Если идти к русским в «Интурист», то лучше прямо сейчас.

Он осторожно открыл входную дверь, также осторожно закрыл ее за собой. Прислушался. Дом спал, только внизу хлопала от ветра дверь подъезда.

Спустился вниз, вышел во двор. Осталось только его пересечь, лавируя между автомобиля­ми, почти невидимыми в темноте. Потом выйти на освещенный проспект Нефтяников, где много людей, несмотря на позднее время...

Он быстро шел, втянув голову в плечи, и уже почти дошел до ворот, как кто-то резко обхватил его сзади вокруг пояса одной рукой, другой схва­тил за подбородок и откинул голову назад, так что хрустнули шейные позвонки, а потом резкая, смертельная боль опоясала тонкой петлей его горло. Последнее, что он почувствовал, было ощущение тепла, залившего его горло ниже ка­дыка и проникающее дальше, за ворот.

12

Витя Солонин сидел, развалясь в кресле, и лениво листал местные журналы, пока я перема­тывал его записи. Я не мог не признать: курсы тайной записи у Питера Реддвея не прошли для него бесследно. Как мог, он отстранялся от помех, всех этих шарканий, сопений, вздохов и хлопаний пробок от шампанского. Там большей частью несли всякую чушь — обычная светская и полусветская болтовня. Дамы безбожно флирто­вали, мужья тем временем вели деловые перего­воры. Но эти переговоры не представляли особо­го интереса... Где тут братья Русые и Джамиль ибн Фатали? Их бы послушать. Или закончился ресурс батареек, потраченный на предыдущую чушь?

—  

Вам не приходило в голову, что кое-кого мы могли бы шантажировать, имея на руках эти записи? — спросил Солонин. — Вот, скажем, мадам Фирюза Мансурова, жена, юная причем, известного нефтепромышленника и бывшего члена райкома по идеологии Рагима Мансурова? Она там отплясывает с атташе бельгийского посла по экономическим вопросам, помните? Отмотайте чуть назад. Они говорят по-француз­ски, причем она довольно бегло.

—   

Фу, — поморщился я, — вот не ожидал от тебя. Это такая смазливая, сероглазая... полу­кровка?

—   

Похоже, что да, — кивнул он. — Он очень домогался свидания.

—  

А она поглядывала в твою сторону, когда ты танцевал с Деларой, — напомнил я. — Или я что-то путаю?

—  

Так и есть, — склонил он свой безукориз­ненный пробор в мою сторону. — Я даже поду­мал, не пригласить ли ее, пока госпожу Делару захватил этот ибн Фатали... Но меня интересова­ло, что еще ей предложит этот бельгиец. И что она ему ответит. Дело прежде всего. Не так ли? То есть если бы она не была женой своего мужа, я так бы и поступил.

—   

Не сомневаюсь, — вздохнул я. — Но ты хоть понимаешь, что здесь, на Востоке, донжуа­ны не в чести? Их находят на свалках с перере­занным горлом.

—  

Типун тебе на язык, — лениво сказал Витя, отложив журналы. — Дайте я помогу вам найти это место... А то еще накаркаете...

—  

Ну, с твоей подготовкой бояться нечего, — ответил я.

—  

Мне — да, — согласился он. И положил магнитофон к себе на колени. — Госпожа Делара — замечательная женщина, — говорил он, пока шла перемотка ленты в обратную сторо­ну. — Я понимаю сбежавшего сына Президента. Желание снова увидеть ее удесятеряет силы.

Он включил воспроизведение, потом нажал на «стоп».

—   

Все-таки я проверил бы еще раз, нет ли подслушивающих устройств в номере.

—   

Пожалуй, — согласился я. — С тех пор как уехала в Россию тетя Вера, эта новая горничная не внушает доверия.

—   

Об этом мы не подумали, — сказал Соло­нин. — А наш друг в Москве слишком рьяно исполнил то, что обещал. Хотя ничего плохого в этом, казалось бы, нет.

—  

Неужели ей так быстро купили квартиру в Коломне? — спросил я.

—  

Долго ли умеючи... — Солонин надел на­ушники и стал прощупывать искателем стены и мебель. — Черт его знает... Но устройство может находиться и с другой стороны стены, в соседнем номере. Поэтому будет лучше воспользоваться наушниками...

—  

А кто там живет, за стеной? — спросил я.

