— Ты скажешь?… — прорычал Мюллер.

— Нет! — глухо прозвучал голос Людвига.

Мюллер поманил пальцем эсэсовцев. Те оторвались от стены.

— Поработайте над ним. Он должен сказать…

— Господин группенфюрер… — Педро встал со своего места.

— Сидеть, сукин сын! — взревел Мюллер, — Сидеть и молчать. Черт бы тебя побрал! Кто сделал тебя таким, хотел бы я знать?…

— Бог, — ответил Педро. — Бог и вы, господин группенфюрер.

— Начинайте, — приказал Мюллер.

Удары дубинок обрушились на Людвига.

Мюллер закурил.

Сколько это продолжалось? Педро казалось: вечность.

— Хватит! — сказал Мюллер, когда Людвиг уже не стонал. Он лежал, недвижимый, в луже крови. — Укол! — приказал Мюллер.

Снова пошел в дело шприц. Эсэсовцы подтащили Людвига к столу, кое-как посадили. Он открыл глаза.

— Убейте меня! — прошелестело в кабинете.

— Ну, нет! — Зверская усмешка исказила лицо Мюллера. — Нет, я не убью тебя. Это еще успеется. Отвести! Три ночи без сна.

Волоча по полу полуживого человека, эсэсовцы ушли.

Педро сидел все в той же позе.

— Итак, ты не знаешь его?

— Нет.

— Имей в виду, скотина, я все-таки доберусь до твоих

хозяев.

— Это просто сделать. Их дом рядом.

— Пошел вон! — прохрипел Мюллер.

Молча, с достоинством поклонившись Мюллеру, Педро медленно подошел к двери, еще раз поклонился. И вышел. Казалось, Мюллер вот сию минуту бросится следом за ним… Но Педро был нужен ему. Убери его, в доме Клеменсов не будет шпиона. И кто ж знает, так ли чисто в том доме и действительно, не русские ли чекисты окопались в нем?

Позвонил телефон. Сообщили, что час назад запеленгована рация. На той же волне, на которой работал Людвиг, кто-то вел передачу в эфир. Расшифровать перехват не удалось. Район, откуда велась передача, окружили. Рации так и не обнаружили.

Антон, передававший сообщение Центру, вернулся в Берлин через два дня: он заметал следы.

— А бомбы падают все ближе к нам, — заключил Антон сообщение об успешном завершении операции.

— Да, и с этим надо кончать. Скажи-ка, Франц Панцигер рассчитался с нами?

Антон отрицательно качнул головой.

С верхней площадки лестницы послышался голос Клары:

— Антон, тебя срочно к телефону. Если не ошибаюсь, звонит Лидеман.

— Это неспроста! Я предупредил его, чтобы он не звонил мне.

— Поспеши! — коротко сказал Петер.

Антон несколькими скачками преодолел лестницу. Глаза Петера и Клары были прикованы к площадке лестницы, ведущей из холла на второй этаж.

— Что случилось? — нарушила молчание Клара.

Клеменс коротко рассказал ей о визите Плехнера и последующих событиях.

Антон кубарем скатился с лестницы.

— Неприятность. Звонил Руди. Намеками он дал понять мне, что его вызывают в гестапо. Он поклялся, что не проговорится.

— Разумеется. Иначе ему не избежать петли. Но и нам. Кажется, мы влипли.

— У меня мелькнула мысль, — подумав, сказала Клара. — Предложу один ход. Рискованный. Я бы сказала, наглый. Но единственно возможный.

— Сядь, девочка. Так что ты хочешь посоветовать нам?

Выслушав ее, Клеменс несколько минут размышлял. Потом решительно встал.

— Отлично! Очевидно, придется последовать твоему совету, Клара. Да, это добрая мысль! Антон, если я не вернусь через час, ты вскроешь пакет. Он в моем сейфе. Вот ключи. И сделаешь так, как там написано.

— Я надеюсь…

— И я тоже. — Клеменс вызвал звонком Педро. — Цилиндр, трость и машину к подъезду.

Молчал Руди, и молчал Мюллер, меряя шагами кабинет. В молчании начальника гестапо было нечто невыносимо страшное.

Мюллер молчал не только теперь, но и битый час, пока Руди рассказывал о своем знакомстве с домом Клеменсов.

Убедившись, что обходным путем о Клеменсах ничего не узнать, Мюллер решился на прямой ход.

