— Мы всегда считали продукцию фирмы «Бебилюкс» полукачественной, отсюда и последствия, — скрипел в трубке его неприятный голос.

Она слушала эту ложь, представляя, каково сейчас главе фирмы «Бебилюкс».

Этот человек, наоборот, с первого взгляда располагал к себе. Еще при первом знакомстве Диана отметила, что в нем есть все то, что она ценила в людях, благородство, порядочность, честолюбие.

Его умные, чуть усталые глаза излучали какой-то необыкновенный свет. Глубокие морщины, высокий лоб и резкие черты подчеркивали гордый, независимый характер. Он был преуспевающим бизнесменом, известным своими связями и авторитетом. И вдруг…

— Мы с вами не можем поссориться, — тихо, но внятно проговорил он, когда Диана, вернувшись из поездки на Север, предъявила ему претензии к закупленному товару, — даже если это кому-нибудь очень на руку.

Шеф «Бебилюкса» был подавлен. Диана ощущала это даже по его походке.

Он встал из-за массивного письменного стола, с квадратом зеленого сукна на столешнице, и прошелся по кабинету. Все здесь — и старинная настольная лампа, и тяжелый письменный прибор, и массивная авторучка от знаменитого Картье — как бы возвращало посетителей в прошлое.

Сам хозяин на этом фоне тоже немного напоминал динозавра — добротный костюм из дорогой шерсти в широкую полоску, сорочка с запонками, классического фасона тупоносые ботинки.

Его высокая, чуть сутуловатая фигура сейчас казалась придавленной тяжестью груза. Несмотря на сильный характер, он нервничал. Шеф «Бебилюкса» действительно переживал не лучшие времена.

Несколько дней назад в фонд Дианы прорвалась очень активная современная девушка Ляля. Представившись сестрой его помощницы, она посвятила Диану в подробности кражи документов из фирмы, а также рассказала о трагедии в семье шефа «Бебилюкса» — в Англии по подозрению в убийстве арестован его единственный сын.

Девушка, правда, не знала, что одновременно от этого человека ушла жена. Об этом Диане донесли другие источники.

Возможно, это было стечением обстоятельств. Диана обычно не вникала в подробности личной жизни партнеров. Они интересовали ее настолько, насколько это было необходимо для дела. Но сама многое пережившая, женщина знала, что беда не приходит одна, она тащит за собой вереницу маленьких и средних бед, которые, обрастая, как снежный ком, превращаются в одно большое несчастье.

Сейчас этот совсем не слабый человек попал в полосу неприятностей и невзгод. Рушился семейный очаг, катился под откос бизнес, он терял последнее, что оставалось в жизни, — свое доброе имя.

— Очень рассчитываю, что не утратил вашего расположения, — с горечью произнес он и, помолчав, продолжил: — Мне было бы очень жаль потерять… — Он не закончил фразу и посмотрел в бездонные фиалковые глаза женщины, подыскивая слова.

— Клиентов всегда жалко терять, — попробовала отшутиться Диана.

— Как вам будет угодно, — сухо согласился он и, замкнувшись, замолчал.

— Простите, — с сожалением поправилась Диана, — но там, в зоне, мне было очень плохо… поверьте. — Она вспомнила концерт, разъяренных женщин-арестанток.

— Я понимаю. — Он как бы очнулся от своих неприятностей. Его лицо выражало сочувствие. Поразмыслив с минуту, он вдруг решительно заявил: — Все убытки, связанные с этим транспортом, мы возьмем на себя и хоть в какой-то степени компенсируем вашу моральную травму.

Диана с удивлением вскинула брови и, вспомнив разговор с Лялькой, твердо возразила:

— Я не могу принять от вас такой жертвы. Это будет несправедливо.

— Тогда, — медленно проговорил он, — примите мое искреннее сочувствие. — Конечно, если оно вам поможет.

— Поможет, — серьезно отозвалась Диана и, поднявшись, протянула ему свою тонкую руку с длинными ухоженными пальцами. На мгновение дольше, чем положено по деловому этикету, он задержал ее ладонь.

Их глаза встретились. В воздухе повисло неловкое молчание. Впервые за много лет Диана позволила себе мыслями обратиться к партнеру как к мужчине и поняла, что, если сейчас уйдет, это будет непростительной ошибкой, о которой она станет сожалеть всю жизнь.

