Уже через день Отто Скорцени вызволил Муссолини из заточения на лыжной станции Гран-Сассо; после чего дуче велели возглавить Социальную Республику Италии со столицей в Сало, городке, располагавшемся недалеко от реки Одер и озера Гарда и являвшемся бастионом нацистов.
Наибольшую выгоду от этих перемен получил майор Герберт Капплер — это он обнаружил местонахождение Муссолини, за что и был награжден Железным крестом и званием подполковника, а также его молодой лейтенант Эрих Прибке, получивший капитана. Позже Капплер стал оберштурмбанфюрером СС и доверенным лицом Гиммлера в Риме. В тот же день рейхсфюрер позвонил Юнио, чтобы попросить его помочь Капплеру в столь сложном деле.
Первый приказ, полученный Капплером от Гиммлера, состоял в следующем: задержать и выслать из столицы всех евреев. Однако, поскольку Капплер хорошо знал реалии итальянской жизни, он решил, что подобные меры могут принести оккупационным войскам больше неудобств, чем пользы, не говоря уже о том, что он не располагал достаточными для осуществления операции средствами. Поэтому он решил предупредить еврейскую общину через Юнио и немецкого посла перед папским престолом Эрнста фон Вайцзакера. Учитывая, что обстановка в городе стабилизировалась и немецкие войска, находившиеся в городе, вели себя мирно, лидеры еврейской общины в Риме сочли увещевания принца Чимы Виварини и фон Вайцзакера чрезмерным преувеличением. Они не послушали и своего раввина Израэля Дзолли, поверившего в безумный план нацистов и предлагавшего закрыть синагоги, забрать денежные средства из банков и укрыть членов общины в частных домах и христианских монастырях. Тем временем, пока Капплер отстаивал необходимость использовать римских евреев, чтобы получить от них информацию о «международном еврейском заговоре», Гиммлер продолжал требовать «окончательного решения». Капплер, встретившись с маршалом Кессельрингом в штабе вермахта во Фраскати, изменил тактику и потребовал от еврейской общины предоставить ему пятьдесят килограммов золота в течение двадцати четырех часов, если они хотят избежать массовой депортации. Этим Капплер и Кессельринг пытались спасти римских евреев и использовать их в качестве дешевой рабочей силы, как это произошло в Тунисе. Капплер поместил золото в сейф и отправил его в Берлин, генералу Кальтенбруннеру, чтобы эти деньги могли пополнить скудные фонды разведслужбы СС, но в ответ Гиммлер направил к нему капитана Теодора Даннекера — человека, руководившего облавами на евреев в Париже. Смысл был ясен: Капплер и прочие высокопоставленные представители германской верхушки в Риме избрали для себя ошибочную линию поведения, поставив под вопрос приказы верховного командования, а это недопустимо. Даннекер появился в Риме во главе отряда подразделения войск СС «Мертвая голова», состоявшего из сорока пяти человек: офицеров, унтер-офицеров и солдат. Встретившись с Капплером, он потребовал у него подкрепления и список римских евреев. Рейд назначили на утро 16 октября. Осень выдалась необыкновенно жаркой, но в этот день шел проливной дождь. Только лишь в одном гетто схватили более тысячи евреев: их отвезли на грузовиках к военному училищу, расположенному на берегу Тибра, всего в пятистах метрах от Ватикана. Арестованных ждал концентрационный лагерь Аушвиц. Когда Пий XII узнал об этом, он отдал распоряжение открыть ворота городских монастырей, чтобы там могли укрыться евреи, которых еще не успели арестовать.
Описанные выше события произвели на жителей города удручающее впечатление, через несколько часов переросшее в негодование. Как и боялся Капплер, прямое нападение на еврейскую общину в Риме подняло дух сопротивления у остальной части населения, и с того момента усилились саботаж и атаки на оккупантов.
Помню, как Монтсе наутро после арестов принесла экземпляр подпольной газеты «Италия либера», и один из заголовков гласил: «Немцы целый день перемещались по Риму, хватая итальянцев, чтобы отправить их в свои северные крематории».
Благодаря дружбе Юнио с полковником Ойгеном Доллманном, осуществлявшим связь между СС и итальянскими фашистами, меня пригласили разрабатывать сооружения оборонных линий, которые должны были остановить продвижение войск союзников.
