Начнем с отношения к событиям общественно-политической и экономической жизни страны представителей родовитой дворянской знати и так называемого консервативного лагеря российского дворянства, выступавших против основной массы реформаторских шагов Екатерины II, отстаивавших исключительные привилегии и права дворянства как опоры нации и государства.

Наиболее выдающимся представителем этого направления общественно-политической мысли был князь М.М. Щербатов — русский историк, экономист, публицист, депутат Комиссии о новом Уложении, член Комиссии о коммерции и президент Камер-коллегии. В 60—80-е годы, как уже говорилось, он неустанно бьет тревогу по поводу кризисного состояния сельского хозяйства страны, резко выступает против форсированного развития городов, торговли и промышленности, становясь при этом на чисто физиократические позиции. Благодаря работам французских просветителей Щербатов обращает пристальное внимание на специфику природ-но-климатических условий России и прежде всего на краткий рабочий сезон в земледелии и плохое плодородие почв. В силу этих условий земледельца чрезвычайно низка. Как знаток экономикиземледелия и практик-помещик, он предпринял в одной из своих работ глобальную оценку эффективности земледелия страны и пришел к выводу, что Россия при урожае ржи сам-5 имела чистый сбор примерно в 504 млн. четвериков (пудов), из которых на нормальное питание необходимо свыше 432 млн. пудов, и товарный излишек не превышал 72 млн. пудов (или по 4 пуда на человека). Эта «товарность» настолько ничтожна, писал Щербатов, что «в случае хотя бы незначительного недороду должен наступить голод».

Отсюда огромная тревога дворянского публициста по поводу серии мероприятий правительства Екатерины II, цель которых в развитии торговли и промышленности, вызвавших, по мнению Щербатова, отток крестьянских рабочих рук из земледелия. Этот отток был тем более опасен, поскольку труд в городе, и в торговле, и в промышленности, легче труда в земледелии. Кстати, эти же аргументы были в ходу и при спорах в стенах Уложенной комиссии.

Поэтому, обсуждая «либеральные идеи» своего времени, в центре которых постепенно становилась проблема освобождения крестьян от крепостной зависимости, Щербатов считал безусловно необходимым ее сохранение. В тех реальных экономических условиях острой нехватки рабочих рук в земледелии и одновременно его низкой эффективности и крайне тяжелых условий труда освобождение крестьян он считал преступлением, ибо оно, по словам публициста, приведет к краху основы государственного благополучия — сельского хозяйства страны. А центр империи просто опустеет.

Как уже говорилось, правительство Екатерины II в конечном счете с пониманием относилось к аргументам такого рода и в крестьянском вопросе проводило линию Щербатова. Однако общая линия императрицы основывалась на учете баланса всех сил.

В публицистике М.М. Щербатова четко выделяется и линия защиты дворянства, и протест против отстранения его от государственного управления. Он выступает против ущемления полномочий Сената и приращения власти генерал-прокурору. Он негодует по поводу огромной власти наместников, «чрез что они почти деспоты в своих наместничествах учинились». Он обвиняет в деспотизме саму государыню, поскольку она ущемляет олигархические претензии родовитого дворянства. Остро ненавидя «худородных» дворянских выскочек и фаворитов, он критикует все звенья государственного аппарата «за накопление их незнающими и мало совести имеющими людьми». Главный же упрек Щербатова состоит в том, что Екатерина II способствует ущемлению прав и привилегий дворянства.

Наконец, третье направление критики Щербатова — обличение нравов. Олицетворяя стремление возвратить времена предков, князь Щербатов многие явления жизни объяснял одним лишь «повреждением нравов». Основные обвинения Щербатова в адрес Екатерины II суть следующие: «славолюбива», «любострастна», имела множество любовников. О последних годах жизни Екатерины II он писал на редкость ядовито: «Хоть при поздних летах ея возрасту, хотя седины покрывают уже ея голову и время нерушимыми чертами означило старость на челе ея, но еще не уменьшается в ней любострастие. Уже чувствует она, что тех приятностей, каковыя младость имеет, любовники в ней находить не могут, и что ни награждения, ни сила, ни корысть не может заменить в них того действия».

