— Рэйчел, — начала она, беря меня за руку и сжимая ее. — Я понимаю, что это трудно. Особенно для тебя, уже потерявшей многих, но для кого ты это делаешь?

Сомнения ударили меня, а за ними тут же пришла решимость.

— Что ты имеешь в виду, для кого я делаю это? — спросила я, представляя душевные страдания Дженкса, сидящего в одиночестве в своем пне с Маталиной и считающего, что жизнь кончена. — Дженкс поддерживал меня в течение двух лет, несмотря на две смертельные угрозы, сумасшедшую баньши и по меньшей мере двух серийных убийц. Настало время мне вернуть услугу! И если я не смогу, тогда я буду сидеть у его кровати и держать его руку, пока он будет умирать, потому что у меня есть огромный опыт в таких делах!

Дерьмо, я снова плакала, но Кери покачала головой, опустив глаза.

— Я понимаю твое отчаяние, но он потерян, Рэйчел, — сказала она. — Мне жаль.

Ее взгляд переместился за меня на Айви и Пирса.

— Таких, как он, больше не будет, — прошептала она.

— Он еще не умер! — закричала я с внезапной злостью, рожденной от беспомощности. — Маталина хотела, чтобы он жил дальше, а ты уже похоронила его, ты холодная, бесчувственная сука!

— Рэйчел! — воскликнула Айви, и я сразу же смягчилась.

— Кери, извини, — сказала я неохотно. — Я не хотела тебя обидеть. Но Дженкс один. — Мои глаза стали снова наполняться влагой, и я вытерла их рукой. — А так не должно быть.

— Я понимаю, — сказала она сухо. — В тебе говорит вина. Ты понимаешь, что ничего из этого не произошло бы, если бы ты убила фэйри.

Мои челюсти сжались, и я отвернулась. Наверное, я заслужила это, назвав ее сукой. Подавленная, я резко уселась на стол для пикника, так далеко от фэйри, как могла. Это было так неправильно. Дженкс думал, что он один, и пока я не попаду туда, он будет одинок. Черт побери, он не может умереть. Не может! И не в одиночестве.

Пирс опустил руку на мое плечо, но я не подняла взгляда. Мое сердце разрывалось, и я сдерживала дыхание, пока голова не начала болеть.

«Почему? Почему я просто не убила их?»

Но что за монстром я была бы, если бы выбирала, кому жить, а кому умереть?

Айви стояла, скрестив руки на груди, ее вид выражал неловкость, и глаза были красными.

— Кери, она права. Сможем мы убедить Дженкса или нет, но одна из нас должна быть вместе с ним. Его жена только что умерла. Не дай ему горевать в одиночестве.

— Я никогда не говорила, что не сделаю этого, — едко сказала Кери, и моя голова поднялась. — Я просто считаю, что Рэйчел пора вырасти. Столкнуться с фактами. Пикси умирают молодыми. Поэтому вы приютили семью, а не одного его.

Я развернулась на том месте, где сидела, чтобы в ужасе посмотреть на нее, даже если моя грудь болела от борьбы со слезами.

— Ты самая настоящая бессердечная сука. Ты считаешь, что мне пора вырасти? — спросила я, вставая. — Принять все, что происходит со мной, за факт? Дженкс — не жизненный урок, чтобы помочь мне вырасти. Он мой друг, и ему больно!

Я не могла думать ясно, но мне было все равно. Дженкс был уверен, что его жизнь кончена, а я не могла добраться до него.

— Он пикси, Рэйчел, — повторила Кери, метнув взгляд на Айви, по-видимому, подсчитывая вероятность того, что следующие слова заставят вампира напасть на нее. — Так они устроены.

Со смешанными чувствами и оцепеневшая, я поискала в саду что-то, что угодно, и увидела фэйри, стоящих на границе своей тюрьмы и прислушивающихся. Дженкс позволил им жить. А это то, чего никогда не сделал бы другой пикси.

— Да, — сказала я резко, еще не готовая его отпустить. — Дженкс пикси. И пикси умирают от душевной боли, когда их пара гибнет. Но Дженкс больше, чем пикси. Он стал нам с Айви партнером; никакой другой пикси не сделал бы этого. Он владеет собственностью. У него есть кредитная карточка. Он пользуется телефоном. Вероятно, он будет жить еще двадцать лет, потому что я случайно сбросила его биологические часы прошлым летом. Он проявил милосердие и позволил тем, кто напал на его сад, жить. То, что случилось с Маталиной, трагедия. Это моя вина в том, что она погибла. Я не могу сидеть здесь и просто позволить ему умереть, не могу.

