Наконец они подъехали к небольшой избе, стоявшей на самом краю крохотной, дворов на двадцать, деревни. «Слазь девка, приехали». – Произнесла бабушка первые за всю поездку слова. Анна с опаской и восторгом осматривалась вокруг. Дом выглядел старым и покосившимся. Вокруг него повсюду висели и лежали пучки незнакомых трав, и их пряный запах наполнял воздух упоительным ароматом. «Ты что, колдунья?» – Выпалила Анна. Бабушка по-молодому звонко рассмеялась и неожиданно обняла девочку. Анна с облегчением поняла: она дома.

     Поместили её в бывшей когда-то маминой комнате, хоть и малюсенькой, но очень уютной. В ней всё осталось нетронутым, как будто мама только на минуточку вышла куда-то: множество девичьих безделушек, книги, старые тетради с выцветшими обложками, потёртый одноглазый мишка, с которым потом Анна полюбила спать, и рисунки. Анна не знала, что её мать так хорошо рисовала. Да и кто бы ей рассказал? Ведь отец никогда просто так не разговаривал с девочкой. Только теперь, живя у бабушки, она постепенно все больше узнавала о покойных родителях. Оказалось, Митяй – чудаковатый мужичок, это бабусин сын, то есть Анин родной дядя, младший брат её покойной матери. Он был блаженный, но очень добрый и забавный человек. Бабушка рассказывала, что он не родился таким, но в детстве переболел воспалением мозга и после развивался только физически, а ум остался, как у ребёнка.

     Деревня, как я уже говорил, была невелика, но с небольшой церквушкой, в которой местный батюшка – отец Серафим исправно проводил службы. Анне нравилось приходить в церковь. Ей был приятен запах горящих свечей и ладана, а скорбные лики святых завораживали её. Как ни странно это звучит, она подружилась с отцом Серафимом. Только одного Анна не понимала сначала: почему бабушка не ходит в церковь? Однако местная детвора быстро объяснила, в чём причина. Бабка Анны была ведунья, знахарка, колдунья, ведьма. Каждый выбирал себе слово по душе, но мнения у всех сходились: её бабка водится с нечистой силой. Как бы ни называли односельчане бабушку, о чём бы ни шептались, сплёвывая по три раза через плечо и истово крестясь, все они, не задумываясь о грехе, при малейшей боли и недомогании спешили к старушке за настойками и травками. Бабушка никогда не отказывала в помощи даже самым зловредным сплетницам, оговаривавшим её.

     Анне всё нравилось в её новой жизни. Она подружилась с деревенскими девчонками и парнями. По буднишним утрам они залезали в телегу, и с песнями и шутками Митяй вёз их десять километров до ближайшего села, где располагалась единственная в районе школа. А после занятий все так же дружно катили домой.

     Природа Псковщины необыкновенно богата и щедра лесными дарами. С деревенскими друзьями девочка часто бегала за грибами и ягодами, в несметном количестве росшими в чащобе. Бабушка учила её распознавать целебные травы, рассказывала, какие болезни они могут излечить, как правильно их собирать, хранить и применять. Больше всего Анюте полюбилось в одиночку подолгу бродить в лесу и слушать тихий шелест листвы и пересвисты птиц. Она боготворила его строгую тишину. Лес представлялся ей зелёным собором – величавым и совершенным. Порой девочка до сумерек оставалась там, за что бабушка ей сильно выговаривала. Анна обнимала старушку и смеялась: «Бабуль, ну что ты! Не съедят же меня волки. Нет в лесу ничего страшного». На что бабка только вздыхала и отводила глаза.

     Много времени Анна проводила с отцом Серафимом. Девочка читала Библию и Новый завет, и батюшка с удовольствием объяснял непонятные детскому разуму слова. Анну интересовали библейские истории о жизни святых. Ей нравилось звучание молитв и песнопений. В церкви она чувствовала себя умиротворённой, наполненной счастьем и покоем. Отец Серафим окрестил девочку и во время обряда одел ей на шею маленькое серебряное распятье, которое впоследствии один раз спасёт ей жизнь. 

 Взрослея, Анна всё больше становилась похожа на красавицу - мать. Школьные годы неслись стремительно, и пора было определяться, чем она займётся по окончании школы. Девушка давно уговаривала бабушку отпустить её в Москву. Она мечтала поступить в медицинское училище. А старуха даже слышать не желала об этом. События, которые произошли тем летом, резко изменили мнение бабушки, и та поспешно отправила Анну в столицу. Только обо всём по порядку.

     Весна перед школьным выпуском выдалась ранняя и бурная. Уже к концу марта таял снег, и звенели, словно молоточки по ксилофону, весёлые капели. В лесу проклюнулись первые подснежники. Анна постоянно пребывала в возбуждённом состоянии. Ей хотелось что-то делать, куда-то бежать, всё перевернуть вокруг себя и по-новому расставить на места. Девушка затеяла генеральную уборку дома. С раннего утра она мыла, чистила, скребла, а к вечеру, наконец, добралась до собственной комнаты. Отодвинув панцирную кровать от стены, чтобы как следует вымести и промыть за ней от пыли,  Анюта заметила небольшое углубление в стене возле самого пола. Недолго думая, она просунула туда руку и наткнулась на свёрток. Анна вытащила его, очистила от пыли и поняла, что нашла старую тетрадь, исписанную красивым каллиграфическим почерком покойной матери. Это были записи, сделанные в те дни, когда мама последний раз приезжала домой перед беременностью и смертью. Анна сохранила тетрадь, так что я не стану пересказывать вам события, а просто представлю оригинал.