Каждая жилка Руди трепетала от страха, но он держался. Он решил ни в чем не виниться; лгать, извиваться, но не выдавать Клеменсов, потому что, выдай их, тем самым он выдаст себя.

Он знал, что Мюллер не пойдет на крайние меры. Командира дивизии, штандартенфюрера СС, близкого к окружению Гитлера, не так-то просто посадить в подвал гестапо и пытками вынудить признание, тем более, и это Руди тоже знал, никаких прямых улик против него у Мюллера нет.

Торопливый разговор по телефону с Антоном, из которого даже самый опытный шпик ничего бы не понял, встреча с ним там, где их никто не мог подслушать, влили добавочную порцию мужества в человека, которому так не хватало его в других случаях.

В сотый раз продумывая весь ход событий, Руди неизменно приходил к выводу, что другого исхода быть не могло: Клеменсы владели тайной его происхождения и рано или поздно приперли бы к стене.

Мысли Руди судорожно метались: оставит его в покое Мюллер после этого допроса или предстоит серия их? Если его начнут изматывать вызовами в это ужасное заведение, он сорвется на какой-то мелочи и… Нет, во что бы то ни стало надо избежать повторных допросов. Но что допросы! Теперь за ним непременно установят наблюдение, каждый его шаг будет известен Мюллеру.

«О, господи!» — тайком вздохнул Руди.

Если гестапо продолжит свою игру в «кошки-мышки», остается только один выход: бежать. Куда?

— И это все, господин полковник? — услышал Руди голос Мюллера. Он курил сигарету; Руди и не заметил, когда тот зажег ее.

Руди принял вид в высшей степени высокомерный.

— Не думаете ли вы, господин группенфюрер…

Мюллер сел в кресло напротив Руди, дружески похлопал его по колену.

— Я ничего не думаю. Пока я лишь предполагаю. И скажу откровенно: дело много серьезнее, чем вы думаете. Да, у нас пока нет точных сведений, что фирма занимается не только бриллиантами. Они дьявольски осторожные люди, господин полковник. Однако с некоторых пор нам стало казаться, что Клеменсы не просто коммерсанты…

Руди отметил про себя это «нам стало казаться». Значит, и против Клеменсов ничего серьезного у гестапо нет.

— Это надо доказать, — тем же высокомерным тоном сказал он.

— Вот именно! — Мюллер пересел за стол и по привычке побарабанил пальцами. — Вот именно. Доказательств нет. Есть интуиция.

Руди стало легче.

— Интуиция! — усмехнулся он, — Она часто самым бессовестным образом подводит нас.

— Случается, — медленно проговорил Мюллер. — А так-то хочется, чтобы не случалось… И вот через вас, и только через вас мы можем выяснить, обманывает ли меня интуиция или нет. Итак, вы должник Клеменсов… Сколько, вы сказали, за вами?

— Эти бабы! — процедил сквозь зубы Руди. — Своим мотовством они вечно сажают нас в лужу. Я о своей драгоценной мамаше. Триста тысяч марок ухнула неизвестно куда!

— Н-да, — протянул Мюллер. — Такие денежки кого хочешь заставят призадуматься. Клеменсы требуют немедленного расчета?

— Нет.

— И ничего не просили за эту любезность?

— Нет… — И Руди тут же спохватился — Впрочем, да, да, вспоминаю…

Мюллер насторожился, и Руди заметил это. «Черта с два ты выудишь у меня правду, сукин сын!» — подумал он со злорадством, а вслух сказал небрежно:

— Клеменс-младший попросил меня рекомендовать его в интендантство. Я сделал это. И не ошибся. С ним работает мой друг Плехнер. Он без ума от деловых качеств его начальника.

— Это нам известно. — Мюллер помолчал. — Послушайте, но ведь наступит день, когда Клеменсы потребуют от вас ликвидировать долг.

— Я содрогаюсь при мысли об этом. — И Руди сделал вид, будто его передернуло.

— Крепко вы запутались.

«Если бы ты, гадина, знал — как!» — пронеслось в голове Руди. Никогда гестапо не казалось ему отвратительным учреждением, но теперь…

— Послушайте, — начал после раздумья Мюллер. — Может у этих богачей есть какая-то слабая струна? Причуда, каприз?

— Старик, думаю, свободен от них, куда уж ему! — Руди делано рассмеялся. — А вот Антон… Тот любит разную технику…