— Похвально, — искренне посочувствовал Турецкий. — А нашу группу, к слову сказать, личная сторона дела вовсе не интересовала. Разве что в той степени, когда эти понятия тесно переплетались между собой и нельзя было отличить первое от второго. Понимаете?

— Ну, давайте перейдем к делу. Вы ведь за этим явились, а вовсе не для того, чтобы обсуждать мои семейные проблемы?

— Упаси, Боже! Так вот, возвращаясь к свидетелям… Получается такая картина, что господин Киреев, отстаивая свои собственные интересы либо группы лиц, среди которых он считает себя лидером, значительно превысил, как это трактует Уголовный кодекс, свои должностные полномочия. По этой причине в нечистый и без того бизнес — я имею все основания так говорить — влилась откровенно криминальная струя. Прямым результатом этого явились и кровавые события, взбудоражившие весь город. А затем еще два других дерзких убийства, вызванные, как нам теперь стало ясно, необходимостью сведения счетов. И во всех перечисленных событиях первую сопилку играл господин Киреев.

— Вы говорите так уверенно, видимо, потому, что обладаете неопровержимыми уликами? — с заметным сарказмом спросил Шестерев.

— Боюсь, что вы, Георгий Владимирович, несколько легкомысленно отнеслись к моим словам. Либо это я сам не сумел донести до вас всю значительность фактической стороны дела. Ситуация сложилась таким образом, что, если мы с вами, предположим, сейчас снимем все подозрения относительно главенствующей роли Киреева в указанных событиях, тогда — следите за логикой! — эти подозрения непременно падут… на вас, уважаемый Георгий Владимирович. Так уж сходятся все концы. Детали я вам пока не имею права открывать, но вас обязательно поставит о них в известность мое руководство.

— Вы соображаете, что говорите? Что вы позволяете себе?!

— Не стоит повышать на меня голос, господин губернатор, — жестко сказал Турецкий. — Мы не в дружеской компании, а на службе, и я счел своей прямой обязанностью проинформировать вас о сути дела. Ваши эмоции в данном случае значения не имеют. А определять виновность или невиновность того или иного лица в конечном счете обязан только суд. Дело следственной группы — представить суду соответствующие доказательства, не больше. Но и не меньше. А что касается вины, скажем, господина Киреева, то конкретные доказательства ее будут скоро обнаружены.

— Скоро — понятие растяжимое. Может, скажете когда?

— Когда? — Турецкий внимательнее, чем следовало бы, посмотрел на свои наручные часы, прикинул и ответил: — Полагаю… туда-обратно… ну, экспертиза, соответственно… да, уже завтра, к концу дня. Или послезавтра, что вернее.

— Вы так уверенно говорите? — всерьез насторожился наконец губернатор.

— Да, имею все основания. Трупы убитых будут доставлены, произведут судебно-медицинскую экспертизу, затем пулями, извлеченными из тел, займутся эксперты-баллистики… Вот и получается никак не меньше двух дней — это в лучшем случае.

— Так вы уже нашли трупы?

— Да, за ними поехали.

Губернатор помолчал, будто не зная, о чем говорить.

— А почему я об этом не знаю? Почему Шилов мне не докладывал? Он-то хоть в курсе дела?

— Нет, мы решили обойтись на этот раз своими силами. Связались с руководством Северо-Кавказского военного округа, и нам любезно выделили необходимую технику и взвод обеспечения операции. Местные власти мы решили не беспокоить. Вам своих забот хватает.

— Но почему же Шилова-то не поставили в известность? Он так охотно с вашей группой работал… Или вы не доверяете генералу милиции? — Губернатор с нарочитым подозрением уставился на Турецкого, будто от ответа зависела дальнейшая судьба Федора Алексеевича.

— Да понимаете… — Турецкий замялся. — Подозревать его вроде бы не в чем… Но важный свидетель Игнат Русиев был весьма изобретательно убит, причем, как показала проверка, которой занимались наши сотрудники, из специального оружия, возможно, списанного за негодностью и уничтоженного по акту два года назад. Комиссию тогда возглавлял как раз Шилов. Это, конечно, не обвинение в его адрес.

Александр Борисович не стал рассказывать губернатору, что с момента убийства Русиева Владимир Поремский и Галя Романова фактически неотрывно перелопачивали документацию по спецоружию, а также просматривали дела, связанные с заказными убийствами в крае, похожими по своей дерзости на это, последнее. И нашли еще два «висяка», в которых могло фигурировать аналогичное спецоружие. Но в одном случае пулю просто не нашли, а возможно, и не искали, а в другом — пуля была экспертом уже идентифицирована, но затем бесследно исчезла из его сейфа. Так что остался акт экспертизы, но без самой улики, а потому принят во внимание в судебном разбирательстве сей факт не был.

