трансформируя то, что по сути является генетически обусловленной данностью. Существование мужского господства и женской покорности преобразовалось в сложный, исторически развитый институт с сотнями аспектов и граней, правовых, социальных и эстетических. Какой контраст представляют собой красивая продаваемая девушка, помеченная клеймом и носящая ошейник, жаждущая господина и обученная угождать ему, стоящая на коленях перед покупателем и целующая его кнут, с грубой женщиной, съеживающейся под ударами дубины своего хозяина в глубине пещеры. На самом деле и та и другая являются полной собственностью хозяина. Но первая, девушка-рабыня, собственность в соответствии с силой и властью закона. Во всяком случае, она является таковой в большей мере, чем ее дикая прародительница. Цивилизация, как и природа, успешно работает над рабством, очищая и совершенствуя его.
Ничего удивительного, что институт рабства обеспечивает женщину, во всей ее чувствительности и уязвимости, со всей ее психологической сложностью, наиболее глубоким удовлетворением и наиболее сильными эмоциями, какие она может познать.
Коротко говоря, второй причиной того, что земные девушки делаются такими удивительно желанными рабынями, является то, что во время жизни на Земле они находились, в сущности, в состоянии сексуального и эмоционального голодания. Они мучились в бесплодной пустыне, часто даже не понимая причин своего несчастья, своего отчаяния и неудовлетворенности. Сбитые с толку, они набрасывались с нападками на себя и других, конечно, бессмысленно и безрезультатно. Перевезенные на Гор, встречая настоящих мужчин, совсем не похожих на ущербных мужчин с Земли, попадая в экзотическое окружение и культуру, разительно отличающуюся от их собственной, во многих отношениях пугающую и прекрасную, основанную на естественном порядке вещей, они, в сущности, обнаруживают, что возвращаются к любви. Горианская девушка знает, что такие радости существуют, не важно, испытывала она их уже или нет. Земные же девушки обычно и не догадываются, что такие радости могут существовать в действительности. Только в своих тревожных снах, может быть, видели они аркан работорговца или твердые, плоские камни темницы, в которой их заставляли стоять на коленях.
В дверь каюты вдруг громко постучали. Девушка вздрогнула, подняла голову и испуганно взглянула на меня.
Быстрым жестом я приказал ей забраться на капитанскую койку. Она мгновенно заползла на нее, а я зашел ей за спину. На койке девушка испуганно встала на колени. Если ей придется говорить, ее голос должен раздаваться с койки.
Она стояла на коленях, сжимая алую простыню. Я молчал. Снова раздался стук.
— Лута, — позвал голос. — Лута!
— Отзовись на фальшивое имя, — приказал я.
— Да, господин.
— Ты раздета и в постели? — спросил голос.
— Да, господин.
— С тобой все в порядке? — снова спросили через дверь.
Я вытащил из-за пояса нож и вдавил его острие на дюйм в ее красивый, округлый живот. Она, морщась, посмотрела на него.
— Да, господин, — проговорила она.
— Кто это? — прошептал я.
— Артемидор, — тихо ответила она, — первый помощник.
Я положил левую руку на ее поясницу, так, чтобы она не смогла отодвинуться от острия ножа. Она поняла, что любое движение может погубить ее.
— Ты продолжаешь разогревать себя для своего хозяина? — грубо засмеялся Артемидор.
— Да, господин! — воскликнула она. — Битва близится к концу?
Мы могли слышать редкие звуки сражения снаружи, в нескольких сотнях ярдов от нас, вдоль воды.
— Любопытство не подобает кейджере, — опять засмеялся говоривший.
— Да, господин. Простите, господин.
— Оставайся горячей, — проговорил он.
— Да, господин.
Я услышал, как он снова засмеялся и повернулся, чтоб подняться по трапу на верхнюю палубу.
— Битва, наверное, скоро закончится, — заметила Ширли.
— Откуда ты знаешь?
— Проверяли мою готовность к встрече с хозяином, — объяснила она.
— Повезло, что он не решил проверить ее руками, — высказался я.
