Брансон посмотрел пленку на свет.

— Бог мой, — сказал он, — это Элайн?

— Возможно, второстепенная актриса на другом конце планеты, — предположил Рирдон.

— Сомневаюсь, — вмешался в разговор Сандрес впервые за время обсуждения техники. Он все еще был в поту. — Эти убийства слишком реальные. У меня такое чувство, что главный артист действительно погибает.

— У меня тоже, — заметил Вайт.

— Что вы хотите этим сказать? — спросил Рирдон.

— Там смерть слишком естественна, чтобы ее так подделать. Я думаю, что кого-то по каким-то причинам приговаривают к смерти, но им это не объявляют, а надувают их и уговаривают принять участие в съемках. Все они играют роль и только в последний момент узнают, что финальная сцена для них смертельна.

Рирдон все это обдумал с бледным лицом, не выражая никаких эмоций, потом заметил:

— Я бы не рискнул применить это.

— Но это сработало. Все, кого подвергли этой процедуре, разбежались по укромным убежищам и помалкивали.

— Знаю, знаю, — заметил Рирдон и многозначительно посмотрел на Брансона. — Я отправлю аппаратуру куда-нибудь для дальнейшего изучения, — он взглянул на часы. — Нет смысла сидеть здесь дольше, — потом повернулся к Брансону. — Вы тоже поедете со мной в управление. Мы дадим вам часов восемь поспать, потом накормим. А вот затем вы нам расскажете вашу историю во всех деталях и определите роли тех задержанных, которых вы узнаете. А потом пойдете домой.

В шесть часов вечера Рирдон вез Брансона домой, разговаривая по пути:

— Нет сомнения, что они вас тогда выбрали потому, что при сложившихся обстоятельствах вы были для них самым доступным. Они вас сбили, напичкали наркотиками, увезли, прокрутили фильм, а затем отвезли обратно на лестницу и привели там в чувство, выражая к вам сочувствие. После этого другой парень изобразил «детонатор», а третий отправил вас в бега.

— Так и было, — согласился Брансон. — Жаль, что я не заметил тех пропавших двух часов.

— Вы были под действием наркотика, — возразил Рирдон. — Надо собрать остальных жертв. Они еще не знают, что бегают от призраков, которых мы уничтожили и что такое не повторится. Та банда, которую мы выловили, могла быть только первой ласточкой, за ней могут последовать другие и обосноваться где угодно.

— Здесь ответ простой, — сказал Брансон, — можете предъявлять меня как живой пример. Расскажите всем, что произошло со мной и как это случилось. Я не против, я буду хорошим противоядием. Ученые сумеют сами сделать выводы из этого.

— Думаете, это может возвратить остальных?

— Конечно! Они тут же появятся, как овечки. И это их так разозлит, что они будут согласны работать день и ночь, чтобы придумать контрудар. И они его придумают, — он взглянул на своего собеседника. — Есть еще одна вещь, которую вы мне не сказали и которую я бы хотел узнать.

— И что же это?

— Кто стоит за всем этим?

— Извините, но я не должен говорить вам этого. Но я скажу вам в утешение кое-что другое. Первое: по нашему настоятельному требованию трое представителей одного из посольств сегодня ночью срочно покинули страну. Второе: медаль вы, конечно, не заслужили, но вот ваш семейный бюджет несколько увеличился.

— Уже кое-что. Я думаю, заслужил.

— Да? А я думаю, что в этом мире нет справедливости. Машина остановилась напротив дома Брансона. Рирдон вышел из машины вместе с Брансоном и проводил его до крыльца. Когда на крыльце появилась Дороти, он сказал:

— Я привез вам беглеца обратно. Слегка поцарапанным, но целым. Он обещал мне рисовый пудинг и большой стакан виски.

Застигнутая врасплох Дороти поспешила в дом. Держа перед собой стакан виски, Рирдон объявил:

— За убийство! — и выпил все до дна.

Зазвонил телефон. Дороти сняла трубку, потом протянула ее Брансону.

— Это тебя.

Брансон улыбнулся ей и взял трубку. В трубке закричали:

— Брансон, ты прав! Я совершенно чист! Ты слышишь, что я говорю? Я совершенно чист! И мы должны разобраться в этом вместе, Брансон! Я уже на пути к тебе, я приеду в десять тридцать. Ты меня встретишь?