Мне пришлось пройти лишь один тест на пригодность — обед с Юнио и Доллманном. За столом полковник много говорил о красоте итальянских женщин, о ста способах приготовления лангустов, о том, как ему нравится tartufo nero [62](ел он блины со сметаной и черной икрой) и о прочих банальностях его рафинированного сибаритского вкуса. Единственным его замечанием, касавшимся политики, стала похвала маршалу Кессельрингу, осуществлявшему высшую военную власть в Италии. Доллманн рассказал нам, что Кессельринга интересовало его мнение, какой будет реакция римлян, если город окажется оккупирован немецкой армией.
— Я сказал ему, что римлянам на протяжении истории всегда нравилось подниматься, не важно, по утрам ли или против врага, и данный случай не станет исключением. Я заверил его в том, что они будут сложа руки выжидать, кому достанется город — британцам и американцам или немцам. И я не ошибся в своем прогнозе, ведь именно так они и поступили.
Доллманн забыл о шестистах с лишним римлянах, пожертвовавших жизнью, чтобы помешать немцам захватить город.
Потом он в первый раз за все время обратился непосредственно ко мне:
— Принц говорит, что вы молодой и блестящий архитектор. Если вы согласитесь работать на нас, я позволю вам вести переписку с супругой, несмотря на запрет, — произнес он.
Полагаю, за этим разрешением стоял Юнио. Я все время спрашиваю себя: почему он всегда обращался с нами так хорошо, даже тогда, когда уже наверняка знал о нашей шпионской деятельности. И в голову мне приходит одно-единственное объяснение: он по-прежнему был влюблен в Монтсе.
— Могу ли я отказаться делать то, о чем вы меня просите? — спросил я, чтобы подразнить Доллманна.
— Разумеется, можете, но тогда мне придется отправить вас на принудительные работы, — ответил он с нескрываемым цинизмом.
А потом, залпом допив вино, ухмыльнулся, добавив шутливо:
— Вы знаете, что Кессельринга называют «улыбчивым Альбертом»? Так вот, улыбка сошла с его лица, а терпение его лопнуло. Для строительства укреплений на южном фронте требовалось шестьдесят тысяч человек, и шестнадцать тысяч четыреста из них должен был предоставить Рим, однако явились лишь триста пятьдесят добровольцев. Альберт так рассвирепел, что увеличил цифру до двадцати пяти тысяч, а поскольку они по-прежнему не спешили являться, распорядился хватать их прямо в домах, в трамваях и автобусах.
— Я сегодня утром стал свидетелем одного из таких рейдов. Я сел на трамвай на площади Колизея, а через пять минут в вагон вошли представители СС и велели нам покинуть его. Проверив документы у всех мужчин, они задержали четверых, — заметил Юнио.
— Вы знаете, какую шутку придумал генерал Штахель с этими облавами? Он сказал: «Половина жителей Рима прячется в домах другой половины». Римляне-мужчины словно под землю провалились. Однако им следовало учесть вот что: если они долго не будут появляться в своих домах, их место у очага займем мы, немцы — вы знаете, что я имею в виду…
И Доллманн оглушительно расхохотался.
Наконец в ресторан вошли Марио — итальянский шофер Доллманна — и Куно — его немецкая овчарка, принявшая объедки со свойственным собакам благородством.
Недавно опубликовали словесный портрет Доллманна, составленный в июне-августе 1945 года: там о нем говорится, как о человеке необычайного ума и удивительной для немца жизнерадостности. Якобы, несмотря на свое тщеславие и беспринципность, он был таким благоразумным и таким гедонистом, что, вероятно, не совершал жестоких поступков.
Мне неизвестно, какие преступления приписывают Доллманну, но при взгляде на него создавалось впечатление, что национал-социализм интересует его не как идеология, а как средство для достижения определенных целей, по большей части сводившихся к роскошной и легкомысленной жизни в комфортабельной квартире на виа Кондотти. Со строго политической точки зрения я не знаю другого немецкого офицера, столь далекого от нацистской этики: ведь еще прежде, чем окончился обед, я получил должность, не отвечая при этом ни на какие вопросы. Сейчас мне кажется, что наша встреча послужила Доллманну предлогом для того, чтобы закатить банкет в компании своего друга принца. Ему достаточно было рекомендации от Юнио, потому что его совершенно не интересовало, кто я такой.
