«После прибытия 4-го Сибирского корпуса и дивизии 10-го корпуса нашей армии предоставлялась, по-видимому, подходящая обстановка для действий по внутренним операционным линиям. Но наступление против Куроки или Нодзу (усиленная 10-я дивизия у Дагушаня) не обещало, однако, никакого успеха, вследствие нашей неподготовленности для действий в горах: нет горных орудий, тяжёлые обозы, необеспеченность снабжения запасами вследствие недостатка перевозочных средств… Оставалось наступление против 2-й армии Оку, базируясь на. железную дорогу; но наступление в атом направлении могло бы стать для нас опасным, если бы Куроки и Оку, отбросив выставленные нами против них заслоны, двинулись для действий на наши сообщения».
Правда, Манчжурская армия не была снабжена горной артиллерией и не имела легковых обозов. Ответственность за это, однако, падает прежде всего на бывшего военного министра Куропаткина. Всё же это обстоятельство никак не могло служить оправданием полной, будто бы, невозможности действий в горах для Манчжурской армии.
Необходимо иметь в виду, что в армии Куроки только одна 12-я дивизия имела горные орудия, тем не менее японцы со своей полевой артиллерией прошли почти всю Корею и не встречали затем затруднений для действий этой артиллерией также в горах южной Манчжурии.
Точно так же не выдерживает критики утверждение Куропаткина, что предвиделись затруднения в снабжении войск в горах вследствие недостатка перевозочных средств. Что же препятствовало русским организовать обозные колонны из вьючных животных и носильщиков ещё в начале войны, подобно тому, как это сделали японцы в Корее?! В Манчжурии можно было найти достаточное количество лошадей и ослов, которые впоследствии и русским войскам послужили для формирования вьючных обозов: носильщиков и кули можно было найти в любом количестве; нашёл же Куропаткин тысячи рабочих-китайцев для возведения укреплений около Ляояна!…
В заключение можно допустить, что русской солдат, пожалуй, и не привык к действиям в горах, но под начальством энергичных вождей, при свойственных ему выносливости в преодолении лишений всякого рода, русский солдат справился бы с затруднениями не хуже японцев. Забыли разве, что русская армия смогла сделать под начальством Суворова, имя которого так часто произносится в русской армии! Его переход через Альпы, стоивший ему третьей части всей армии, большей части лошадей и всех орудий, по словам Клаузевица, не помешал ему всё-таки «точно стремительному потоку, прорвать все плотины, которые воздвигались неприятельскими войсками, и каждый такой порыв Суворова был победой над неприятельской армией. Эти дивные горы были пройдены русскими войсками по таким тропинкам, по которым никогда до того времени не проходило и, вероятно, никогда не пройдёт никакое войско, и когда, наконец, Суворов со своей армией, усталые и замученные как затравленные, преследуемые на охоте звери, достигли долины и неприятель готовился уже совершенно безопасно одолеть их, как готовую добычу, они как вырвавшийся разъярённый медведь из берлоги порвали и низринули все препятствия, обратив неприятеля в бегство и ужас»…
А ведь по сравнению со всеми этими лишениями и затруднениями, перенесёнными суворовскими войсками, обстановка в Манчжурии представлялась только детской игрой!
Несмотря на некоторые уступки, сделанные Куропаткиным в вопросе о выручке Порт-Артура, разногласие между ним и наместником обострялось всё более и более. Так как ни один из них не хотел брать на себя ответственность за определённое решение, а оба вместе они никак не могли прийти к какому-нибудь соглашению, то опять вопрос был представлен на усмотрение Его Величества.
Адмирал Алексеев изложил свою точку зрения в телеграмме от 29-го мая на «имя Государя, и в то же время Куропаткин сделал своё представление военному министру, которому он излагал свои соображения, прося «ввиду чрезвычайно важного значения, которое может иметь решение этого вопроса для всего хода войны, доложить эту телеграмму на усмотрение Его Величества».
Ответные телеграммы из Петербурга были составлены так осторожно, что каждая из спорящих сторон могла вычитать из этих телеграмм то, что нравилось. Наместник, например, усмотрел из телеграммы Государя, в которой было сказано: «Я одобряю взгляды, выраженные в вашей телеграмме» — как решительное утверждение его требования о переходе в наступление по направлению к Порт-Артуру, поэтому он передал приказание Куропаткину — «ввиду Высочайше выраженного желания… безотлагательно приступить к выполнению указанной операции».