— 

Пока не знаю. Кто-то срочно выехал, потом кто-то так же срочно въехал.

Мы надели наушники.

— Где-то здесь, — сказал я. — Вот сейчас он пригласит Делару на танец.

Мы внимательно вслушивались, переглядыва­ясь и кивая друг другу... Вот сейчас он скажет: «Вы самая прекрасная женщина в мусульман­ском мире». И начнет ей хвастаться своим гаре­мом... Это можно вполне прокрутить... Вот он отошел к братьям Русым.

«...Я не говорю по-английски, а мой братель­ник сечет. И будет нашим переводчиком, если вы согласны. Скажи ему, Леха».

(Теперь понятно: старший из братьев — Костюха, младший, знаток английского, — Леха.)

«Я привык иметь дело со своими переводчи­ками, но среди них нет никого, кто знал бы рус­ский». (Это, стало быть, Джамиль ибн Фатали.)

«Значит, ничего другого вам не остается, как воспользоваться моими услугами», — на сквер­ном английском ответил Леха.

«У нас, скажи ему, совпадают в каком-то на­правлении интересы, — сказал Костюха. — Ему бы хотелось, чтобы Баку вообще не было, чтобы без всякой там конкуренции, я правильно пони­маю?»

«Ваш брат немного преувеличивает, — сказал ибн Фатали, выслушав перевод. — Совпадение в том, что мы не хотели бы менять наших импор­теров — страны Запада».

«Ну а я о чем? — хмыкнул Русый. — Пусть нефть пойдет через Россию, я правильно понял? А не напрямую через Иран или Турцию. Тогда мы ее сделаем подороже. Понимаете? Нефтепро­вод длиннее, уж мы там накрутим цену. И ника­кой конкуренции... »

«Здесь, как я понимаю, ваш интерес уже со­впадает с интересом государственным? — спро­сил ибн Фатали. — А не только с моим?»

«И только так! — воскликнул Костюха. — Мы ж патриоты, правильно? Вы у себя, мы у себя. И пока все совпадает, вот как ты только что сказал, будем дружить за милую душу. А как распались интересы — жопа об жопу, и кто дальше отско­чит! Так и переведи ему».

«Еще не так поймет...» — засомневался Леха.

«Поймет, поймет... Пока мы ему нужны, все поймет как надо! И забудет, что он с турками одной веры».

«Ваш брат своеобразно понимает сущность мировой политики, — засмеялся ибн Фатали. — Но в целом — верно. Если бакинская нефть, про­пущенная через российский нефтепровод, станет хотя бы на два-три процента дороже, это укрепит наши позиции».

«Вот именно, — сказал Костюха, выслушав перевод. — Можем еще больше приподнять, скажи ему. Дадим армянам танки, подбросим боеприпасы, купим для них добровольцев... А как в Карабахе все возобновится, сразу бакинские акции полетят вниз».

«Тут нужно чувство меры, — остановил его ибн Фатали. — Когда я говорю о двух процентах, я говорю об оптимальной для нас цене. Но если бакинские власти поведут не ту политику, либо Турция или Иран уговорят их на свой вариант... »

«Какая Турция, какой Иран! — воскликнул Костюха, что-то жуя. — Да объясни ты ему! Те же братья чеченцы рванут пару раз нефтепровод где надо! А потянут через Сухуми, возобновим по­ставки оружия абхазам! Долго ли умеючи? Тут

другая проблема, объясни ему. Что делать с этим наследником здешнего престола? Чеченцы у него пасутся, из рук его кормятся, может, как-то их использовать, чтобы закрыть проблему?»

«Боюсь, этот разговор здесь неуместен», — от­ветил ибн Фатали, понизив голос.

«Понял! — заявил Костюха. — Все понял. Потом, значит, после. Потанцевать, значит, снова захотелось? Ух и баба! Сам бы с ней про­шелся туда-сюда. Но нельзя, дипломатический этикет. Значит, скажи ему... Пусть идет потанцу­ет, а мы подождем его здесь. А после вместе уедем. К нам поедем или к нему, разницы ника­кой. И там продолжим».

Солонин остановил запись.

—   

Прокрутить? Дальше опять его разговоры с Деларой. Будет уламывать, хотя Аллах не разре­шает. Все-таки мусульманская женщина, хотя и без паранджи. И муж где-то рядом...