— Ты права.

Насмешница расплылась в лукавой улыбке:

— Отлично звучит. Тебе стоит говорить это почаще.

— Дикси, но ты ведь понимаешь, что необязательно за всем этим стоит твой отец. Это может быть и кто-то из его близкого окружения. Человек, которому он доверяет. Или вообще его телефон прослушивается

Она пробуравила детектива взглядом:

— Почему ты его защищаешь?

— Мне просто не нравится делать поспешные выводы, — ответил он.

— Нет, просто у тебя в голове не укладывается, как отец может желать смерти своему ребенку. — И поняла, что угадала. — Ты когда-нибудь расскажешь мне о своей дочери?

От неожиданности он отпрянул и помотал головой, бросив на Дикси предостерегающий взгляд.

Та вздохнула, внутри её по-прежнему сотрясала дрожь, как следствие то ли несостоявшегося знакомства с пулевым ранением, то ли неожиданно-интимного общения с Ченсом Уокером. Честно говоря, в эту минуту она вряд ли смогла бы ответить, что произвело на неё большее впечатление.

— Предложение прокатиться ещё в силе? А то, мой «совсем не костлявый» тыл уже начал подмерзать.

Ченс только что не выдохнул от облегчения, чуток удивленный легкой сменой темы. Видно полагал, что она этого не знала, и явно недооценивал старую знакомую. Впрочем, делал это с самого начала. Хотя с того самого дня, как Ченс Уокер покинул Техас, Дикси взяла за правило быть в курсе его дел в Монтане. В конце концов, она была истинной дочерью своего отца.

Всю дорогу до гостиницы Ченс предпочёл отмалчиваться. Войдя в номер, он поднял трубку, а затем снова положил её на рычаг.

— Ты разве не будешь вызывать копов? — облегченно выдохнула Дикси.

И посмотрев на Ченса, поняла, что внутри него шла нешуточная борьба.

— Нет, но не потому, что думаю, будто местный шериф получил взятку от твоего отца.

— Погоди. Значит, по-твоему… сейчас не время привлекать к делу полицию?

Ченс, нахмурившись, посмотрел на эту святую простоту:

— Ну, сама посуди: шерифу придется ехать сюда снимать с нас показания. На это уйдет несколько часов. Затем он осмотрит следы на снегу и найдет то же, что и я. То бишь отпечатки ничем не примечательных мужских ботинок. По пуле, угодившей в сосну, определит, что выстрел был сделан из винтовки. И напоследок полюбуется на следы протектора автомобильных шин.

Дикси кивнула.

— А в итоге напишет в рапорте, что, скорее всего, это была шальная пуля какого-нибудь горе-охотника, — вздохнул Ченс.

— Охотник? И ты в это веришь?

— Нет. — Встретившись с ней взглядом, он тряхнул головой. — Я пока еще не знаю, во что верить.

Дикси снова кивнула, слишком хорошо понимая его состояние.

— Тогда повторю то, что уже говорила. Позвони отцу и проваливай. Не желаю иметь еще и твою смерть на своей совести.

— А она у тебя есть?

— Ченс, я не шучу.

Он покачал головой.

— Прости, детка, но не ты меня нанимала, не тебе и увольнять. А теперь я намерен идти до конца.

— Если все дело в деньгах…

— Деньги тут ни при чем, — отрезал он, пронзая её взглядом. — Просто не имею привычки бросать начатое на полпути.

Она взглянула на него и усмехнулась:

— В самом деле? Приятно слышать.

Ей хотелось надеяться, что это касается и их утреннего поцелуя.

— Дикси, не передергивай. Нам надо попасть в Ливингстон и переговорить с Глендорой Феррис. И я не успокоюсь, пока не узнаю, кто пытается тебя убить и почему.

Она внимательно вгляделась в глаза Ченса, чтобы убедиться, что он не врет:

— Просто не хочу, чтобы ты когда-нибудь об этом пожалел.

Он фыркнул:

— Черт, да я пожалел в ту же минуту, когда снова увидел твоего отца. А чем дальше, тем дела становятся только хуже и хуже.

Дикси не была уверена, как ей следует понимать его слова, так как Ченс не сводил взгляда с её губ, будто не мог забыть их поцелуй.

