— Я исправлюсь, честное слово! — заверила Эмма своего наставника.

Тщетно подождав, что Эмма распечатает конверт, он покинул ее, сказав, где она сможет его разыскать, когда принесет выполненные работы. Она наконец смогла вскрыть письмо.

«Дорогая Эмма, мне очень хотелось бы знать о результатах твоих заключительных экзаменов…»

— Очень его это беспокоит, — прошипела она сквозь сомкнутые зубы.

«Твоя мама сказала мне, что ты не желаешь больше меня видеть. Что ж, я уважаю твои чувства.

Я чрезвычайно рад, что ты возвратилась к занятиям. Твой педагог очень высокого о тебе мнения и ожидает наилучших результатов от твоих экзаменов.

Я не перестаю о тебе думать, Эмма.

Ты обязана взять деньги на лечение, так как увечье ты получила, находясь в моем доме. Миссис Блэкмур ведь сказала мне, что потребует с меня денег по суду.

Это мое последнее письмо к тебе, guapa. Впрочем, если ты вдруг захочешь мне написать, буду рад и тут же отвечу. Приложенная к этому чековая книжка откроет тебе доступ к моему лондонскому счету.

Не торопись разорвать это. Прошу тебя, дочитай до конца. Ты вправе относиться ко мне как угодно. Но мне очень бы хотелось, чтобы ты свободно пользовалась моим вкладом, дабы не отвлекаться на посторонние хлопоты во время подготовки к экзаменам.

От души желаю тебе счастья.

Всегда помнящий тебя

Луис».

Эмма надорвала чековую книжку и выбросила ее в окно. Да, совесть, видно, совсем его замучила. Что ж, эти муки заслуженные. Но только она никогда не будет строить на них свое благополучие. Пусть не рассчитывает на это.

Всегда помнящий… Да, это взаимно. И ей никогда не избавиться от воспоминаний о тех днях в Андалусии. Конечно, иногда они будут тускнеть в наплыве иных впечатлений, но всякий раз им суждено возвращаться с обновленной ясностью, как только ей случится посмотреть на себя в зеркало.

Почему он не может отойти в сторонку? Почему старается неотступно следить издали за каждым ее шагом? Она может лишь догадываться о причинах. Боится, что она возбудит против него дело? Может быть, он проконсультировался у адвоката и узнал, что его позиция проигрышная? Он может винить ее в смерти дона Рафаэля и гибели Гиерро, но испанский кодекс чести предписывает ему оплатить ее лечение. Эмма улыбнулась. Она его безнадежный долг. Луис ведь человек деловой, он ненавидит безнадежные долги. Все здесь ясно, как белый день.

Ободренная этой мыслью, Эмма спрятала письмо в сумку и пошла проверить, не ждет ли ее до сих пор Кейт.

Октябрь выдался холодный, но солнечный. Багряно-бронзовая листва в университетском дворике так и горела под ярким солнцем. Эмма заметила, как красиво озарены светлые стены факультета испанистики. Последний праздник цвета и света в уходящем году.

Она почувствовала себя чем-то вроде Мэри Поппинс: вся тяжесть, гнувшая ее к земле после возвращения домой, вдруг испарилась, и ей казалось, что по своему внутреннему приказу она сумеет подняться над миром и полететь. Судя по его последнему письму, Луис предоставлял ей свободу. Себя он также освободил и от денежного, и от нравственного долга, открыв ей доступ к своим сбережениям. Но главное то, что он обещал уйти с дороги. Он перерезал последнюю связывающую их нить, когда наконец отрекся от алчного желания постоянно держать ее у себя в плену.

Да, теперь она кошка, гуляющая сама по себе. А еще — растение, только что отошедшее от пережитой суровой зимы. Со стороны оно кажется мертвым, но соки в нем двинулись. Еще чуть-чуть — и оно все покроется зеленью молодых побегов.

Как же она была смешна — убеждала себя, что она ничто без Луиса Кеведо! У нее был временный застой, вот и все…

На одном из табуретов у стойки бара стояли туфельки Кейт. Подруга заняла для нее место.

— Надо же! Не успела я оглянуться, а ее величество тут как тут. Вот, я тебе уже кофеек накрыла блюдечком, чтобы не остыл. Еще чуть-чуть — и я бы умяла твой пирожок.

Что-то Кейт уж очень благодушествует. Это ведь самая вредная девчонка во всем северном полушарии. Кофе был едва теплый.

