— Ты права.
Насмешница расплылась в лукавой улыбке:
— Отлично звучит. Тебе стоит говорить это почаще.
— Дикси, но ты ведь понимаешь, что необязательно за всем этим стоит твой отец. Это может быть и кто-то из его близкого окружения. Человек, которому он доверяет. Или вообще его телефон прослушивается
Она пробуравила детектива взглядом:
— Почему ты его защищаешь?
— Мне просто не нравится делать поспешные выводы, — ответил он.
— Нет, просто у тебя в голове не укладывается, как отец может желать смерти своему ребенку. — И поняла, что угадала. — Ты когда-нибудь расскажешь мне о своей дочери?
От неожиданности он отпрянул и помотал головой, бросив на Дикси предостерегающий взгляд.
Та вздохнула, внутри её по-прежнему сотрясала дрожь, как следствие то ли несостоявшегося знакомства с пулевым ранением, то ли неожиданно-интимного общения с Ченсом Уокером. Честно говоря, в эту минуту она вряд ли смогла бы ответить, что произвело на неё большее впечатление.
— Предложение прокатиться ещё в силе? А то, мой «совсем не костлявый» тыл уже начал подмерзать.
Ченс только что не выдохнул от облегчения, чуток удивленный легкой сменой темы. Видно полагал, что она этого не знала, и явно недооценивал старую знакомую. Впрочем, делал это с самого начала. Хотя с того самого дня, как Ченс Уокер покинул Техас, Дикси взяла за правило быть в курсе его дел в Монтане. В конце концов, она была истинной дочерью своего отца.
Всю дорогу до гостиницы Ченс предпочёл отмалчиваться. Войдя в номер, он поднял трубку, а затем снова положил её на рычаг.
— Ты разве не будешь вызывать копов? — облегченно выдохнула Дикси.
И посмотрев на Ченса, поняла, что внутри него шла нешуточная борьба.
— Нет, но не потому, что думаю, будто местный шериф получил взятку от твоего отца.
— Погоди. Значит, по-твоему… сейчас не время привлекать к делу полицию?
Ченс, нахмурившись, посмотрел на эту святую простоту:
— Ну, сама посуди: шерифу придется ехать сюда снимать с нас показания. На это уйдет несколько часов. Затем он осмотрит следы на снегу и найдет то же, что и я. То бишь отпечатки ничем не примечательных мужских ботинок. По пуле, угодившей в сосну, определит, что выстрел был сделан из винтовки. И напоследок полюбуется на следы протектора автомобильных шин.
Дикси кивнула.
— А в итоге напишет в рапорте, что, скорее всего, это была шальная пуля какого-нибудь горе-охотника, — вздохнул Ченс.
— Охотник? И ты в это веришь?
— Нет. — Встретившись с ней взглядом, он тряхнул головой. — Я пока еще не знаю, во что верить.
Дикси снова кивнула, слишком хорошо понимая его состояние.
— Тогда повторю то, что уже говорила. Позвони отцу и проваливай. Не желаю иметь еще и твою смерть на своей совести.
— А она у тебя есть?
— Ченс, я не шучу.
Он покачал головой.
— Прости, детка, но не ты меня нанимала, не тебе и увольнять. А теперь я намерен идти до конца.
— Если все дело в деньгах…
— Деньги тут ни при чем, — отрезал он, пронзая её взглядом. — Просто не имею привычки бросать начатое на полпути.
Она взглянула на него и усмехнулась:
— В самом деле? Приятно слышать.
Ей хотелось надеяться, что это касается и их утреннего поцелуя.
— Дикси, не передергивай. Нам надо попасть в Ливингстон и переговорить с Глендорой Феррис. И я не успокоюсь, пока не узнаю, кто пытается тебя убить и почему.
Она внимательно вгляделась в глаза Ченса, чтобы убедиться, что он не врет:
— Просто не хочу, чтобы ты когда-нибудь об этом пожалел.
Он фыркнул:
— Черт, да я пожалел в ту же минуту, когда снова увидел твоего отца. А чем дальше, тем дела становятся только хуже и хуже.
Дикси не была уверена, как ей следует понимать его слова, так как Ченс не сводил взгляда с её губ, будто не мог забыть их поцелуй.
