У папы заблестели глаза. Я никогда не видела, чтобы он плакал (разве что во время просмотра «Отчаянного ремонта» по ТВ).

— Когда мы приехали, ты была жива только благодаря специальной аппаратуре. Мы фактически уже прощались с тобой.

— А потом появился доктор Холкомб, — продолжила мама, у которой тоже стояли слезы в глазах. — Осмотрев тебя, он сказал, что, в принципе, можно попробовать тебя спасти. Хотя риск огромный. И возможно, будут осложнения.

— Например, проснуться в чужом теле? Такое осложнение ты имела в виду?

— Да, ты теперь совсем другой человек, Эм. Но только снаружи. Изнутри ты осталась та же самая. Вот поэтому доктор Холкомб и его коллеги не советовали нам сразу же посвящать тебя в подробности лечения. И так слишком много всего произошло. Нужно время, чтобы ты привыкла к своему новому состоянию.

Неужели это происходит со мной?

— Послушайте, — проговорила я, стараясь не разреветься. Как могли мои родители пойти на такое? Почему они согласились на операцию? — Это неправильно. Вы не имеете права так поступать. Извращение какое-то!

— А теперь, дорогая моя, послушай-ка меня, — раздраженно сказал доктор Холкомб. — О каком извращении ты говоришь, позволь узнать? Тысячам людей ежегодно ставят официальный диагноз — смерть мозга. А у тысячи других оказываются нежизнеспособные тела. Что плохого в том, чтобы дать человеку единственный шанс выжить? Кроме того, — добавил он уже более спокойно, — тебе вообще, по-моему, грех жаловаться. Я превратил тебя из смертельно раненной девочки в супермодель! Да многие девчонки просто душу бы отдали (причем буквально!), чтобы оказаться на твоем месте!

Конечно, во время операции доктор Холкомб своими руками вытащил мои мозги из тела Эмерсон Уоттс и аккуратно поместил их в тело Никки Ховард, пришив каждый нерв, но он меня совершенно не знал.

— Как же вы оперировали без моего согласия? — обвинила его я.

— За вас подписались родители, — сообщил мистер Филлипс.

Я укоризненно посмотрела на маму. Мы обе плакали.

— Иначе мы бы тебя потеряли, детка. Ты выжила только благодаря помощи мистера Холкомба и его коллег.

Я молча смотрела на маму. Может, сердце у меня теперь и чужое, но саднило оно, точно как мое собственное.

— Все понятно, — подытожила я, стараясь говорить по-взрослому, хотя писклявый голосок Никки сводил мои усилия на нет. — Неясно одно: как в «Старк энтерпрайзиз» планируют сохранить операцию в секрете, если в понедельник в школу придет Никки Ховард и будет при этом называть себя Эмерсон Уоттс?

Мистер Филлипс прокашлялся.

— Этого не произойдет, — спокойно произнес он.

— Но… — Я переводила взгляд с него на моих родителей, сидевших с совершенно побитым видом. Что-то было не так. — Обязательно произойдет. Не могу же я не ходить в школу.

— Эмерсон Уоттс больше никогда не пойдет в школу, потому что ее больше не существует, — отрезал мистер Филлипс.

— Как это я не существую? Я сижу перед вами.

— Эм, послушай… — мягко начал папа.

Я заметила что-то неуловимое в его лице. Мне пока не удалось определить, что именно, но это не предвещало ничего хорошего. И мама тоже смотрела на меня как-то странно, со смесью панического страха и мольбы. Они оба посмотрели на мистера Филлипса, а затем на меня. Минуточку, а при чем тут мистер Филлипс?

— Все не так просто, — продолжил папа. — После того как доктор Холкомб описал нам суть операции, встал вопрос о некоторых, так сказать, условиях. Нам пришлось согласиться. Только после этого тебя стали готовить к операции.

Я переводила взгляд с папы на маму и обратно.

— Что за условия? — спросила я, не имея ни малейшего понятия, о чем может идти речь.

Мистер Филлипс вытащил стопку бумаг из кейса и, отделив внушительную часть документов, вручил их мне. Я держала в руках сорок или пятьдесят страниц печатного текста, каждая из которых была аккуратно подшита и заверена нотариусом. Внизу на каждом листе стояли подписи моих родителей.

