Начиная со среды, он покинул пределы комнаты лишь один раз — для того, чтобы воспользоваться туалетом, незамедлительно вернувшись назад из-за страха встретиться с Кэрри или Ричардом. Он пытался думать о себе, о своем будущем, но быстро уставал от этих мыслей. Мир вокруг казался бесполезным и бесцельным, и погружаться в него Дэвиду не было необходимости — многодневная щетина уже не причиняла неудобства, а все, что творится за пределами комнаты, не имело значения. Он чувствовал себя песчинкой.

Я, я, — иногда крутилось у него в голове. В прошлом постоянно думать о Рэйчел было привычным делом для него, но незаметно все стало как-то искажаться, и теперь его мысли были обращены только к самому себе — нет, точнее было бы сказать, для себя. Дэвид отчаянно подбирал слова, предназначенные для доказательства себе самому, в какого безнадежного и несчастного человека он превратился.

В один из вечеров, когда безутешный вдовец в очередной раз прокручивал все это в своем воспаленном мозгу, он медленно поднялся с постели, которая не убиралась вот уже несколько дней, и подошел к полке. Не давали покоя вопросы, они возникали то и дело в его отяжелевшей, будто залитой свинцом голове.

«Боже, что происходит? Что, черт возьми, такое творится со мной? Я был в порядке, когда прилетел из Шотландии, а затем все пошло не так, как надо. Почему?» — он отодвинулся от полки и медленно подошел к окну. Всматриваясь, как завороженный, в темнеющий день, Дэвид пытался объяснить самому себе свое состояние. Он искал ответы.

«Вот именно. Ты был в порядке, когда прилетел из Шотландии. Ты чувствовал себя вполне нормальным в толпе пассажиров в аэропорту, потому что никто не знал тебя, никто не заботился о тебе, ни у кого не было никаких мыслей по поводу твоего прошлого, настоящего или будущего. Ты был “беззаботным никем”. Но все изменилось в тот момент, когда ты вошел в этот дом, потому что Ричард знал. Ты напуган, правда? Напуган собственной личностью, напуган необходимостью вернуться в Шотландию, напуган тем, что придется вернуться в ту напряженную, замкнутую на самом себе, окружающую среду, где все знают тебя и все заботятся о тебе, и все смотрят на тебя грустными глазами, и говорят о тебе тихим шепотом — в надежде, что ты ничего не услышишь».

Он подошел к кровати и снова лег, уставившись в потолок. «Давай, думай. Чего, черт возьми, ты хочешь, Дэвид?»

— Я хочу быть один, — сказал он вслух, — просто никому не известным, и особенно не хочу быть чертовым Дэвидом Корстофайном — и ничего больше!

Он перевернулся и прижал колени к груди. Свободный от ответственности, свободный от своей личности. Это было похоже на зов протеста. Он усмехнулся и покачал головой, услышав, как его щетина трется о подушку. Он закрыл глаза и впервые за долгое время почувствовал, что напряжение, давящее голову, начало уменьшаться.

На следующее утро Дэвид проснулся от яркого солнечного света, бьющего сквозь окно прямо ему в лицо. Быстро моргая, он отвернул голову к двери, чтобы спрятаться от ярких лучей, и в своем сонливом состоянии внезапно почувствовал непреодолимый запах. Он открыл глаза и обнаружил, что лежит со сцепленными над головой руками, а его нос упирается в подмышку.

— Черт побери!

Дэвид резко вскочил с кровати и какое-то время стоял, покачиваясь в центре комнаты, пока окончательно не проснулся. Затем стянул с себя свою футболку и резко бросил ее на полку, уронив маленькое зеркало на пол. Он застыл на мгновение — разбилось или нет? Медленно наклонился и поднял его. Зеркало не разбилось. Облегченно вздохнув, он положил его обратно на полку, мельком увидев в нем свое отражение: волосы взъерошены, лицо, покрытое немытой щетиной, бледно и осунулось, под глазами залегли черные круги. На что он похож? Как одним словом описать это отвратительное явление?

«Слизняк».

Да, именно так. Он был слизняком, скрывающимся под глупым, чертовым камнем.

Дэвид посмотрел на часы. Было семь тридцать. Самое время привести себя в человеческий вид.