— Люди умирают, Рэйчел, — бросила Кери, ее щеки горели.

— Нет, если я могу исправить это, — огрызнулась я. — И не от разбитого сердца. Если бы ты могла, ты была бы уже мертва.

Я отвернулась, расстроенная.

— Пожалуйста. По крайней мере, позволь мне быть там, чтобы он умер не в одиночестве.

Дыхание Айви перехватило.

— Я тоже хочу идти, — неожиданно сказала она, и я повернулась к ней, потрясенная. Она примет проклятие?

— Я тоже, — сказал Пирс.

Губы Кери сжались, когда она увидела нашу сплоченность.

— Хорошо, — наконец, согласилась она, и внезапное облегчение чуть не заставило меня рухнуть на колени. — Я не согласна с этим, — добавила Кери. — Вы все только причините Дженксу боль. Пирс, ты знаком с плетением проклятий. Мне нужно будет помочь, чтобы составить три проклятия достаточно быстро, и сделать это хорошо. Ты можешь пригодиться.

Выражение лица Пирса было смесью облегчения и страдания.

— Конечно, — сказал он, указывая Кери следовать за ним внутрь.

Но эльфийка, так и не получив никаких проявлений учтивости от него, высоко подняла голову и последовала вверх по лестнице в дом, громко стукнув стеклянной дверью.

Айви выдохнула длинно и медленно. Пирс, казалось, расслабился, и, коснувшись моей руки, улыбнулся.

— Это проклятие, — сказал он, поразив меня, когда наклонился и целомудренно поцеловал в щеку, оставляя на мне запах красного дерева, ввинчивающийся в мой мозг. Уверенно шагая, он тоже поднялся по лестнице и бесшумно закрыл за собой дверь. Через минуту окно на кухню захлопнулось, на подоконнике показались женские пальцы.

Намек был очевиден. Не входить.

Дрожа, я снова села. Айви со вздохом скользнула вниз, садясь напротив меня. Мы обменялись длинными взглядами, каждая из нас знала, что у Кери и Пирса была легкая роль. Нашей задачей было найти способ убедить Дженкса, что эту жизнь стоит прожить, хотя ее смысл для него исчез. Решение о том, что делать с фэйри, могло подождать.

Стоял почти полдень, а я все еще сидела за столом для пикников. Уставившись на пень Дженкса, я легла грудью на сырую древесину и опустила голову. Я была бы уже мертва, если бы Брук знала, что нападение фэйри провалилось; и за мной бы уже дважды пришли за это утро, но мне было все равно. Я ждала появления хоть каких-то признаков жизни из пня Дженкса и не собиралась уходить, чтобы не пропустить их. Айви пошла узнать, сколько еще времени займет плетение чар. Мне казалось, что все случилось пять минут назад.

Весенний ветер сдул локон мне в глаза, и я смахнула его, не отрывая взгляда от пня. Бедро ныло из-за множественных ударов об пол, рука болела в том месте, куда попал дротик фэйри, и ногти воняли жженым янтарем. На краю стола ползали фэйри, они приходили в себя от ран и учились ходить без крыльев, все еще ожидая своей судьбы. Сад был почти тих. Не было слышно ни птиц, ни насекомых, ни стрекотания крыльев пикси, стенающих от скорби. Это было жутко, и я села прямее, чувствуя, как моя спина хрустнула.

— Где же все? — прошептала я, не ожидая услышать ответа.

— Разлетелись, — ответил фэйри, и я посмотрела на Сидерала, стоящего на краю круга. — Когда родители умирают, молодняк разлетается. Они умирают, либо находят свои пары и, наверное, тоже умирают. Никто из них не возвращается.

— Дженкс не мертв, — выпалила я, чувствуя боль, пронзившую меня до костей, и он осклабился, показывая мне свои острые зубы.

Подавив дрожь, я оглянулась на пенек.

«Дети Дженкса собрались разлететься?»

— Зачем им улетать? — спросила я. — Сад же никуда не делся.

Сидерал пожал плечами, и его злая ухмылка превратилась в гримасу боли, когда кожа на его спине натянулась.

— Это предотвращает межродственное скрещивание. Они всего лишь животные. Мы продвинулись в этом гораздо выше, прислушиваясь к похоронным песням, как волки прислушиваются к больному лосю. Скорбящие пикси покидают свой сад, и новые не появятся, пока не исчезнут все доказательства того, что они здесь жили. Вот что мы делаем. Избавляемся от всех старых обязательств. И они называют животными нас.