Джек медленно произнес:

— Р-ли.

Эд кивнул.

— Это единственный способ искупить грех. Смыть с себя и этим вернуть мою благосклонность, не говоря уже о церкви. Позволь напомнить тебе, что с этой минуты в нашем округе будет считаться правильным только то, что заслуживает моего одобрения.

На обоих связанных разрезали веревки. Чаковилли был теперь пленником, хотя в обращении с ним грубостей не допускали.

Один из разгружавших фургон сказал:

— Эд, что мы будем делать со всеми этими ружьями? Ведь никто из нас не умеет с ними обращаться.

— Разумеется, нет, — презрительно бросил Чаковилли. — Вы, паршивые сорвиголовы, даже не подумали научиться стрелять, прежде чем нападать. Почему, как вы думаете, я настаивал на отмене этого налета? Какая польза от ружья, если вы не умеете даже правильно зарядить его, не говоря уже о том, чтобы попасть в цель? Кто из вас знает, как обращаться с этой стеклянной пушкой? А с огнеметом? Безмозглые чурбаны, вы потерпели поражение, еще не начав битвы!

— Черта с два! — воскликнул Эд. — Эй, люди! Кто успел прочесть инструкцию, заряжайте ружья!

Он выделил расчет канониров, другой группе велел тащить машину на колесах. В течение часа он муштровал своих солдат.

— Не стреляйте, пока не подойдем совсем близко. Они помрут со страха от одного только грохота.

— Так же, как и твои люди — после того, как нажмут на спуск, — вставил Чаковилли.

Вскоре весь отряд уже маршировал по шоссе. Впереди шли Чаковилли и Джек Кейдж. Оба были вооружены шпагами, но позади них шел человек с пистолетом наизготовку.

Прикосновение к сказочной стали придало Эду смелости и воодушевления. Он тихонько напевал и расхваливал своих людей, пока они не вышли на тропинку, ведущую в лес. В соответствии с замыслом, они должны были пройти по ней, таща за собой пушку, пока не окажутся в поле.

В лесу колеса пушки застряли в грязи. Весь отряд ничего не мог с нею поделать.

Под конец Эд выругался:

— Бросьте ее к чертовой матери! Bee равно она нам ни к чему.

Удрученные потерей, взвинченные страхом перед неизвестностью, убийцы гривастых шли через лес. Стоило кому-то задеть ружьем за ветку или наступить ногой на ломкий сучок, как все испуганно вздрагивали.

Наконец между ними и полем осталось только несколько кустов. У входа в один из кадмусов догорал костер, но никого из гривастых не было видно.

— Огнеметы — вперед! — вполголоса приказал Эд и сердито повернулся к Джону, чтобы отчитать его за то, что он слишком громко дышит.

— Здесь всего двенадцать кадмусов. По моему сигналу направляйте пламя огнеметов во внешние входные отверстия восьми из них. По два человека останутся стеречь выходы еще из двух, их задача — приканчивать каждого, кто попытается выбраться наружу. Остальные делятся на две части: одни идут за мной к тому кадмусу, что справа, другие во главе с Джоном — к тому, что слева. Чаковилли идет впереди меня, Джек — впереди Джона. Уолт, с кем ты хочешь пойти?

Старший Кейдж покачал головой и хрипло сказал:

— Не знаю. Куда прикажешь.

— Тогда ступайте с сыном. Может быть, вам удастся схватить его за шиворот и помешать присоединиться к гривастым.

Тот прежний Уолт, которого Джек так хорошо знал, услыхав подобное оскорбление, вышиб бы из Эда дух. Но сейчас он только покачал головой:

— Ребята, нет никакой необходимости сжигать все это. Как-никак это все же добро. Там есть много такого, чем вы можете поживиться, да и мне кое-что останется. Ведь это как-никак моя собственность. Зачем все уничтожать? Это не по-людски.

— Папа, ради бога! — закричал Джек. — Как ты можешь в такую минуту, когда вот-вот прольется кровь?!

Кулак Эда заставил его замолчать. Шатаясь, он отпрянул назад ощущая во рту соленый вкус.

Уолт часто заморгал, будто не в состоянии понять слов сына.

— Теперь, после того, что ты натворил… ты еще о чем-то просишь?!

Вооруженная группа крадучись пересекла луг.

