«Мудрые дремучие деревья…» Мудрые дремучие деревья. Под корой мозольной свиток лет. Лишь порою тучи их разгневят, И шумят за тучами вослед. Тучи голыми руками молний В тишине синеющей гребут. Гром строку Бетховена исполнил: Юный день безвременно в гробу. Хорошо тогда дубы бушуют, Мудрость деревянную губя. Я гляжу в немую и большую, Тайна бытия, гляжу в тебя. «Я вам завидую, легко вам…» Я вам завидую, легко вам Без груза вечности гулять. А я свинцом ее окован, И как магнит в ногах земля. И змеи слов меня кусают. И как вино змеиный яд. И мне про гневного Исайю Века созвездий говорят. И всё, что было, на ладони. И всё, что будет, предо мной. И ветер кровь земную гонит И веет мудростью земной. И рад свинцовому я грузу. Свинец, как золото, тяжел. Чтоб не ласкать, чтоб выпить музу, Я в этот пьяный мир пришел. «Старикам бы верить, греться…» Старикам бы верить, греться, Чтобы с верой околеть На печи глухого сердца, Не пустой оставив клеть. Нам бы гром подземный Этны, Жгучий холод вышины. Мы безверием бессмертны, Мы безумием сильны. Нам по глетчерам бы лазать, По грудям молочных Альп, Привязать к седлу Пегаса Рыжего заката скальп. Погулять в степи зазвездной, Голубую вспенить гладь, Тихим вечером над бездной Жаждой вечности пылать. Перегнуться на лету нам. Звезды сливочные – сласть. В мутном сумраке безлунном Метеорами упасть. «Грозою смелой и жестокой…» Грозою смелой и жестокой Ты прошумела и прошла. И стынут в судорогах строки, Сгоревших мигов черный шлак. И след от мига золотого Созвездья желтые клюют. И буйный полдень четвертован: Восток и запад, север, юг… И беспощаден и огромен Палач… Он в фартуке зари. И лезут из лучей – соломин Мгновенных радуг пузыри. А там, на площади заклятой, Где пасть луны над трупом дня, У золотой стены заката Поэты воют и звенят. «Начало Песни Песней: шир…»
Начало Песни Песней: шир. А «ман» в Европе – человек. С далеких стран, с широких рек Пришел скучать я в этот мир. Я слышу ветра звон и гуд, Несет зачатье милой ржи. И рвет он тучки на бегу И, задыхаясь, вновь бежит. И улыбается в шелку Расчесанная солнцем рожь. И тени сизые текут, И ветер мил, любим, хорош… И забываю, что скучать Я в этот милый мир пришел. И я свирель беру луча, И тела ржи хвалю я шелк. «Женщина мне встретилась в пути…» Женщина мне встретилась в пути В белом на асфальте размягченном. Вежливо кривясь, я дал пройти, Но остался полон я трезвоном. Оттого, что сшиблись мы зрачками На пороге остром встречи той, И в мои – скатился пестрый камень, Женщины кусочек золотой. И ее улыбки алый хвостик Молнией по жилам голубым. И, как скрипки, друг о друга кости, Мускулами музыка по ним. И я шлю проклятья вам, культуры, Что святую страсть за семь дверей, Что в холодных, скучных и понурых Страстных превратили дикарей. «Размером ледяным столетий…» Размером ледяным столетий Миров поэма сплетена, И со страниц полночи светят Их золотые письмена. То мысли звездные, как птицы, На тонких жердочках лучей. И чей-то дух в мирах томится, И сам творец не знает чей. И два героя, вечно двое, Два брата странных, рай и ад, Метелью млечной вечно воют И струны ребер шевелят. И женщин дюжины лихие Выходят из костей мужчин. И в каждой новая стихия, И страсть мышиная пищит. А шпоры звезд, – им вечно звякать. Миров поэма такова. И, как поэмы в мире всякой, Ее не кончены слова. «Цвела вселенная другая…» Цвела вселенная другая, Огнем бессмертия цвела, И с раскаленных звездных гаек Не сыпалась на землю мгла. И не было самой земли-то, А было сердце из огня. В нем все земные были слиты И то, что там, внутри меня. Огнистой шерстию обросший, Как зверь, метался рыжий шар. Незримой инфракрасной ношей На нем болталася душа. Но время занавес спустило. Огня, как рампа, гасла прыть. И толп воды глухая сила Подмостки суши стала рыть. И с той поры доселе длится Антракт безумный, роковой. И звезд гримасничают лица, И волн и строк не молкнет вой. |
