Было бы ошибочно вывести заключение о целесообразности обходов по опыту русско-японской войны, благодаря которым японцы имели многочисленные успехи в боях и сражениях с русскими. Как ни выгодно представляется эта форма атаки при различных обстоятельствах, всё же было бы ошибочно в подтверждение этого черпать доказательства из примеров русско-японской войны.

Охваты и обходы, произведённые японцами и одержанные ими победы в сражениях под Ляояном, Шахе и Сандепу удались только благодаря нерешительности и вялости действий русских начальников. Это же обстоятельство служило причиной, что японские обходные атаки — не считая боя на Ялу, где японцы имели значительное превосходство в силах — были выполнены удачно с приблизительно равными и даже меньшими силами, как, например, под Вафангоу, Мукденом и т.д. Едва ли бы японцам удалось это, если бы они имели дело с противником решительным. Наконец, под Вафангоу японцы имели успех не благодаря обходу, а вследствие прорыва русского фронта.

При данной обстановке было бы более целесообразно, если бы ген. Штакельберг предпринял наступление своим левым флангом, оставив правый фланг на месте на укреплённой позиции. Сам Куропаткин в своём отчёте высказывается, что, «несмотря на превосходство японцев в числе штыков (??), наступление, вероятно, имело бы успех, если бы оно было произведено быстро и решительно». Ну вот то-то! Но Куропаткин забывает, что сам он своими полумерами, нерешительностью и вялостью своих распоряжений убил у своих подчинённых всякий порыв и отвагу.

«Быстро и решительно» надо выполнять ведь всякое наступление. Однако нужно было бы войска ознакомить с их задачей и дать им вполне ясное указание. Вот тут-то сказалось бы, что войскам невозможно было дать вполне ясные приказания и определённую цель действий, ввиду двойственного и нерешительного приказания, исходившего от самого Куропаткина.

Общей диспозиции отряду Штакельберга, вообще, на этот день не было дано. Между тем, таковая в данном случае была, безусловно, необходима, потому что давала возможность каждой части войск думать не только о своей собственной задаче, но быть осведомлённой также о задаче соседних войск[ 4 ⁶].

Вместо этого отдавались одиночные приказания. Хотя такой образ действий не соответствовал обстановке, но раз было признано необходимым отдельными приказаниями заменить общую диспозицию, то всё же следовало хотя бы в таких приказаниях ставить ясные, определённые задачи.

Для выполнения наступления ген. Штакельберг назначил 1-ю стрелковую дивизию и усиленную 2-ю бригаду 35-й пехотной дивизии под начальством ген. Гласко. Ген. Гернгроссу он в 6 часов утра послал следующее приказание: «Я выдвигаю бригаду 35-й дивизии с тремя батареями к восточному Цуитзятуню с намерением, чтобы с рассветом двинуть её на неприятеля по направлению на Вафанвепон. Вы должны к тому же времени с тремя полками 1-й стрелковой дивизии, двумя батальонами 35-й дивизии и двумя батареями атаковать левый фланг обходящего нас неприятеля. Чтобы ориентировать вас, прилагаю копию приказания, данного ген. Мрозовскому, которому вы должны передать полк и две батареи».

Через 10 минут ген. Гернгроссу было послано ещё приказание: «В поддержку вам посылаю бригаду Гласко 35-й дивизии на Цуитзятунь-Вафанвепон. Сговоритесь с ген. Гласко относительно одновременности атаки неприятеля, наступающего против вашего левого фланга. Донесения посылайте на станцию Вафангоу. Полагаю, что вы в состоянии будете назначить для этой цели (?!) два батальона 140-го полка и три полка».

Едва ли можно было найти ещё пример такого неясного приказания для атаки. Сколько вопросов и сомнений толпилось, вероятно, в голове ген. Гернгросса, когда он получил такое приказание! По получении первого приказания казалось, что ген. Штакельберг посылает бригады ген. Гласко для атаки неприятеля, так как ген. Гернгросс должен был своевременно «с тремя полками своей дивизии и тремя батальонами бригады ген. Гласко атаковать левый фланг обходящего нас противника». Но где должна атаковать бригада ген. Гласко? Как должна наступать дивизия ген. Гернгросса, которая по всему фронту втянулась уже в бой с неприятелем??