Дэвид схватил полотенце, взял из сумки электробритву и вышел из комнаты. Он остановился. Дверь в комнату Ричарда была все еще закрыта, и он мог услышать лишь тихое похрапывание, доносившееся оттуда. Он почесал голову. Боже, какой сегодня день? Ричард должен был работать дома в этот день, либо была суббота. В любом случае он не хотел, чтобы его застали в таком виде. Дэвид прошел на цыпочках в ванную и включил душ.

Сначала вода была холодной, и это доставило удовольствие, струи взбадривали все его тело, пока он намыливал его. Затем, когда вода начала нагреваться, он выдавил немного шампуня и промыл голову так же хорошо, как и тело. Он дважды проделал эти процедуры, прежде чем выключить душ и вылезти из ванны, чистым и обновленным, если не умом, так телом точно.

За пять минут он сбрил щетину, побрызгав жгучим лосьоном непривычно мягкое лицо. Наконец, вылил большое количество дезодоранта на свои подмышки, после чего собрал вещи и вернулся обратно в комнату.

Комната показалась ему настолько сырой и душной, что он немедленно открыл окна настежь, сразу же почувствовав тепло раннего утреннего солнца. Он достал из чемодана чистые джинсы, рубашку и белье и, одевшись, посмотрел вокруг. Дэвид не хотел больше находиться здесь. Атмосфера этой комнаты стала слишком подавлять его. Он хотел бежать отсюда. Бежать далеко от дома, бежать туда, где его никто не знал.

Дэвид подпрыгнул, оживившись от одной этой мысли, поднял бумажник с пола, обулся, открыл дверь и тихо спустился вниз. Он вышел на террасу и аккуратно закрыл за собой дверь.

Какое-то время Дэвид стоял, глубоко вдыхая свежий воздух, он был приятно теплым. Выйдя на дорогу, он остановился и, сделав кивок в знак принятия решения, повернул по главной улице направо.

Было еще слишком рано для открытия магазинов, поэтому Дэвид просто прогуливался вдоль тротуара, разглядывая экспонаты, выставленные в витринах. Ему встречались прохожие, гуляющие с собаками, некоторые несли в руках газеты; многие из них улыбались и говорили ему: «Доброе утро». Он также приветствовал их, чувствуя, что каждый раз, когда отвечает этим незнакомым людям, настроение его поднимается.

Неожиданно он увидел скопление людей около гастронома «Лиспорт». Мужчины, одетые в шорты и футболки, прислонялись к большим пикапам, припаркованным со стороны дороги, и обсуждали предстоящий рабочий день, прожевывая булочки и запивая их горячим кофе из огромных пенопластовых, наполненных до краев стаканов. Запах еды напомнил Дэвиду, как он голоден, поэтому он встал в конце длинной очереди, изучая на панели меню, висевшее над прилавком. В очереди слышались веселые шутки и смех, и Дэвиду было спокойно рядом с этими людьми.

— Кто следующий? — спросил один из молодых парией за прилавком, вытирая руки о передник. — Чем могу быть полезен, сэр? — поинтересовался он, улыбаясь Дэвиду.

Дэвид посмотрел на список над головой:

— Могу я заказать яйца с беконом?

— Хорошо, подходите ближе.

Официант повернулся и столкнулся со своим коллегой:

— Эй, полегче, Джо. — Он хрипло засмеялся и быстро нагнулся, пока Джо делал вид, что готовит пунш. Затем повернулся к Дэвиду:

— Какие яйца вы предпочитаете?

— Жареные, пожалуйста, — ответил Дэвид.

По гастроному прошла волна смеха. Молодой человек тоже усмехнулся, глядя на Дэвида.

— Они все жареные. Я имею виду, как их приготовить. Вы хотите глазунью или обжаренные с двух сторон?

Дэвид смущенно улыбнулся:

— Э-э, обжаренные — так будет лучше.

Парень ушел, свистя и гремя кастрюлями за холодильником, позже вернулся снова к прилавку:

— Что-то еще?

— Да, большую чашку черного кофе.

Молодой человек действовал, как хорошо обученный бармен: достал стакан из раздаточного устройства и прокрутил его один раз в воздухе, перед тем как налить кофе из резервуара, защелкнул на нем крышку, раскрыл коричневый бумажный пакет, аккуратно поставил стакан внутрь, как раз к тому моменту, когда из-за холодильника появился молодой прыщавый парень, со свертком в руках, обернутым в белую жиронепроницаемую бумагу.