— Да, — согласилась она, вздрагивая.
Она посмотрела вниз, на нож.
Мне хотелось узнать, как проходила битва. Я убрал руку с ее поясницы и отвел нож. Она вздохнула с облегчением. Я заметил, как красив округлый низ ее живота.
— Ложись, — приказал я.
Она легла на спину, и при помощи медных колец, около двух дюймов в диаметре, и кожаных петель около ее плеч и на нижних краях койки я привязал ее. Потом посмотрел на нее сверху вниз. Она была красива.
Затем подошел к разбитому окну в задней части каюты. Не хотелось, чтобы меня обнаружили за наблюдением.
— Можно спросить, господин?
— Нет, — ответил я.
— Да, господин, — прозвучал ее голос.
Через разбитое окно я видел, как стойко сражаются окруженные, но не сдающиеся корабли. Я был убежден, что они сумеют продержаться до ночи. Но я не думал, что они смогут выстоять при общей атаке всего пиратского флота на следующий день. Как благородно и хорошо они сражались! Мне было горько. Я оглянулся на койку. Там, привязанная, беспомощная, находилась женщина капитана пиратов, женщина одного из моих врагов. Я снова посмотрел в окно. На воде среди больших кораблей плавали вражеские лодки. Разглядывая их, я пришел в ярость. Их использовали, чтобы охотиться за выжившими, теми несчастными, что барахтались в воде. Этих бедняг вылавливали при помощи пик и багров. Лодки могли затруднить мое возвращение на «Тину». Я взглянул на стол, где лежал пакет, который теперь находился в конверте из промасленной ткани. Если бы им можно было воспользоваться, он имел бы огромную ценность. Я снова посмотрел в окно на пиратские корабли и на обороняющихся, а затем вернулся к столу и сел.
— Господин, — позвала девушка.
Я не ответил.
— Простите меня, господин, — прошептала она.
То, что защитники продержались так долго, было результатом двух факторов. Во-первых, из-за скученности пиратского флота врагам было затруднительно пустить в ход тараны и режущие лопасти. Во-вторых, необычайно большая численность и мастерство солдат, доставленных в трюмах кораблей Ара, сделали высадку на борт опасной.
Тактику, которая казалась мне в такой ситуации очевидной, Воскджар все еще не применил. Я подозревал, что он, возможно, не присутствует на битве, что его флотом командует менее значимая фигура.
Осторожно, используя сургуч, я запечатал конверт из промасленной ткани. Затем, свернув, я положил его в прямоугольный пакет и связал пакет нитью. Я заметил, что девушка наблюдает за мной. Поэтому я молча оторвал широкую полосу от алой простыни и, сложив в пять слоев, обмотал ей голову, крепко завязав сзади, так, чтобы она ничего не видела.
— Простите меня, господин, — захныкала она.
Потом я оторвал от стены полку, где-то около двух футов длиной, с отверстиями для шипов, чтобы использовать выступающую часть вроде той, что была у серебряного сосуда со свечой, стоящего на столе. При помощи вяжущей нити я смастерил буксировочную петлю. Затем поставил эту доску с буксировочной петлей и грузом — пакетом в запечатанном сургучом конверте из промасленной ткани — около окна.
И тут я услышал сигнальные рожки пиратского флота. Приказы, подумал я, запоздали. Я выглянул в окно. Как и следовало ожидать, пиратские корабли теперь отходили. Удручающая тщетность их атак, настырная и лишенная воображения, наконец-то дошла до командира. Теперь пиратские суда, осторожно посланные вперед, поодиночке или по двое, если будет необходимость в поддержке, не скапливаясь вместе в бесплодных попытках абордажа, смогут пустить в ход свои тараны и режущие лопасти против загнанных в угол, вопиюще малочисленных кораблей защитников. Дело близилось к вечеру. Несомненно, эта атака будет отложена до утра, чтобы в бойне ничего не упустить; например, некоторые уцелевшие смогли бы воспользоваться маленькими лодками или просто попытаться сбежать по воде под покровом темноты.