— Может, поужинаем сегодня вместе? — решительно предложила она.

Как всегда, к большой неожиданности для метеоцентра и городских властей после осени наступила зима. Выпал снег. Он приукрасил раскоряченные, неухоженные деревья, неубранные после неприглядной осенней слякоти улицы, заодно превратив тротуары в сплошной каток.

Осторожно передвигаясь на толстых каблуках-ходулях, Лялька читала непонятные для рядового пешехода плакаты и надписи, развешанные по центру Москвы.

«Элитные кухни из Америки», «Аксессуары для телефона», «Эксклюзивная стоматология».

Слово «элитное» вызывало у девушки далекие воспоминания из уроков биологии или ботаники, аксессуары навевали картинки из модных журналов с перчатками и сумочками, а вот эксклюзив ассоциировался с чем-то красивым, блестящим, необычным.

«В стоматологии блестеть может только наконечник от бора», — подумала Лялька, и неприятный холодок пробежал по спине.

Выйдя на широкий проспект, Лялька оторопело уставилась на еще один огромный плакат: «Где жена?»

«Ничего себе прикол!» — подумала она и тут же поскользнулась. Цветы, которые она бережно несла для Гены в больницу, выпали из рук.

— Правильный вопрос, — ничуть не удивился Генка, когда Лялька, аккуратно вставляя букет в банку из-под персикового компота, рассказала ему про странный плакат. — Муж должен всегда суметь ответить на него.

— Как бы не так! — не согласилась Лялька.

— Зачем же тогда жениться или замуж выходить? — Генка удивленно поднял вверх темные, в отличие от волос, брови.

— Мы не на Востоке, — фыркнула Лялька. — Еще бы повесили: «Без паранджи ни шагу!»

— Тебя можно в фирму менеджером по рекламе нанимать, — решил отшутиться Генка.

— Я же сказала, что буду, как ты, на журналистику поступать, — серьезно возразила девушка и, наклонившись, стала поправлять подушку под рыжей копной Генкиных волос. Округлая грудь Ляльки, обтянутая свитерком, нечаянно коснулась его щеки.

— У тебя снова поднялась температура? — увидев его зардевшееся лицо, встревожилась Лялька и дотронулась своей прохладной ладонью до его лба.

— Нет… — Генка задержал на мгновение ее руку.

— Геннадий Александрович, вам укольчик пора делать, — раздался голос молоденькой медсестры, неожиданно появившейся в дверях.

В ярко-зеленом брючном комплекте и таком же колпачке симпатичная девушка выглядела как фотомодель. Она явно гордилась своей прикидной формой. Строго посмотрев на Ляльку, медсестра заявила:

— Время посещений заканчивается. У нас скоро ужин.

Лялька, оставив без внимания ее слова, отвернулась к окну.

— Ой, как не люблю уколы, — заигрывая с юной сестричкой, простонал Гена.

— Ну что вы, Геннадий Александрович, я ведь совсем не больно, — ворковала та. — Давайте перевернемся.

— На мне уже живого места не осталось, всего меня разукрасили! — бубнил Генка, чтобы скрыть стеснение перед хорошенькой медсестрой.

— Ничего, до свадьбы заживет! — заверила она, протирая место укола спиртом. — Ваша девушка завтра обещала прийти, — чуть громче, чем нужно, нарочно, чтобы услышала Лялька, сообщила сестра.

— Какая девушка? — не понял журналист.

— С животом которая, беременная! — еще громче повторила сестра. — Охранник ей сказал… — девушка показала глазами на отвернувшуюся к окну Ляльку, — что сегодня уже поздно, пусть завтра придет.

— Я не знаю никакой беременной девушки! — удивленно воскликнул Генка и виновато посмотрел на развернувшуюся к ним Ляльку. Ее глаза сверкали ревностью.

— Может быть, она еще не ушла, — явно издеваясь над Лялькой, бросила медсестра. — Я ей посоветовала дежурного врача поискать, может быть, он ей разрешит.

Вернувшийся из Лондона шеф «Бебилюкса» оплатил Генке за «боевые заслуги» отдельную плату в больнице и охранника, который сидел тут круглые сутки. По факту покушения на журналиста было заведено уголовное дело, которым теперь занимался специальный отдел ФСБ. Так что все, навещавшие журналиста, получали разрешение охраны и врача.