— Тебе любопытно что-нибудь узнать, Кейт?

— Нет, мне, знаешь, как-то безразлично.

— Тебе безразлична судьба лучшей подруги?

— Годам к сорока ты станешь вздорной бабой, Эмма Блэкмур.

— Спасибо за прямоту. За пирожок я с тобой не расплачиваюсь: ты оставила мой жакет в автобусе.

— Его же потом возвратили… Слушай, Эмма. Ты что, не поладила с тем испанцем?

— Почему ты так думаешь?

— Быстро ты вернулась в Англию.

— Видишь ли, Кейт, на меня там что-то нашло. Я все деньги, которые от него получила, стала тратить на выпивку и «колеса». А Кеведо семья старинная, можно даже сказать — рыцарская семья. Понятно, какое обо мне у них сложилось мнение…

— Погляди, за тем столиком Брэд. Ты знаешь, что он к тебе неравнодушен? Ладно, я пойду. В другой раз покупай пирожок на свои!

— Эй, дама со шрамом, ты в порядке?

Эмма вошла в бар после изнурительнейшего часа, какой только был в ее жизни, и с благодарностью приняла пиво, заказанное для нее Брэдом.

— Как теннисный мячик на уимблдонском корте.

— Бедняжка Эм! Ну так отдохни же в объятиях друга. — Он обнял ее, притянул к себе.

Закрыв глаза, Эмма позволила ему шлепнуть себя по заднему месту, как ребенка. Брэд был из породы праздных молодых людей, всегда сидящих на чьей-нибудь шее, и к тому же законченный мужской шовинист. Но за последние полгода она привязалась к нему, как к брату.

— Как прошло собеседование, Брэд? — спросила Кейт. — С кем ты говорил?

— С сеньором из отдела рекламы компании «Герреро», они производят шерри в Хересе-де-ла-Фронтера. Я подумал, что у меня есть неплохой шанс благодаря познаниям, полученным в Севилье. Но люди, которые беседуют с кандидатами, форменные гестаповцы…

Брэд отпустил ее и вернулся к своей пинте пива. Эмма тоже села за столик, все еще ощущая приятное тепло его рук. Он настаивал на том, чтобы она взялась писать о виноделии в Испании, но она отказывалась именно потому, что благодаря Луису хорошо разбиралась в этом деле. А может быть, попытаться? Не все ли теперь равно?

— Да, тяжелые времена нам обеспечены. — Брэд прикончил свое пиво и вытер пену с губ. — Они не собираются брать тех, у кого проблемы с деньгами.

— В штат, — подтвердила Кейт, — предпочитают брать тех, кто уже прочно стоит на ногах. Или людей с исключительно твердым характером, которые сумеют в любой ситуации постоять за компанию…

— Ну, я в этом могу зайти так далеко, что они меня уволят за строптивость.

— Да, Эм такая. — Брэд засмеялся. — Пока молчит, она медвежонок Бимбо, но уж скажет так скажет! Я добуду тебе работу!

Эмма улыбнулась.

— Ладно, только припаси еще пива. Я предчувствую такое собеседование, что без выпивки не обойтись. — А сама подумала о синем шелковом костюме, в котором она переступала порог виллы Кеведо. Он сослужит ей службу.

Эмма ослабила пристежной ремень, тепло улыбнулась стюарду, предложившему ей аперитив, и почувствовала себя на верху блаженства. Пока шли выпускные экзамены и торжества по поводу получения дипломов, ей некогда было вздохнуть. Работа после всего этого казалась ей легким делом.

Ура, она добилась своего! Ее направляют в Испанию с предоставлением основательного кредита. А работа такова, что, имей она деньги, сама была бы готова за нее заплатить. Жаль, конечно, бросать маму на столь долгий срок. Но, решила Эмма, буду часто писать, звонить, а летом пришлю ей приглашение.

Положим, лечу я не первым классом, как пообещал мне представитель «Герреро», но ведь у меня еще все впереди.

Подождите, моя мама еще будет распивать шампанское со всеми этими магнатами!

Тут Эмма усмехнулась. Мама за всю свою жизнь, до выпускного банкета ее дочери ни разу не попробовала шампанского, а когда на этом банкете выпила немного, то чуть не свалилась под стол. Так что этот прогноз отпадает, надо выдумать что-нибудь другое.