— Так вот, — объявил мистер Филлипс, просматривая свой экземпляр договора, — ваши родители выразили письменное согласие, что в случае успешно проведенной операции к вам переходят все контракты и права Никки Ховард.

У меня глаза полезли на лоб от услышанного.

— Что? — В панике я смотрела на родителей. Они оба внимательно изучали пол.

— Другими словами… — продолжал мистер Филлипс, очевидно полагая, что я не уловила смысл его слов. Напротив, я все прекрасно поняла. Просто не хотелось расставаться с последней надеждой. — Вы станете исполнять обязанности Никки Ховард в качестве официальной модели гипермаркета «Старк». Отказ от выполнения обязательств повлечет за собой полное и немедленное возмещение стоимости операции, а также оплату всех возможных юридических последствий.

У меня даже рот открылся от изумления.

— Погодите. — Сердце билось в груди, словно молот. — Вы сейчас сказали то, что я думаю?

— Я не совсем уверен, что могу читать ваши мысли, мисс Уоттс, — произнес мистер Филлипс. — Моя мысль заключается в том, что в случае вашего отказа продолжить вместо Никки Ховард сотрудничество со «Старк энтерпрайзиз» мистеру и миссис Уоттс придется выплатить больнице два миллиона долларов, не считая судебных издержек и прочих мелких расходов. Кроме того, в случае разглашения конфиденциальных сведений об операции возможны уголовные последствия. Надеюсь, вы уловили суть вышеизложенного. Не верю. Такого просто не может быть!

— Кстати, есть еще один пункт, по которому ваши родители дали согласие, — продолжил мистер Филлипс.

— Еще что-то? — простонала я.

— Вот тут, — вставил доктор Холкомб. — Стандартная часть контракта для каждого пациента. В целях безопасности нашего института. Все, что происходит в этих стенах, должно здесь же и остаться. — Существует множество людей — политики, религиозные лидеры, — которые вряд ли понимают, что мы спасаем человеческие жизни. Если бы мы разрешили нашим пациентам, обладающим уже новой внешностью, использовать свои старые имена и жить прежней жизнью, информация о нашей деятельности мгновенно распространилась бы. В связи с этим мы просим у каждого пациента разрешения констатировать смерть лица, обладающего прежними идентификационными характеристиками данного человека.

У меня перехватило дыхание.

— Но я не умерла!

— Могу заверить вас, что с юридической точки зрения как раз умерли, — добил меня мистер Филлипс. — Все сводится к вопросу, какой орган считать вместилищем личности. Где именно находится личность или, если угодно, душа в организме? В мозгу? Или в сердце? Или где-то внутри тела? Мозг Никки Ховард погиб, и это факт. С другой стороны, сердце-то у нее до сих пор бьется.

— Ее… сердце?

Я приложила руку к груди. Ровный ритм отдавался в ладони.

— А сердце Эмерсон Уоттс, — бесстрастно продолжал мистер Филлипс, — остановилось чуть больше месяца назад. Если в теле человека прекратились все моторные функции, а мозг отсутствует, то, в соответствии с решением суда штата Нью-Йорк от тысяча девятьсот восемьдесят четвертого года, он признается умершим. Следовательно, лицо, у которого зарегистрирована мозговая и сердечная деятельность, официально считается живым. Что и применимо к Никки Ховард.

Я смотрела на него расширенными от ужаса глазами, не понимая ни единого слова. Этот дядя, наверное, не в курсе, что я всего-то одиннадцатиклассница (хоть и готовлюсь к поступлению в университет).

— Что-что?

— Иными словами, — медленно выговорил мистер Филлипс, видимо полагая, что тщательная артикуляция поможет мне быстрее понять смысл фразы, — примерно тридцать четыре дня тому назад, согласно законам штата Нью-Йорк, Эмерсон Уоттс умерла.

Как-то неприятно прозвучали его последние слова. Очень неприятно.

— Стойте, — выдохнула я. — То есть по законам штата я умерла?

— Умерла Эмерсон Уоттс, — поправил мистер Филлипс.

— Но ведь я и есть Эмерсон Уоттс! — вскричала я.

— А вы уверены? — спросил он с легкой улыбкой. Его улыбка стала последней каплей. Внезапно мне стало страшно. Никогда в жизни я так не боялась, даже когда увидела, что огромный экран падает прямо на Фриду.