Есть такая притча. Приглашает актер знакомого посмотреть спектакль. После спектакля знакомый поздравляет актера:

— Знаешь, я получил удовольствие, но, понимаешь, вот в последнем акте…

Актер перебивает знакомого и говорит:

— Как жалко, что ты пришел сегодня… Вот я прошлый раз з- замечательно играл эту сцену, а сегодня она как‑то не пошла…

А стадион чем хорош? Мы все здесь как бы равны, зрители всех хорошо принимают. Так что это праздник и для нас, а не только для зрителей.

Каждое выступление на стадионе — это еще и знакомство с новым городом, с его достопримечательностями.

Не могу сосчитать, да и никогда не считала, сколько городов я объехала вместе с товарищами. Часто с нами выступал Петр Глебов. На стадионах он был в костюме Григория из фильма «Тихий Дон» и въезжал на лихом скакуне. Однажды я встретила его в Доме кино и спрашиваю:

— Петя, почему тебя не было в прошлый раз?..

— Да я уже все стадионы обскакал.

Мне запомнился Петрозаводск. Туда приехали Иван Семенович Козловский и дочь Шаляпина Ирина Федоровна. Не только зрителям, но и нам было интересно послушать, как она выступает, о чем будет говорить. Ну и, конечно, послушать Козловского.

С Иваном Семеновичем у меня были какие‑то особо теплые отношения. Когда‑то, в далекой молодости, он жил в Полтаве, учредил в музыкальной школе именные стипендии, и горожане его чтили и уважали. Поэтому и ко мне он относился очень тепло, ведь мы были земляками.

Увидела я Ивана Семеновича перед выступлением, как раз когда должны были объявить его выход.

Стадион огромный, лиц с трибун не видно. Но, тем не менее, он настолько серьезно относился к своей работе, что был загримирован так же, как и перед выходом на сцену Большого театра.

Пел Иван Семенович, конечно, под фонограмму. На стадионе иначе нельзя. Зрители его приветствовали и вызывали на «бис».

После Козловского выступала Ирина Федоровна Шаляпина. Немолодая, плотно сложенная женщина. Она обладала острым взглядом, все понимала, замечала какие‑то интересные подробности и с тонким юмором про это рассказывала. И, конечно, она рассказывала об отце и пела под гитару.

После выступлений многие актеры остались в Петрозаводске на один день, чтобы посмотреть Кижи. Туда ходил маленький пароходик, на котором мы решили на следующий день отправиться к благословенным местам.

И вот я сплю в номере гостиницы и мне снится сон. Будто я выхожу замуж за Козловского. Есть известная картина «Неравный брак», и я точно вижу эту мизансцену — Козловский во фраке, я в белом подвенечном платье. И думаю, зачем же я выхожу за него замуж. Он старый, а я молодая. Ну зачем я согласилась…

Тут я проснулась. Утром, когда мы с Лидой Смирновой сели на пароходик, курсирующий в Кижи, я, смеясь, рассказываю ей, какой видела сон…

Кижи — это не просто музей на открытом воздухе, это чудо. Удивительные храмы, шедевры русского зодчества.

Мы с Лидой подходим к храму, а там собралось уже человек семь. Все ждут, когда подойдет их очередь.

Открывается дверь, и выходит из храма Иван Семенович. Лида меня в бок толкнула, смотри, мол, жених идет…

Козловского всегда сопровождали поклонницы. Среди них были известный математик, доктор наук, какая‑то дама в шляпе и, конечно, его секретарь. В окружении этих влюбленных, обожающих женщин он вышел из церкви. Увидел меня, подошел. Мы поздоровались.

— Я вас приглашаю сегодня в ресторан. Пожалуйста, в три часа приходите на обед.

Мы с Лидой поблагодарили Ивана Семеновича и пошли осматривать Кижи.

Потом вышли на небольшую площадку и видим, как Иван Семенович Козловский косит траву. Рядом лошадка, запряженная в телегу. Иван Семенович в соломенной шляпе, закатал рукава и косит. А сопровождающие его дамы снимают на кинокамеру.

Мы стали в сторонке, а он повернулся, увидел нас.

— Хорошо, что я вас встретил… Мы сейчас на лодке поедем кататься, объедем весь остров. Если вы хотите, то пожалуйста…

Мы, конечно, с удовольствием согласились, хотя это вызвало едва уловимое недовольство сопровождающих. Но мы не обратили на это никакого внимания. Если нас пригласил Иван Семенович, то мы должны это приглашение принять.