— Конечно, встречу, — он зажал трубку и сказал Рирдону. — Это Хендерсон, он приедет в десять тридцать, чтобы принять участие в охоте.

— Мы подберем его, как только он покажется. Он может кое-кого узнать тоже, — Рирдон уставился на бутылку виски. — Я думаю, что это тоже можно отметить, а?

Дороти, все еще не понимая, что происходит, наполнила его стакан.

Подняв стакан, Рирдон объявил:

— Ну, еще за одно убийство!

Это было одно из объявлений, которые Пол Дарк тщательно вырезал из разложенных на письменном столе лондонских газет. Он неторопливо, одно за другим, наклеивал их на лист бумаги и внимательно перечитывал еще раз, делая карандашом какие-то пометки на полях. Каждое объявление было по-своему интересным и необычным, и острое журналистское чутье Дарка угадывало в каждом из них зародыш будущей сенсации для журнала. Решив остановиться на четырех вырезках, он снял телефонную трубку.

— Коммутатор, — откликнулся женский голос.

— Кабинет мисс Мэйсон, пожалуйста, — сказал Дарк. В трубке что-то щелкнуло, смолкло, потом опять щелкнуло.

— Редактор отдела быта слушает, — раздался энергичный голос мисс Мэйсон.

— Как для кого. А что тебе нужно?

— Я тут наткнулся на одно объявление, которым стоило бы заняться. Это твоя тема — женщины и красота.

— В «Гардиан»?

— Да.

— Видела. Косметическая фирма? Некрасивая девушка? Верно?

— Ага.

— Сомневаюсь, что нам удастся хоть что-нибудь из этого вытянуть. Впрочем, если хочешь — можем обсудить.

— Есть тут одна любопытная деталька, — сказал Дарк. — Кому бы это могла понадобиться некрасивая девушка и зачем? Ведь в рекламе косметических изделий в основном пользуются услугами профессиональных красоток-манекенщиц. Ты понимаешь, к чему я веду?

— Понимаю. Сейчас я к тебе зайду.

Дарк закурил сигарету и медленно перечитал объявление. Он доверял своему чутью. За двадцать лет в журналистике, в частности в «Наблюдателе», специализировавшемся на освещении разных закулисных дел, он научился чуть ли не инстинктивно чувствовать интересный материал в самых, на первый взгляд, обычных мелочах.

Собственно говоря, «Наблюдатель» был довольно посредственным иллюстрированным журналом, и факты, освещавшиеся в его очерках и репортажах, не часто появлялись на страницах ведущих английских газет. Он охотно печатал скандальные истории из личной жизни известных актеров и актрис, и это нередко приводило к небезосновательным обвинениям в клевете, очерки, основанные на интервью с известными учеными, иногда находились на грани разглашения государственных секретов, рассказы о незаурядных людях — от аристократов до преступников — должны были заинтересовать широкого читателя. Таким образом, этот еженедельник стал своеобразным дополнением к обычным информационным изданиям и благодаря своей смелости и злободневности с годами приобрел немалую популярность. Семь раз против него возбуждали судебные дела о клевете, однако лишь однажды процесс закончился в пользу истца. Это стоило «Наблюдателю» двадцати тысяч фунтов стерлингов и редактора отдела репортажей — ему пришлось уйти из журнала. Произошло это пять лет назад, и с тех пор отдел репортажей возглавлял Пол Дарк, сменивший свое скромное место в редакции одной из вечерних газет на современный кабинет в новом десятиэтажном здании неподалеку от Флит-стрит, из больших окон которого виден был купол собора святого Павла. В «Наблюдателе» кроме Дарка работало еще больше тридцати сотрудников и приблизительно столько же внештатных корреспондентов в разных странах мира, и все они стремились к одной цели — делать первоклассный журнал, который печатал бы такие материалы, каких не найдешь ни в каком другом издании. Работа нелегкая, но у нее были и свои преимущества. Тираж «Наблюдателя» постепенно рос, вначале от четырехзначной цифры к пятизначной, а затем достиг и шестизначного тиража. Соответственно росла и прибыль от рекламы. Девиз журнала, вынесенный на обложку, гласил: