Франки энергично закивала.

– Я даже не очень уверена, что это второй акт, по-моему, уже третий. Чтобы понять, что было вначале, наверняка надо проделать длинный путь… И лучше бы нам поторопиться. Так как, сдается мне, финал спектакля близок.

– И занавес опустится над горой трупов, – сказал Зобби, – А ведь подумать только – на эту сцену нас привела самая обыкновенная реплика из четырех слов, лишенная для нас какого бы то ни было смысла.

– «Почему же не Эванс?» Правда, странно, Бобби, что хотя мы уже до многого докопались и в нашем спектакле все больше и больше действующих лиц, мы ни на шаг не приблизились к таинственному Эвансу.

– Насчет Эванса у меня есть свои соображенияя. У меня такое ощущение, что Эванс на самом деле никакой роли не играет. И хотя он и явился, так сказать, отправной точкой, сам по себе он, возможно, ничего не значит. Как в том рассказе Уэллса, в котором принц возвел то ли прекраснейший дворец, то ли храм, точно не помню, вокруг усыпальницы своей возлюбленной. А когда дворец был закончен, ему показалось, что одна деталь нарушает гармонию. И принц приказал: «Уберите это отсюда». А деталью была как раз сама усыпальница.

– Временами мне кажется, что никакого Эванса вообще не существует, – сказала Франки.

И, простившись кивком со своим «шофером», направилась к дому Бассингтон-Ффренчей.

Франки улыбнулась удача – неподалеку от дома она встретила Роджера.

– Привет, – сказал он. – Что-то вы рано вернулись из Лондона.

– Не было настроения там торчать, – сказала Франки.

– В дом уже заходили? – спросил Роджер. Лицо его омрачилось. – Представляете, Николсон рассказал Сильвии о бедолаге Генри. Бедняжка, тяжело ей это далось. Похоже, ничего подобного у нее и в мыслях не было.

– Я знаю, – сказала Франки. – Они оба были в библиотеке, когда я туда зашла. Она была.., очень расстроена.

– Послушайте, Франки, – сказал Роджер. – Совершенно необходимо убедить Генри лечь в клинику. Все не так уж безнадежно. Морфий он принимает не так давно… И у него есть стимул – Сильвия, Томми, его дом. Необходимо, чтобы он понял – после лечения он будет вполне нормальным человеком. Только Николсон сумеет ему помочь. На днях он со мной беседовал. Он добивается поразительных результатов, даже в тех случаях, когда люди годами находились под властью проклятого зелья. Если бы только Генри согласился лечь в Грэндж…

Франки не дала ему закончить.

– Послушайте, я хочу вас кое о чем спросить, – сказала она. – Задать вам один вопрос. Надеюсь, вы не сочтете, будто я сую нос не в свое дело.

– О чем речь? – заинтересованно спросил Роджер.

– Скажите, это вы взяли фотографию из кармана того человека.., который упал со скалы в Марчболте?

Франки пристально вглядывалась в лицо Роджера. То, что она увидела, вполне ее удовлетворило.

Легкая досада, некоторое смущение – ни испуга, ни прочих уличавших бы его чувств.

– Ну скажите на милость, как это вы догадались? – спросил он. – Вам сказала Мойра?.. Но ведь она не знает.

– Значит, это все же вы взяли фотографию?

– Боюсь, что так.

– А почему?

Роджер, кажется, опять смутился.

– Ну представьте мое положение. Меня попросили до приезда полиции побыть с этим несчастным. Смотрю, у него из кармана что-то торчит. И что же, оказывается, это фотография женщины, которую я знаю, – вот такое совпадение.., причем замужней женщины.., и, как я полагаю, не очень счастливой в браке. Что ей грозит? Дознание. Скандальная известность. Возможно, имя ее будут склонять во всех газетах. Я действовал по наитию. Я вытащил фотографию и порвал. Вероятно, я не должен был этого делать, но Мойра Николсон милейшее существо, и мне не хотелось, чтобы она оказалась в неприятном положении.

Франки облегченно вздохнула.

– Значит, вот оно что, – сказала она. – Знали бы вы…

– Знал что? – озадаченно спросил Роджер.