С другой стороны, в Высочайше одобренной телеграмме военного министра на имя командующего армией, в которой также ссылались на волю Государя, указывалось, «что необходимо приступить к энергичным мерам, чтобы оказать японцам надлежащее сопротивление, действуя с целью выручки Порт-Артура». Это последнее, однако, в телеграмме военного министра указывалось не как безотлагательная необходимость, как этого требовал наместник в своей телеграмме; это видно из следующего окончания телеграммы ген. Сахарова на имя Куропаткина: «Что касается выбора того или иного направления операции, а также вопроса о времени и распределении войск, то всё это, конечно, надлежит решить на месте».
Таким образом, вопрос о выручке Порт-Артура ещё в конце мая не двинулся ни на шаг навстречу своему решению. Между тем, в это время как раз было получено через Пекин первое известие о поражении 4-й Восточносибирской дивизии у Кинчжоу. Генералы Стессель и Фок доказали свою полнейшую неспособность в военном отношении и совершенное отсутствие понятия о командовании войсками в бою.
После того, как они оставались бездеятельными зрителями высадки японцев в бухте Янтува, ген. Фок был атакован 26-го мая на своей сильно укреплённой позиции у Кинчжоу 32 батальонами при 198 орудиях 2-й японской армии под начальством ген. Оку; в то же время 4 батальона 2-й японской армии, совместно с только что высадившимися 5 батальонами 5-й пехотной дивизии, под начальством ген. Уеда, прикрывали эту атаку с севера со стороны линии Порт-Адамс-устье Ташахэ.
В каком отчаянном положении оказались бы японцы, если бы даже и теперь они были атакованы с севера 4-5 русскими дивизиями, а в то же время ген. Фок оказал бы японцам упорное сопротивление на своей позиции, или, ещё лучше, если бы, подкреплённый войсками из Порт-Артура, он сам перешёл в наступление! Но, как известно, наместник и командующий армией были заняты в это время бесконечными спорами о целесообразности наступления и, сидя в кабинете, были поглощены составлением операционных планов и памятных записок.
Для обороны своей позиции у Кинчжоу ген. Фок из 15 батальонов своей дивизии располагал всего только 3½, которые совместно с крепостной артиллерией должны были выдержать штурм в несколько раз превосходившего численностью противника. Все же остальные части его дивизии оставались бездеятельными в резерве или блуждали во время боя, точно так же, как и сам ген. Фок, который бесцельно оставался за позицией.
Ген. Стессель, оставаясь всё это время в Порт-Артуре, подкрепил ген. Фока, но не для того, чтобы усилить упорство его обороны, а, оказав ему поддержку в его нерешительности, он по телеграфу согласился с донесением ген. Фока о необходимости очищения позиции у Кинчжоу раньше, чем был введён в бой хоть один батальон из резерва.
Между тем положение японцев к вечеру 26-го мая, по свидетельству ген. Оку, было весьма критическим; но так как слабый русский гарнизон, оборонявший позицию у Кинчжоу, ниоткуда не получал подкреплений, то он после мужественной обороны вынужден был, в конце концов, очистить позицию, на которой было оставлено 77 крепостных орудий и 48 пулемётов. Японцы свою блестящую победу купили ценою 4000 человек, а дивизия Фока из 5 полков потеряла всего только 1300 человек, из которых свыше 1000 человек приходится на долю одного только 5-го Восточносибирского стрелкового полка.
Русские отступили на линию Чинлуншекоу-Хияуцинтау. Со стороны японцев у Кинчжоу оставлена была только 1-я дивизия, которая совместно с высадившейся в начале июня 11-й дивизией должна была образовать 3-ю армию ген. Ноги, предназначенную для заслона против 3-го Сибирского корпуса на Квантунском полуострове. 06е эти дивизии, которые ещё далёко не были укомплектованы, в течение целой недели занимали длинную позицию в 20 километров, через весь Квантунский полуостров от одного берега к другому. Тем не менее ген. Стессель не тронулся с места, чтобы воспользоваться приятной для него обстановкой в начале июня и энергичным наступлением вперёд прервать слабую линию японцев. Напротив, Стессель всё время был сильно озабочен опасением, что японцы переходят в наступление.