Незачем все это было знать губернатору. Турецкий сказал как бы в качестве предположения, но не больше:

— И вообще, понимаете, Георгий Владимирович, какая штука? О том, что Игнат Русиев этапируется из Петербурга сюда, к вам, знали, по сути, всего трое — Грязнов, начальник Питерского ГУВД Гоголев и Шилов, который позвонил Виктору Петровичу, зачем-то представился членом нашей группы и выяснил, каким рейсом и с каким «грузом» возвращается Грязнов. Случайное совпадение — скажете вы? Возможно. Но я не из тех, кто опирается на случайности. Я не хочу подозревать в чем-то Шилова без достаточных на то оснований, однако сам факт меня очень настораживает. Да и вас теперь, не так ли?

— Ну, нет! — даже руками развел в полнейшем недоумении губернатор. — Подозревать Федора?! Да вы что! Очень неприятная, думаю, будет для него новость…

— О том, что я вам сказал, господин губернатор, — снова перешел на жесткий тон Турецкий, — на данный момент знают только двое — вы и я. И если это станет известно Шилову, значит, виновным в распространении слухов, позорящих честь мундира генерала милиции, мы будем считать конкретно вас. Вам это надо? Скажите честно?

— Вы странно ставите вопрос… — смутился Шес-терев.

— Есть и другие факты, по поводу которых, я не исключаю, Шилову придется давать объяснения своему непосредственному начальству.

— Вы завели на него дело?

— Нет.

— А в отношении меня? — уже с юмором спросил губернатор.

— И в отношении вас — тоже.

— Ну, слава богу, а то я уже растерялся! — Шестерев засмеялся мелким, дребезжащим смешком.

— Хочу заметить, что иногда растерянность невольно провоцирует человека на совершение непоправимых ошибок.

— Это что, — Шестерев резко перестал смеяться, — предупреждение?

— Отнюдь, профессиональное наблюдение. Вот вам последний пример. Тот же Киреев растерялся от известия, подброшенного нами специально, что мы вышли наконец на след Игната Русиева, и тут же натворил ошибок. Через посредников нанял киллеров, которые и сами благополучно провалились, поскольку мы их уже ждали на месте предполагаемого преступления, и своих заказчиков сдали. А все исключительно от растерянности. Могу привести еще несколько подобных примеров, но не хочу занимать ваше время. Значит, относительно Киреева мы с вами договорились?

— Простите, не понял? — Губернатор нахмурился.

— Да неужто? Разве я непонятно объяснил, что вам сейчас кидаться на защиту Киреева и тем тормозить дальнейшее расследование категорически не выгодно?

— Ах, вы об этом? — Шестерев сделал вид, что не понял. — А кстати, неужели было необходимо сажать его в тюрьму? Разве подписки о невыезде недостаточно? Зачем вся эта демонстрация? Город ведь наш, по московским меркам, совсем небольшой, а молва всегда впереди бежит. Ну, докажете вы его вину — одно дело, а если не докажете, как человеку дальше жить? С такой-то славой!

— Ну, стыд — не дым, говорят, глаза не выест. Зато мы для себя сразу двух зайцев убили. Сказать каких?

— Хотелось бы услышать.

— Исходя из своей многолетней практики, могу сказать, что в. делах подобного рода иногда на одного преступника его подельники — понимаете, о ком речь? — сознательно «вешают» и свои преступления, чтобы в конечном счете убрать его физически и, таким образом, очиститься от собственных грехов. Мысль, надеюсь, понятна? Так вот, на шее Киреева висит уже немало, и сколько еще появится, неизвестно. Поэтому мы не исключаем чьей-нибудь попытки избавиться от него, как он сам хотел избавиться от своего верного телохранителя. Отправив его в камеру, мы тем самым сохраним ему жизнь. Это — первое. А второе? Когда подозреваемому вменяется такая мера пресечения, как подписка о невыезде, ему даются соответствующие разъяснения, что он может делать, а чего не должен категорически. Например, мешать следствию. Он не имел права предпринимать действий, которые могли бы пойти во вред расследованию, но он их предпринял. Один заказ на убийство Русиева чего стоил! А вы говорите — зачем? Сам виноват. Все факты против него. Итак, я возвращаюсь к своему предыдущему вопросу. Вы теперь понимаете, Георгий Владимирович, как невыгодно вам в свете последних событий в Москве, связанных с пересмотром властной вертикали и дальнейшим назначением губернаторов, активизировать свои действия в защиту Киреева? Да и вообще самому влезать во всю эту грязную историю? Если не согласны со мной, проигнорируете мое предостережение. Каждый совет хорош именно тем, что им можно с легкостью пренебречь.