– Нет, сейчас я не смогу вам рассказать, – ответила Франки. – Возможно, позднее. Все довольно запутанно. Я понимаю, почему вы взяли фотографию, но что вам помешало сказать, что вы узнали покойного? Разве вам не следовало сказать полиции, кто он?

– Узнал покойного? – сказал Роджер. Он был явно растерян. – Как я мог его узнать? Я не был с ним знаком.

– Но вы же познакомились с ним здесь.., примерно за неделю до того.

– Дорогая моя, вы что, с ума сошли?

– Алан Карстейрс.., вас же познакомили с ним.

– А, конечно. Человек, который приезжал сюда с Ривингтонами. Но покойный был не Алан Карстейрс.

– Нет, Алан Карстейрс!

Они уставились друг на друга, потом Франки сказала с вновь вспыхнувшим подозрением:

– Вы не могли его не узнать.

– Я не видел его лица, – сказал Роджер.

– Как так?

– Не видел. Оно было прикрыто носовым платком.

Франки уставилась на него. И вдруг вспомнила, что, когда Бобби впервые рассказывал об этой трагедии, он помянул, что прикрыл лицо покойного носовым платком.

– И вам даже не пришло в голову посмотреть на него? – продолжала Франки.

– Нет. С какой стати?

«Если бы я обнаружила в кармане покойного фотографию своего знакомого, я бы непременно посмотрела на его лицо, – подумала Франки. – До чего же мужчины очаровательно нелюбопытны!»

– Бедняжка, – сказала она. – Мне ужасно ее жаль.

– Вы о ком.., о Мойре Николсон? Почему вам ее так жаль?

– Потому что она живет в постоянном страхе, – задумчиво проговорила Франки.

– Действительно, у нее всегда такой вид, будто до смерти кого-то боится. Но кого?

– Своего мужа.

– Да, вот уж кого я не пожелал бы иметь своим врагом, – признался Роджер.

– Она уверена, что он пытается ее убить, – выпалила Франки.

– О, Господи! – Роджер посмотрел на нее с недоверием.

– Присядьте, – сказала Франки. – Мне многое надо вам рассказать. Я могу доказать, что доктор Николсон – опасный преступник.

– Преступник?

В голосе Роджера слышалось откровенное сомнение.

– Выслушайте меня, а тогда скажете.

Франки кратко и точно изложила ему все, что произошло с того дня, когда Бобби и доктор Томас обнаружили тело незнакомца. Она утаила лишь то, что авария не была настоящей, но при этом дала понять, что задержалась в Мерроуэй-Корт только из-за страстного желания докопаться до сути этой загадочной истории.

Она не могла пожаловаться на отсутствие интереса у своего слушателя. Ее рассказ определенно произвел на Роджера впечатление.

– Неужели это правда? – спросил он. – Что этого человека, Джоунза, пытались отравить, и все остальное – тоже?

– Истинная правда.

– Простите мне мою недоверчивость, но, согласитесь, все это необходимо еще как-то переварить.

Некоторое время он что-то с хмурым видом обдумывал.

– А знаете, – сказал он наконец. – Как ни диковинно все это звучит, ваша догадка, по-моему, верна. Этого человека, Алекса Причарда, или Алана Карстейрса, должно быть, и в самом деле убили. Иначе кто бы стал покушаться на жизнь Джоунза? Ну а можно ли считать ключом ко всей истории эту загадочную фразу – «Почему же не Эванс» – вопрос спорный и не столь уж важный. Вы ведь все равно не знаете, кто такой этот Эванс. Будем исходить из того, что убийца или убийцы полагали, будто Джоунз знает что-то – независимо от того, отдает он себе в этом отчет или нет, – что может представлять для них опасность. И соответственно они пытались его устранить и, возможно, попытаются снова, если нападут на его след. Пока, по-моему, все логично.., но вот почему вы решили, что преступник Николсон, я так толком не понял.

– Он прямо-таки зловещая личность, и у него темно-синий «тальбот», и в день, когда Бобби подсыпали морфий, Николсон куда-то отсюда уезжал.

– Ваши улики не очень-то убедительны.

– Есть еще многое другое, о чем миссис Николсон рассказала Бобби.

Франки пересказала все Роджеру, и опять окружавший их мирный английский ландшафт лишил это повествование какой бы то ни было убедительности – все страхи миссис Николсон казались нелепыми и надуманными.