— Как ты думаешь, она простит меня?

— Какая женщина в здравом уме сделает это?

Гриффин скрестил руки на груди. Его чемодан притулился у ног, как щенок. Впрочем, Гриффин никогда не обременит себя заботой и ответственностью даже за щенка, не говоря уже о жене и детях. Почему же Гранту так неспокойно на душе? Гриффин может думать о чем угодно, но это не меняет того факта, что сейчас Энни в его, Гранта, квартире, в его кровати. Или будет в ней ночью. Но вся беда в том, что сам он вряд ли разделит ее с ней.

Он удивился, насколько хочет этого — разделить с Энни постель. И жизнь. Что с ним? Он никогда не стремился жениться, всегда избегал постоянных отношений.

— Энни не похожа на других женщин, — не унимался Гриффин. Грант и без него знал это. — И особо рассерженной она не выглядела.

— Это точно, — с язвительным смешком согласился Грант. — Она очень рада тому, что ты оставил ее и что она сейчас не в Венеции и не с тобой.

— Не думаю. — Гриффин поскреб щеку, заросшую густой щетиной, что свидетельствовало о том, что сегодня он не брился. Очевидно, он с самого начала не намеревался приходить на собственную свадьбу. — Я думаю, она обижена и смущена. Уверен, что смогу ее вернуть. С твоей помощью, Большой Брат.

— Нет.

Гриффин посмотрел на него своим отработанным годами невинным взглядом, всегда заставлявшим Гранта уступать, но только не на этот раз.

— Почему? — спросил Гриффин.

Мысленно Грант увидел, как хватает брата за грудки, прижимает к стене и говорит, чтоб он держался от Энни подальше. Вместо этого он засунул руки в карманы.

— Мало ты причинил ей боли?

Лифт остановился на нижнем этаже, двери раздвинулись. Братья одновременно ступили в вестибюль. Грант нес чемодан, еле сдерживаясь, чтобы не вышвырнуть его, а заодно и его хозяина на улицу.

— Я больше не обижу ее.

— Конечно. — Грант был больше не в силах слушать это. Мысль о Гриффине, вернувшем любовь Энни, была невыносима.

— Не обижу, клянусь. Ты видишь перед собой совершенно нового человека.

Грант повернулся лицом к брату и сунул ему в руки чемодан.

— Послушай, я устал убирать за тобой грязь. Я целый день провел с женщиной, которую ты бросил у алтаря. Она мне нравится, и я…

— Энни нравится тебе? Ты поэтому притащил ее к себе? Потому что сам положил на нее глаз? — В голосе Гриффина слышались гнев и недоверие.

Обоснованность его подозрений немедленно породила в Гранте чувство вины.

— По твоей милости ей некуда было деваться. Ей нужно было где-то остановиться. Пригласить ее к себе — вот то немногое, что я мог сделать, учитывая, что я твой брат.

— Ладно, не заводись. Я не собирался тебя ни в чем обвинять. Просто Энни сводит меня с ума. По-моему, это любовь. Ну что, поможешь мне?

Грант колебался. Ни при каких обстоятельствах он не хотел бы видеть Гриффина и Энни снова вместе. Он уверял себя, что просто волнуется за нее и не хочет, чтобы ей снова причинили боль. Гриффин вполне мог бросить ее у алтаря второй раз. Но, с другой стороны, Грант ничего не мог ей предложить — она хочет того, что он не в состоянии ей дать. Энни не для него. Может быть, ей действительно будет хорошо с Гриффином, если тот остепенится и осядет на одном месте. Чувствуя озноб и пульсирующую боль в виске, Грант ответил:

— Помогу.

На следующее утро Грант проснулся с ужасной головной болью. Спину ломило, шея затекла и не поворачивалась. К тому же время близилось к полудню.

Он медленно сел и вытянул руки вдоль спинки дивана. Почему он спал здесь? Увидев пустую бутылку из-под шампанского, попытался вспомнить, что он, собственно говоря, праздновал. Грант потер виски — мозг и так отказывался служить ему, а тут еще эта тупая боль.

С трудом заставив себя подняться с дивана, Грант побрел в ванную. Горячий душ прочистит мозги и расслабит затекшие мышцы.

Стащив на ходу рубашку, он бросил ее на пол и… ткнулся лбом в запертую дверь. Что такое?! Грант подергал ручку, и дверь открылась.