Непроизвольно она провела кончиком языка по верхней губе. И понимающе улыбнулась, когда Ченс застонал и отвернулся.

— Давай, снимай свои мокрые тряпки, — пробурчал он, не поворачиваясь. — А пока будешь отмокать под горячим душем, я их просушу. Потом по пути в Левингстон остановимся и заберем остальные твои вещички из машины.

Она быстро разделась, кинув влажную, промерзшую одежду прямо на пол позади него. Ченс даже не пошевелился, пока она не зашла в ванную и не прикрыла дверь. Чего он так боялся? Правда, ответ ей был известен.

Дикси отрегулировала воду и ступила под душ — вся кожа была покрасневшей и холодной. Обхватив себя руками, она стояла под горячими струями, размышляя о Ченсе Уокере, его дочери, и, наконец, о том, что случилось в лесу.

Лишь на какое-то время, позволив себе отвлечься на флирт с Ченсом, она смогла выбросить из головы гнетущие мысли. Ченс, позвонив отцу с гостиничного телефона, рассекретил её местопребывание перед пущенными по её следу убийцами. Но разве она не предполагала, что тем всё и кончится?

Слезы жгли глаза. Что такого ужасного она откопала, исследуя прошлое своей семьи, что даже собственный отец захотел от неё избавиться?

В то время, пока Дикси принимала душ, Ченс позвонил Боннеру в Техас, и ничуть не удивился, когда на его вызов тут же ответили:

— Только не смей мне говорить, что упустил Дикси.

— Отзовите своих головорезов, — приказал Ченс.

— Говорю же тебе, я больше никого не нанимал.

— Вздор.

— Ченс, если кто-то охотится за Дикси… в общем так, я тут ни при чём. Ты её саму-то спрашивал?

— Слушайте, Боннер, кто-то только что пытался пристрелить вашу дочь. И я желаю знать, дьявол вас раздери, что тут происходит.

Боннер чертыхнулся.

— Она в порядке?

— Пока да.

— Уверен, что это не она сама все подстроила? Я бы никогда не стал делать ничего подобного. Скажу больше, самой инсценировать покушение, чтобы перетянуть тебя на свою сторону — вполне в её стиле.

— На свою сторону? Что, черт возьми, это значит?

— Только то, что иногда Дикси приходят в голову странные вещи…

— Как, например, попытка отыскать родственников со стороны матери? — спросил Ченс.

На том конце трубки повисло недолгое молчание:

— Значит, она тебе рассказала.

— Почему вы так не хотите, чтобы она что-то узнала о семье матери? Боитесь того, что она невольно может раскопать?

— Да я даже не знал, что у Сары кто-то еще жив из родственников. Правда. Просто я не хотел, чтобы Дикси случайно узнала некоторые вещи, которые лучше навсегда оставить в прошлом.

— Слишком поздно. Насколько я понял, вы опасаетесь, что некие эпизоды из вашего прошлого могут выплыть из небытия?

— Уверяю тебя, там нет ничего та…

Ченс тихо ругнулся:

— Вы были у неё дома?

— Разгром ещё не означает, что Дикси не сотворила этого сама.

— Да, чёрт возьми, вытащите уже голову из песка! Дикси в беде. Узнаю, что вы хоть как-то связаны с этой стрельбой…

— Она — моя дочь. И если кто и должен понимать, что такое отцовские чувства, так это ты.

— Я всё сказал, — жестко отрубил Ченс, игнорируя последние слова Боннера. — И учтите, сэр, если выяснится, что вы, так или иначе, пытаетесь навредить Дикси… Клянусь, глаз не сомкну, пока не засажу вас за решетку.

Глендора Феррис обитала в центре Ливингстона: в неказистом четырехэтажном жилом доме, снаружи обшитом некогда белыми деревянными досками.

Дорога из Уайт-Сульфур-Спрингс [4]не заняла много времени. В пути Ченс слушал по радио музыку кантри, а Дикси дремала, решив поберечь нервные клетки, а не гадать, какие открытия их могут ожидать в Ливингстоне.

И вот теперь, покинув салон машины и стоя в густой тени, Дикси внимательно изучала здание перед собой. Ветер путал ее волосы и кружил снежные хлопья. Рождественские гирлянды, натянутые вдоль всего фасада, раскачивались под порывами ветра, ударяя о стену.