Непроизвольно она провела кончиком языка по верхней губе. И понимающе улыбнулась, когда Ченс застонал и отвернулся.
— Давай, снимай свои мокрые тряпки, — пробурчал он, не поворачиваясь. — А пока будешь отмокать под горячим душем, я их просушу. Потом по пути в Левингстон остановимся и заберем остальные твои вещички из машины.
Она быстро разделась, кинув влажную, промерзшую одежду прямо на пол позади него. Ченс даже не пошевелился, пока она не зашла в ванную и не прикрыла дверь. Чего он так боялся? Правда, ответ ей был известен.
Дикси отрегулировала воду и ступила под душ — вся кожа была покрасневшей и холодной. Обхватив себя руками, она стояла под горячими струями, размышляя о Ченсе Уокере, его дочери, и, наконец, о том, что случилось в лесу.
Лишь на какое-то время, позволив себе отвлечься на флирт с Ченсом, она смогла выбросить из головы гнетущие мысли. Ченс, позвонив отцу с гостиничного телефона, рассекретил её местопребывание перед пущенными по её следу убийцами. Но разве она не предполагала, что тем всё и кончится?
Слезы жгли глаза. Что такого ужасного она откопала, исследуя прошлое своей семьи, что даже собственный отец захотел от неё избавиться?
Глава 11
В то время, пока Дикси принимала душ, Ченс позвонил Боннеру в Техас, и ничуть не удивился, когда на его вызов тут же ответили:
— Только не смей мне говорить, что упустил Дикси.
— Отзовите своих головорезов, — приказал Ченс.
— Говорю же тебе, я больше никого не нанимал.
— Вздор.
— Ченс, если кто-то охотится за Дикси… в общем так, я тут ни при чём. Ты её саму-то спрашивал?
— Слушайте, Боннер, кто-то только что пытался пристрелить вашу дочь. И я желаю знать, дьявол вас раздери, что тут происходит.
Боннер чертыхнулся.
— Она в порядке?
— Пока да.
— Уверен, что это не она сама все подстроила? Я бы никогда не стал делать ничего подобного. Скажу больше, самой инсценировать покушение, чтобы перетянуть тебя на свою сторону — вполне в её стиле.
— На свою сторону? Что, черт возьми, это значит?
— Только то, что иногда Дикси приходят в голову странные вещи…
— Как, например, попытка отыскать родственников со стороны матери? — спросил Ченс.
На том конце трубки повисло недолгое молчание:
— Значит, она тебе рассказала.
— Почему вы так не хотите, чтобы она что-то узнала о семье матери? Боитесь того, что она невольно может раскопать?
— Да я даже не знал, что у Сары кто-то еще жив из родственников. Правда. Просто я не хотел, чтобы Дикси случайно узнала некоторые вещи, которые лучше навсегда оставить в прошлом.
— Слишком поздно. Насколько я понял, вы опасаетесь, что некие эпизоды из вашего прошлого могут выплыть из небытия?
— Уверяю тебя, там нет ничего та…
Ченс тихо ругнулся:
— Вы были у неё дома?
— Разгром ещё не означает, что Дикси не сотворила этого сама.
— Да, чёрт возьми, вытащите уже голову из песка! Дикси в беде. Узнаю, что вы хоть как-то связаны с этой стрельбой…
— Она — моя дочь. И если кто и должен понимать, что такое отцовские чувства, так это ты.
— Я всё сказал, — жестко отрубил Ченс, игнорируя последние слова Боннера. — И учтите, сэр, если выяснится, что вы, так или иначе, пытаетесь навредить Дикси… Клянусь, глаз не сомкну, пока не засажу вас за решетку.
Глендора Феррис обитала в центре Ливингстона: в неказистом четырехэтажном жилом доме, снаружи обшитом некогда белыми деревянными досками.
Дорога из Уайт-Сульфур-Спрингс [4]не заняла много времени. В пути Ченс слушал по радио музыку кантри, а Дикси дремала, решив поберечь нервные клетки, а не гадать, какие открытия их могут ожидать в Ливингстоне.
И вот теперь, покинув салон машины и стоя в густой тени, Дикси внимательно изучала здание перед собой. Ветер путал ее волосы и кружил снежные хлопья. Рождественские гирлянды, натянутые вдоль всего фасада, раскачивались под порывами ветра, ударяя о стену.