Испуганный женский вскрик заставил его застыть на пороге. В голове разом прояснилось. Энни!

Она стояла посреди его ванной комнаты полностью обнаженная. Ее кожа мерцала, как нежный шелк ее халата. Энни схватила ближайшее полотенце и сделала попытку прикрыться им. К несчастью для нее и большому удовольствию Гранта, это оказалось маленькое полотенце для рук.

Его взгляд медленно прошелся по ее длинным загорелым ногам, поднялся выше. Ее живот был таким же загорелым, как руки и ноги, белыми оставались только тонкие полоски от бикини. Тело Энни имело великолепные формы, где положено — выпуклые, где нужно — плоские. Гранта так и подмывало протянуть руки и исследовать их на ощупь, но он не поддался вожделению и не сдвинулся с места, как и подобает истинному джентльмену.

К черту джентльменство! Всю ночь его терзали мысли об Энни и искушали воспоминания о поцелуях. И вот теперь она перед ним. Обнаженная!

Взгляд Гранта остановился на ее груди. От прохладного воздуха соски сморщились, но он помнил, как они, напряженные, касались вчера его груди. Желание стало нестерпимым, и Грант сделал шаг. Кафель холодил его босые ноги, но кровь, с бешеной скоростью несущаяся по венам, была огненной, как лава.

— Грант! Что ты делаешь?

Он замер. Действительно, что он делает? Ведь он обещал Гриффину! Чувство вины подавило все остальные чувства.

— Извини, Энни. Я не привык к компании.

— Ничего, только в следующий раз не забудь постучаться.

— Хорошо.

Плохо! Потому что следующего раза не будет. Он сегодня же найдет ей жилье — подальше от него и его взбесившегося либидо.

— Привет, Берт! — Энни улыбнулась швейцару, выбегая из дома Гранта. Ей требовалось побыть одной, чтобы привести в порядок мысли и чувства. Ее лицо до сих пор горело, хотя она и пыталась убедить себя, что это от быстрой ходьбы, а не из-за сцены в ванной комнате. — Как дела?

— Отлично, миссис Стивенс. — Эти слова заставили ее резко остановиться. События минувшего дня пронеслись в голове Энни, напомнив, что миссис Стивенс она — ненастоящая. — Идете в город?

— Да, — ответила Энни, заставляя себя воодушевиться открытиями, которые ей сулил Нью-Йорк. — Я никогда раньше не была в Нью-Йорке.

— Тогда вам предстоит увлекательная прогулка. Удачи!

Хорошо бы. Ей необходимо передохнуть от Гранта, от его вида и от собственных мыслей о нем.

— Энни, постой! — Ее догонял Грант. — К чему такая спешка?

Энни передернула плечами и задрала голову вверх.

— Какой чудесный день…

— Гм…

— …и я не намерена терять ни минуты. — На самом деле она больше не могла оставаться взаперти наедине с ним и непрерывно вспоминать утреннее столкновение в ванной. Уже два раза Грант видел ее обнаженной, вернее, полтора. Один раз — почти, лишь в едва прикрывающем ее нижнем белье, а второй — совсем. От этих воспоминаний кожа Энни вспыхнула. Если бы ей тоже удалось увидеть его полностью обнаженным… Нет-нет! Единственно ради того, чтобы сравнять счет. — Я спешу начать мою новую жизнь, — сказала она, ступая на тротуар.

Мимо нее сплошным потоком спешили люди, ревели автомобильные гудки. Энни попыталась глубоко вздохнуть, но едва не закашлялась от странного воздуха, вобравшего в себя множество незнакомых запахов — хот-догов, выхлопных газов, восточных пряностей… Она подняла голову и зажмурилась от солнечных бликов, отражаемых сотней окон двадцатиэтажного здания. Да-а, это определенно не Локетт.

— Кажется, все куда-то опаздывают. Может, я что-то упустил и теперь посещение воскресной школы обязательно для всех?

— Вряд ли, — ответила Энни с усмешкой.

Она перевела взгляд на пожилого мужчину, заговорившего с ней. На нем было надето длинное пальто, несмотря на теплое яркое солнце. Энни кивнула и вежливо поздоровалась.

— Не делай этого. — Голос Гранта звучал сварливо и назидательно, как у нее самой, когда она распекала нерадивого ученика. Он цепко взял ее за локоть и повел по улице, лавируя в потоке пешеходов.