На причале уже стояли две моторные лодки. Подошли Ирина Шаляпина, ее гитарист, директор оперного театра из Петрозаводска, с ним солистка театра.

Всех нас секретарь Ивана Семеновича рассадила по местам. Мне показали место на корме. Я подумала: какое хорошее место. Лиду Смирнову устроили рядом со мной.

Поклонницы укутали Ивана Семеновича, чтобы он не простудился. Надели на него плащ, обмотали шею шарфом.

Завели мотор, лодка рванула, а дым и гарь от мотора попадали как раз нам в лицо. Тут только я поняла, почему нас посадили здесь…

Впрочем, какое это имеет значение? Мы наслаждаемся Кижами…

И вдруг лодка начинает медленно оседать. Моторист повернул к берегу. Пока мы добирались до берега, лодка начала наполняться водой. Мы стали выгребать воду.

— Надо всем выйти, — предложил моторист. — Лодка может утонуть. Тут уже неглубоко.

Директор оперного театра взял доску для сиденья, положил между лодкой и берегом и осторожно перевел по этому мосточку певицу. Поклонницы Ивана Семеновича подняли его чуть ли не на руки, и в одну секунду он оказался на берегу. Мы же с Лидой Смирновой и Ириной Шаляпиной остались в лодке. Шаляпина говорит:

— Я неподъемная. Во мне сто килограммов…

Мы с Лидой поняли, что нас и поднимать никто не будет.

— Лида, — говорю я. — Давай пойдем вброд.

Мы подобрали платья и вышли на берег. Ирину Шаляпину мужчины все‑таки перетащили.

Лида сказала секретарю:

— Жалко, что сорвалась прогулка…

— Еще бы, — ответила секретарь. — Такое количество людей набралось, которых мы не ожидали.

Стрелки часов, однако, приближались к трем, и все направились в ресторан на борту маленького пароходика. Захлопотали вокруг Ивана Семеновича, чтобы он пополоскал горло, чтоб вымыл руки. Он помыл руки водкой. Затем все наперебой стали его спрашивать, будет ли он есть это или будет есть то. Ну, это естественно…

Ирина Шаляпина выпила рюмочку коньяка и объявила:

— Я согрелась и буду петь.

Она пела старинные русские романсы. С душой, с понятием того, что делает. Очень образно, душевно она пела. Виртуозом был гитарист. И мы слушали затаив дыхание.

Поклонницы стали переговариваться: «Ой, давайте попросим Ивана Семеновича, пусть он споет…» — «Ой, ну попроси ты, попроси ты…»

В конце концов Иван Семенович согласился. Спел романс. Все захлопали.

И вдруг Ирина Шаляпина говорит:

— Ваня, ты детонируешь…

— Кто, я?!

— Да…

Воцарилась неловкая пауза. По — моему, поклонницы готовы были тут же убить Ирину Федоровну. Но та как ни в чем не бывало говорит:

— Спой лучше «Выхожу один я на дорогу…».

Все приготовились слушать. И тут под окном ресторана появилась девочка со скакалкой. Прыг — прыг, скакалка бьется о дощатый пол на палубе.

Кто‑то выбежал на палубу, девочку выпроводили, дескать, нельзя скакать, здесь Иван Семенович поет. Девочка убежала, перепуганная.

А Иван Семенович начал петь. Это было прекрасно. Да и обстановка особая. Кижи… Вода… Пароход, ресторан…

Спустя несколько минут открылась дверь и в зал вошла официантка. Молодая, рыжая, голубоглазая и конопатая.

— Ой, да здесь поют…

Она произнесла это таким плоским голосом, типично официантским…

Ее готовы были тут же вышвырнуть, кто‑то даже поднялся из‑за стола, а Иван Семенович, как вежливый, интеллигентный человек, сказал:

— Да, вот мы иногда собираемся вместе и… поем. Потому что видимся редко. Много работы, а здесь вот представилась возможность.

Официантка, ничуть не смущаясь, говорит:

— А можно я тоже послушаю?

— Пожалуйста, садитесь, — говорит Иван Семенович и вновь начинает: — «Выхожу один я на дорогу…»

Вдруг рыжая официантка всплеснула руками:

— Ой, а я вас знаю. Вы — Мартинсон.