Достается от Щербатова и многочисленным екатерининским фаворитам: «каждый любовник, хотя уже и коротко их время было, каким-нибудь пороком за взятые миллионы одолжил Россию». Строгий разбор дворцового разврата, выражаясь словами Герцена, был так ярок, что памфлет Щербатова выглядел как обвинение не только Екатерины II и ее окружения, но и всего самодержавно-крепостнического строя.

Что же касается другого крыла общественной мысли России второй половины XVIII в., именуемого в нашей литературе просветительством, то его появление было во многом итогом иных процессов.

Реальным итогом развития России в XVI—XVIII вв. при всей отталкивающей жестокости крепостничества были весьма существенные достижения. Среди них обширная территория, создавшая в конечном счете минимально приемлемые условия для развития экономикии роста народонаселения. Более того, Россия стала великой европейской державой. Начиная с эпохи Петра Великого и его реформ, российская Дворянская элита восприняла европейскую культуру в самых разнообразных ее проявлениях. Российская общественная мысль и общественное сознание в немалой степени имели в Качестве эталонов своего развития европейские стандарты жизни, культуры, науки и т.п. Отсюда и развитие демократических, либеральных, просветительских идей, которые лишь постепенно обретали прочность бытия своего на русской почве. Однако во второй половине XVIII в. эти идеи имели в большей мере лишь нравственную основу.

Драматург и поэт А.П. Сумароков был одной из влиятельных фигур придворного общества, к его советам прислушивалась и Екатерина II. Вместе с тем Сумароков был одним из критиков крепостничества. В его сочинениях и, в частности, в записке «О домостроительстве» была дана резкая критика вопиющих злоупотреблений крепостным правом. Но позиции критика четки и недвусмысленны — он защищает крепостное правоот злоупотреблений, он доказывает заинтересованность помещика в благополучии своих крестьян.

Однако среди группы критиков, охраняющих крепостничество, были и такие, которые предлагали реформы. Одним из них был П.И. Панин.

П.И. Панин, брат воспитателя цесаревича Павла Н.И. Панина, был крупным военным деятелем. После участия в работе комиссии о несостоятельных должниках он подал в 1763 г . на имя императрицы записку по крестьянскому вопросу. В ней были изложены советы по борьбе с крайними злоупотреблениями помещиков. П.И. Панин предлагал, в частности, прекратить практику продажи крепостных поодиночке и продавать их только семьями, запретить торговлю рекрутами, установить губернаторский надзор над наиболее жестокими помещиками. Наконец, П.И. Панин предлагал установить максимум в крестьянских повинностях.

В проекте И.П. Елагина, поданном царице в январе 1767 г ., выдвигалась идея передачи крепостным крестьянам земли в потомственное владение и определения объема их повинностей в пользу помещика. Но все это Елагин предлагал сделать лишь в будущем.

Весьма интересными были соображения о судьбах крепостного права, высказанные Д.А. Голицыным в его письмах к брату A.M. Голицыну, поскольку сам Д.А. Голицын почти четыре десятка лет был на дипломатической службе. В 50-х годах, живя в гуще общественно-политической жизни парижских салонов, водя дружбу с Вольтером, Дидро и другими философами и общественными деятелями Франции, Д.А. Голицын был наиболее радикален в своих взглядах. Тогда он писал о необходимости безусловной отмены крепостного права как экономически невыгодной формы организации хозяйства и предоставлении крестьянам полного права собственности, т.е. собственности на имущество и землю. Однако позже Д.А. Голицын резко меняет свои взгляды. Он считает, что крестьяне должны выкупать свою свободу за огромные деньги (по 200 руб. за душу). Земля остается у дворян, и богатые крестьяне могут ее арендовать или купить у помещика. Безвозмездно крестьянам дается лишь правособственности на движимое имущество. Людей, обладающих лишь движимым имуществом и занимающихся торгово-промышленной деятельностью, Д.А. Голицын называл третьим сословием.