Полная луна ярко освещала местность. Ветра не было. Единственными звуками были шелест шагов по траве, приглушенные ругательства оступившихся, свистящее дыхание Джона Маури.

Круги у оснований кадмусов были черными и казались пустыми. Но Джек невольно рисовал себе зрелище глядящих на них из темноты глаз и рук, сжимающих луки и копья. Может быть, в его незащищенную панцирем грудь уже направлена стрела.

Эд шепнул Маури:

— Как ты думаешь, где сейчас Полли? Может быть, она успела уйти, пока мы сюда добирались?

Сверкнув белками глаз, Джон с шумом выдохнул:

— Не знаю. Полли сейчас меня не интересует. Хотелось бы мне знать, где дракон?

Эд фыркнул:

— Единственный дракон, которого ты видел, мог появиться только из бутылки.

— Ко мне это не относится. Когда я выпью, у меня не бывает одышки. А сейчас, слышишь? Но где же, черт побери, он может быть?

Как будто в ответ на его слова впереди них раздался страшный рев. Ничего подобного никто из них в жизни не слышал. Могучая гортань издавала такой низкий утробный рык, по сравнению с которым рычанье медведя могло показаться звуками свирели.

Люди в смятении повернули назад, истошно вопя.

Существо, бросившееся на них из-за деревьев, было более чем вдвое выше высокого мужчины. Оно бежало на толстых задних лапах, держась вертикально. Его лапы напоминали задние лапы собаки, ступни были устроены иначе: пять чудовищных пальцев были широко разведены, чтобы держать вес массивного туловища. Две передние лапы он вытянул вперед: в сравнении с задними конечностями они казались крошечными. На самом же деле они были такой толщины, как тело взрослого человека. В каждой из трехпалых лап он держал по дубинке — стволу молодого дерева. При свете полной луны четко просматривался злобный оскал зубов.

Передняя часть головы являла собой нечто среднее между звериной мордой и человеческим лицом: высокий хрящеватый гребень на лишенном волос черепе, выпуклый лоб, массивные надбровные дуги, сверкающие глаза в форме лиры, покатая собачья морда, тяжелая челюсть, массивный подбородок и свисающий морщинистый мешок вместо бороды. С обеих сторон ухмыляющихся губ торчало по дюжине волосков толщиной в карандаш, образуя гротескные усы.

А вслед за этим громоподобным раскатом со стороны ручья донесся другой такой же. Люди, повернув головы, увидели второго дракона.

Эд, вопя, как взбесившийся единорог, умудрялся отдавать команды:

— Огнеметы! Стреляйте по ним из огнеметов! Пламя их отпугнет!

Но люди не умели обращаться с незнакомыми механизмами. Страх усугублял положение. И половина людей из тех, что несли на себе вооружение, побросали его и побежали прочь.

Одному все же удалось поджечь горючую смесь. Изогнутая струя красного пламени озарила тьму ночи и упала, но не на приближающееся чудовище, а на группу людей. Огнеметчик поспешно поднял дуло оружия, направив его на дракона. Но для полудюжины нападавших было уже слишком поздно. Истошно вопя и сбивая пламя с одежды, они упали на землю, корчась от боли. Один человек побежал к ручью, но упал на полдороге и больше не поднялся.

Языки пламени заставили чудовище остановиться, развернуться и попробовать обойти толпу спереди, рассчитывая оказаться перед бегущими людьми, где огнемет не смог достать его.

— Стреляйте ему в живот! — вопил Эд. — Он у дракона мягкий!

Он поднял свой двухствольный пистолет с кремниевым затвором и нажал на оба спусковых крючка.

Выстрел остановил чудовищ. Однако, казалось, ни одно из них не пострадало.

Несколько человек набрались духу и тоже подняли пистолеты и ружья. Многие разрядили их в драконов, но дали осечку. Один человек упал, пораженный в спину своим же товарищем, стреляющим, не целясь.

Оружие перезарядили. Страх делал движения людей поспешными и неуклюжими. Они рассыпали порох, роняли пули.

Оба дракона беззвучно неслись на людей. Они были уже слишком близко, чтобы их можно было остановить огнем из ружей, а струя из огнемета могла спалить заживо кого-нибудь из людей. К тому же одно из чудовищ швырнуло свою дубину поверх голов толпы. Она угодила огнеметчику в грудь, и он упал то ли мертвый, то ли без сознания. Содержимое огнемета вылилось на землю.