В первый же день нового 1537 года Лоренцино сказал Алессандро, что Екатерина проявляет к нему интерес, и организовал им свидание в следующую субботу, выпадающую на канун Крещения, когда все веселятся. Алессандро следует прийти в дом к Лоренцино и ждать, пока тот приведет Екатерину; потом он под каким-нибудь благовидным предлогом удалится, и они останутся вдвоем.

Алессандро, как было договорено, пришел в условленное место и, не замеченный празднующей Крещение толпой, проскользнул внутрь. Телохранителю он велел ждать себя на улице. По привычке к этому часу Алессандро успел изрядно набраться. Пошатываясь, он вошел в спальню, отстегнул меч, разделся и, в ожидании Екатерины, лег на кровать, но быстро уснул.

О дальнейшем нам известно со слов Лоренцино, который всякий раз рассказывал эту историю немного по-разному. Впрочем, суть не меняется. По прошествии некоторого времени в спальню, где находился Алессандро, неслышно вошел Лоренцино в сопровождении наемного убийцы, известного во Флоренции под именем Scoronconcolo, быть может, у этого прозвища и есть какие-то зловещие интонации, но вообще-то буквально оно означает «щипцы для орехов»). Лоренцино подкрался к кровати, прошептал: «Ты спишь?», а когда тот повернулся в его сторону, схватил за плечи, — убийца же принялся наносить удары. Сопротивлялся Алессандро отчаянно, вскрикивал каждую секунду, Лоренцино, в попытке заставить его замолчать, зажал губы ладонью, ну a Scoronconcolo продолжил орудовать кинжалом. Обезумев от боли, Алессандро прокусил Лоренцино палец до кости, но тут наконец убийца вонзил ему кинжал в шею. Алессандро забился в конвульсиях и застыл на пропитавшихся кровью простынях.

Лоренцино завернул тело в одеяло и прикрепил к нему клочок бумаги со словами из «Энеиды» Вергилия: «Vincit amor patriae laudumque immense cupido» («Любовь к отчизне и великое стремление к славе побеждают») — таким образом, всем должно быть понятно, что руками незаурядного убийцы свершен героический акт. Затем, выйдя со своим сообщником из спальни, Лоренцино запер дверь и положил ключ в карман: ему не хотелось, чтобы тело обнаружили, пока он не будет далеко от города. Он вскочил на лошадь и стремительно поскакал прочь (по крайней мере один свидетель утверждает, что видел Лоренцино мчащимся галопом по улицам; при этом одна рука у него была то ли перевязана, то ли в перчатке, но, во всяком случае, из нее текла кровь). Лоренцо ехал по Северной Италии кружным маршрутом и в Венеции оказался лишь через несколько дней, когда в городе уже всё знали. Его встретил с распростертыми объятиями Филиппо Строцци. Лоренцино понимал, что должно пройти некоторое время, пока все утрясется, и терпеливо ждал зова из Флоренции: он вернется как герой и правитель города.

Но события там разворачивались не совсем так, как он ожидал. Из-за того что дверь была заперта, труп Алессандро обнаружили не сразу, и подозрения возникли лишь после того, как заволновался его телохранитель: сколько можно ждать? Об исчезновении герцога доложили кардиналу Гибо, представлявшему во Флоренции императора Карла V. Лишь в воскресенье вечером дверь в спальню была взломана, и под окровавленным одеялом обнаружилось тело Алессандро де Медичи.

Кардинал Гибо, который, будучи представителем Карла V, принадлежал также семье Медичи, решил посоветоваться с Франческо Гвиччардини. Оба сошлись на том, что пока убийство следует держать в строгом секрете, и, пользуясь темнотой, тело перевезли и поместили в склеп монастыря Сан-Лоренцо (когда триста пятьдесят лет спустя оно подверглось эксгумации, обнаружившиеся следы от удара кинжалом подтвердили версию Лоренцино). И кардинал Гибо, и Франческо Гвиччардини были убеждены, что если в городе станет известно об убийстве Алессандро, начнутся волнения. Власть захватят республиканцы, а когда бунт будет подавлен, — что неизбежно, — последствия окажутся самыми плачевными. На сей раз Флоренция наверняка утратит независимость, ибо если император Карл V возьмет город, он поставит в нем вице-короля, как это уже было сделано в Неаполе. Одновременно в сторону Флоренции посматривает и новый папа, Павел III, так что представляется совершенно необходимым принять срочные меры к тому, чтобы найти замену Алессандро, пока этого не сделал кто-нибудь со стороны.