     Дома! Я дома! Господи, как же здесь тихо, как дышится! Дорога, конечно, вымотала, но эта красота стоит того. Сколько лет я не была дома? Восемь? Девять? Стыдно. Мамуля сдала немного, хотя ещё молодец. Митька смешной, сущее дитя, хохочет, радуется, всё куда-то зовёт. Завтра буду целый день с ним – и на речку, и в лес. Господи, хорошо-то как! Жалко только, что Антоша не поехал со мной. У них с мамой отношения никак не складываются. Тысячу раз ему объясняла: мама знахарка, а он ладит своё: колдунья, она и есть колдунья. А ведь образованный мужчина, умница и головушка светлая. Да мама сама хороша, постоянно его подначивает –  присушу, отворочу, как маленькие, ей Богу. Соскучилась по Антону жутко! Только бы помогло! Всё что угодно отдать смогу за это, хоть душу дьяволу. Шучу, конечно, а, может, нет. Я страшно устала от всех бесполезных консилиумов, профессоров, процедур. Ну почему так несправедливо устроен мир? Ведь кто-то отказывается от детей, бросает. Пожалуйста, Господи, прошу тебя, ничего мне не надо, только бы помогло на этот раз. Антон, глядя на мои мучения, чужого предложил усыновить, приёмного. Нет, не могу, не хочу. Только свой малыш, родненький. Всё. Спать, спать.

     Вот это сходили за грибами! До сих пор в себя придти не могу. Милка от меня, как от чумной шарахается. Вся деревня косо смотрит. Господи, вот дремучие люди. Хотя, положа руку на сердце, есть чего испугаться. Короче, встала я в тот день – зорька ещё не занималась. Молока попила, корзинку подхватила, а тут и Мила подоспела. Пошли мы вдвоём, а кого бояться-то? Митяйка пытался с нами ещё с вечера набиться, но я его не захотела брать. Ведь он любопытный, не поболтаешь при нём о женских секретах. Вошли мы в лес, когда солнце уже из-за горизонта вставало. Только как-то непривычно тихо было. Птицы не щебетали, не пересвистывались, словно перед бурей. И ни ветерка. Вот прямо всё замерло в ожидании. Подруга спросила: «Что-то мне не по себе, может, вернёмся?» А я отшутилась в ответ. Бродили мы с ней часа два. И всё это время в лесу прямо-таки мёртвая тишина стояла. Ни кукушка не куковала, ни сорока не стрекотала. Казалось и насекомые пропали. Мила вздрагивала от каждого хруста сухой ветки под ногой, как от выстрела. Оглядывалась, крестилась. Меня саму начал страх пробирать. «Ладно!» – Сказала ей. – «Пойдём к дому, не удалась наша прогулка». Подруга приободрилась, и мы двинулись к выходу из леса. Шли, шли и приблизительно через полчаса поняли, что заблудились. Понятно я, но Милка? Она местный лес, как свои пять пальцев знает, столько хожено - перехожено. Смотрю, у подруги глаза на мокром месте. Я, как могла, подбадривала её, чувствовала себя виноватой, ведь затея с грибами от меня исходила. И тут мы вышли на странную полянку. Меня сразу что-то насторожило, так животные опасность ощущают. На ней трава была такая неестественно зелёная, прямо глаза резало. Воздух плотный вдруг стал, словно невидимая преграда на пути появилась. В этот момент мы увидели нечто! Неожиданно откуда-то появился чёрный шар, катившийся прямо на нас. Неизвестный объект трещал и высекал искры. Вонища стояла, как от старого козла, даже ноздри защипало от серного запаха. Милка заверещала: «Чёрт! Чёрт!» И, выронив корзинку, упала без чувств. А я застыла столбом, не в силах пошевельнуться. Штуковина подкатилась и остановилась буквально в двух шагах. А я всё стояла и смотрела, и мой взгляд словно магнитом притягивало внутрь чёрного шара. И я там увидела.., нет, ерунда, это просто испуг. А потом хлопок, и всё – ничего не осталось, только трава опалённая. Птицы сразу стрекотать начали, и шмели загудели, и ветер зашевелил листву. Сначала я долго подругу в чувства приводила. А пошли, так всю дорогу до деревни она выла, как белуга. Одно и то же твердила, как заезженная пластинка: «Помрём теперь». Вот ведь дура деревенская. Домой пришла и маме рассказала, всё в шутку обратить хотела. Та в руках кринку с молоком держала, так выронила и за сердце схватилась. Пытала её, что да как – молчит, а губы дрожат, будто плакать собралась. Ох, устала я от всех этих событий. Сейчас бы любимого мужа обнять. Вот кто посмеялся бы над нелепой чертовщиной. Антон, так хочу к тебе!