Для выяснения этих вопросов Гернгроссу было указано «сговориться» с Гласко относительно одновременности атаки. Это выражение весьма метко характеризует нерешительность руководителей войсками: они сами не знают, чего хотят, поэтому предоставляют своим помощникам как-нибудь столковаться относительно выполнения атаки для того, чтобы впоследствии свалить с себя ответственность.

Если ген. Штакельбергу не хотелось самому руководить действиями войск для атаки, то он прежде всего должен был назначить одного общего начальника над войсками — в данном случае подчинёнными ген. Гернгроссу, которому поэтому оставалось бы не «сговариваться» с ген. Гласко, а дать ему определённое приказание, и тогда, конечно, общее взаимодействие войск было бы гораздо плодотворнее. Затем — заключение этого второго приказания: для какой цели полагал ген. Штакельберг, что ген. Гернгросс будет в состоянии назначить три полка и два батальона 140-го полка — для атаки ли неприятеля или же только его левого фланга, и почему именно для этой цели должны были быть назначены два батальона 140-го полка?

Много таких загадок задавало это приказание ген. Штакельберга. Ген. Гернгросс, вероятно, сомневался в возможности их разгадки; он, по крайней мере, не задал себе особенного труда, чтобы разгадать их.

Около того же времени ген. Гласко, который после полудня, как мы это видели, двигался со своей бригадой на Цуитзятунь, получил от ген. Штакельберга соответствующее приказание, т. е. такое же неопределённое, как и полученное ген. Гернгроссом.

Приказание это гласило следующее: «Посылаю вам на подкрепление один батальон 34-го Восточносибирского стрелкового полка. Задача ваша заключается в том, что сговорившись с ген. Гернгроссом, вы должны атаковать фланг японцев, действующих против него у Вафанвепона. В случае необходимости отступления направляйтесь на Цунхотань и далее на Таидзи».

Оба генерала по получении приказаний послали своих адъютантов, чтобы «сговориться». Адъютант ген. Гласко в 8½ часов вечера привёз следующее сообщение от ген. Гернгросса: «Я нахожусь у узла дорог на Вафанвепон и Уитзятунь. Советуювам выдвинуться на одну линию со мной. Если утром командир корпуса пожелает предпринять атаку, то можно надеяться, что она с успехом будет выполнена». Податель этого письменного сообщения передал ещё следующее устное распоряжение ген. Гернгросса: «В течение возможно ближе передвинуться к Вафанвепону для того, чтобы с утра совместно с 1-й стрелковой дивизией атаковать неприятеля».

Ген. Гласко, однако, вовсе не последовал советуген. Штакельберга, потому что он из выражения — «если корпусной командир пожелает предпринять атаку» — заключил, что вопрос об атаке ещё и не решён. Он созвал командиров на совещание, на котором одни высказались за то, чтобы обождать, другие за непременное наступление. Командир 140-го полка предложил послать офицера к ген. Штакельбергу, находившемуся всего только на расстоянии 4-х км, с целью получить от него вполне ясное и определённое письменное приказание. Храбрый в бою, ген. Гласко боялся, однако, пуще всего начальства и поэтому не решался посылать офицера к ген. Штакельбергу, колебался и, в конце концов, остался без всякого решения.

Этим к 15-му утром ограничились переговоры между ген. Гернгроссом и ген. Гласко. Ген. Штакельберг, со своей стороны, не заботился о дальнейших распоряжениях об атаке даже и тогда, когда он 14-го вечером получил от ген. Гернгросса следующее донесение: «Трудно сговориться с ген. Гласко относительно совместной ночной атаки. Я ему указал выдвинуться на одну линию со мной. Если утром пожелаете предпринять атаку, то она может быть выполнена одновременно». Из этого донесения для ген. Штакельберга было ясно, что в предстоящей атаке никоим образом нельзя было быть уверенным в согласованных действиях обоих отрядов.