Вопрос в том, кто это будет. Единственный прямой наследник, вернее, наследница — Екатерина де Медичи. Но она живет во Франции, а если правитель нужен срочно, то, значит, искать его надо где-то еще. У Алессандро и Маргариты детей не было, хотя у герцога остался незаконнорожденный сын, Джулио; сейчас ему четыре года. Кардинал Гибо предложил его и сделать правителем Флоренции, а регентом при нем поставить самого себя. Но против этого возражал Гвиччардини, чьим фаворитом был семнадцатилетний Козимо де Медичи, сын неукротимого военного героя из Флоренции Джованни де Медичи делле Банде Нере (Bande Nere — Черные Отряды), который погиб, защищая республику против иноземцев, разграбивших Рим. Он был женат на дальней родственнице дочери Лоренцо Великолепного. Казалось, это идеальный выбор, а помимо того, Гвиччардини усматривал в нем возможность самому прийти к власти, править городом от имени неопытного Козимо и укрепить этот союз, женив его на своей дочери.

Для решения вопроса в Палаццо Веккьо созвали городской совет, на котором кардинал Гибо отстаивал свою кандидатуру, большинство членов совета склонялись к провозглашению республики, а Гвиччардини призывал к скорейшему принятию любого решения — время не терпит. На самом же деле он давно отправил депешу в Иль-Треббио, на виллу Медичи в Муджелло, где в это время находился Козимо, призывая его немедленно прибыть во Флоренцию. Гвиччардини переговорил также, поделившись неким планом, с капитаном гвардии Алессандро Вителли, дежурившим со своими людьми на площади, перед дворцом.

После многочасовых ожесточенных споров члены совета, заседавшие в Палаццо Веккьо, вдруг услышали, что на площади, где стояли солдаты, происходит какое-то движение, через открытые окна доносились восклицания: «Голосуйте за Козимо! Козимо — герцог Флоренции!» Затем солдаты начали скандировать: «Козимо! Козимо! Козимо!» Следуя замыслу Гвиччардини, Вителли закричал: «Живее! Я не могу удержать солдат!» Это решило дело: все проголосовали за Козимо де Медичи.

Алессандро был последним представителем семьи Медичи по главной линии, от Козимо Pater Patriae, через Лоренцо Великолепного. Сюда же входили и два понтифика — Лев X и Климент VII. А ветвь, к которой принадлежал новый герцог Флорентийский, шла от Лоренцо, младшего брата Козимо — Отца Отечества, который помогал ему вести дела в банке Медичи и обеспечил поддержку Козимо в сельской местности, когда того держали взаперти в башне Палаццо делла Синьория. К этой ветви принадлежал также Лоренцо ди Пьерфранческо, богатый кузен Лоренцо Великолепного (тот самый, что заказал Боттичелли «Примаверу»), выступивший против Пьеро Невезучего и открывший ворота города Карлу VIII. Формально по этой линии старшим в семье — и годами, и кровной близостью к Козимо де Медичи — был убийца Лоренцино де Медичи, но не зря никто даже не предложил его кандидатуру в качестве очередного правителя города. Пусть он избавил Флоренцию от ненавистного Алессандро, но уж слишком тесно Лоренцино был с ним связан. А все сходились на том, что правлению Медичи должен быть дан новый старт.

Козимо де Медичи стал герцогом Флорентийским, и Гвиччардини весьма разумно озаботился тем, чтобы тот вернул свою официальную резиденцию в палаццо Медичи. Мальчику было всего семь лет, когда в сражении погиб его героический отец Джованни де Медичи делле Банде Нере, и все заботы о воспитании Козимо взяла на себя мать, в девичестве Сальвати. Жили они тогда на вилле Иль-Треббио в Муджелло. Впоследствии Козимо учился нерегулярно — то в Венеции, то в Болонье, то в Неаполе, то в Генуе. Он мечтал о карьере отца, хотел сделаться солдатом, хотя по характеру был скорее противоположностью романтичному, порывистому Джованни. В то же время военная жилка у Козимо явно имелась. Он был неулыбчив, советам предпочитал приказы, уважение к должности ставил выше популярности. Если отца всегда окружала некая поэтическая аура, то сын был личностью вполне прозаической: довольно привлекательный на вид молодой человек, с коротко стриженными волосами, лишенный сколь-нибудь приметных черт.