К девяти нищий переместился в парк, отделяющий Юнион-Стейшн от Холма; в голубом небе светило солнце, хотя туристов было меньше, чем в сентябре. Он протянул свой стаканчик проходящей мимо паре техасцев в широкополых шляпах и ковбойских сапогах. Еще один нищий, подумали те. Чуть за тридцать, ростом немного выше шести футов, стройный. Чернокожий. Но большинство нищих в Вашингтоне были черными. Не из-за расовой дискриминации — просто такова была логика жизни.

Нищий подошел ближе к Холму и сунул стаканчик в карман. Капитолийская полиция не любила нищих: они портили имидж, мешали туристам и политикам. Все спокойно, подумал он; а впрочем, еще рано. Ничего подозрительного, но пока ничего такого и быть не должно.

Он спустился с зелени Холма к светофору на Индиана-стрит и дальше, в долину смерти на выезде из туннеля.

Мимо него, не поздоровавшись, прошла женщина. Ей было под тридцать — высокая, симпатичная. Легкая куртка, джинсы, кроссовки. Интересно, что в группе приглашенных Хазламом лондонцев оказалась женщина, но он вызвал ее и отвел ей важную роль именно потому, что она заткнула бы за пояс и мужчину. Была в этом и своя тактика. Если снайпер придет проверять место предполагаемого убийства заранее, красивая женщина ни за что не покажется ему подозрительной.

Нищий вспомнил рассказ — ничем не подтвержденный, в сущности, просто слух. Что-то об операции ИРА в центре Лондона, что-то насчет женщины, которая была главой группы британцев, призванных предотвратить теракт. Что-то о женщине, помешавшей троим террористам, которые укрепляли бомбу под днищем военного автомобиля — кажется, это было в Манчестере. Что-то о том, как эта женщина убрала всех троих.

Он покинул Холм и направился обратно к Юнион-Стейшн.

Хендрикс сделал первую вылазку в девять. Прошелся, никем не замеченный, внимательно анализируя обстановку. Пока никаких проблем, ничего, что могло бы помешать выполнить задание.

Голубь покидает аэропорт — он еще раз вспомнил весь план. Машины сопровождения приведут его на нужную полосу прямо за автомобилем, у которого забарахлит двигатель. У светофора сломается грузовик, рядом остановится их машина, и Голубь окажется в ловушке. Мотоцикл для отхода будет стоять на D-стрит — через парковую зону, вверх по лестнице, наискось через садик перед Департаментом труда, потом вниз по лестнице с другой стороны.

Он покинул Холм и исчез в парке.

Ястреб выезжает из города, передал Хазламу Джордан. Направляется в аэропорт.

Первые из гостей, прибывших в конференц-зал, представились организаторам, и те указали им их места; первые съемочные группы уже начали разворачивать оборудование; появились и первые репортеры.

Репортер «Си-би-эс» знал, что обычно на таких мероприятиях собирается похожая публика: молодые выпускники престижных частных школ в шляпах и с флажками крикливой расцветки. Но здесь было иначе Молодежь и старики, люди разных оттенков кожи, разных возрастов и убеждений. Они словно олицетворяют собой не только то, за что страна боролась в прошлом, подумал он, но и ту мечту, к которой она стремится теперь. Белые и синие воротнички. Мужчины и женщины. Гражданские и военные. Люди из действующей армии и уволенные в запас. Трое во втором ряду толковали о военном катере во Вьетнаме и смеялись над тем, как капитан изрыгал в рупор команды судам, которых уже не существовало. Боже мой — он увидел. Мне надо сейчас же взять интервью у этих ветеранов, сказал он одной из помощниц Донахью.

Недалеко от них, а первом ряду, стояла женщина с ребенком на руках, совсем молодая; ее светлые волосы ниспадали на плечи, а лицо излучало юную свежесть. Мужчина рядом с ней был одет в синий мундир Военно-морского флота, на воротнике — орел, глобус и якорь, на рукавах нашивки сержанта, а на груди слева орденские ленточки, в верхнем ряду самые главные и в начале верхнего ряда самая главная из всех. На ленте ордена Серебряной звезды была маленькая звездочка — свидетельство того, что эта награда вручалась дважды, потом шла лента Бронзовой с тремя звездочками, показывающими, что орден вручали троекратно, и буквой V, означающей, что все это получено обладателем наград за героизм в бою. Ленточки медалей за выслугу в самом низу, в середине — за службу во Вьетнаме. И еще одна лента — справа от Серебряной звезды.

— Ничего, если я сниму их крупным планом? — спросил один из операторов.

— Валяй, — ответил моряк.

— Зачем тебе это нужно? — поинтересовался репортер, помогавший оператору придвинуть камеру.

— Ты что, не видишь? — ответ был жестким, почти сердитым. — Вверху слева, рядом с Серебряной звездой. Почетная медаль Конгресса.

— Мамочка, — услышал репортер голос девчушки, сидящей на руках у молодой женщины, которая стояла рядом с моряком, — а почему у дяди только одна рука?

В аэропорту, сказал Джордан Хазламу. На самолете. Вылет через две минуты. Прибытие в Национальный по расписанию.

Переходи на связь с нашим фургоном, сказал ему Хазлам. Он покинул кабинет Донахью и подошел к темно-синему фургону «шевроле» — непрозрачные окна, никаких антенн и других особенностей, бросающихся в глаза. Огляделся и постучал в заднюю дверцу, чтобы его впустили.

Была половина одиннадцатого, критическое время приближалось. Донахью был уже в воздухе и направлялся на юг; через час он приземлится в Национальном.

— Синий-один. Красный без изменений.

«Синий-один» было кодом для автомобиля, который проследует по маршруту от аэропорта за минуту до Ястреба, «Красный» — кодом для самого маршрута, а «Белый» — для машины Ястреба. «Алый» — для отряда прикрытия в Национальном, «Зеленый» — для охранников на пути в Рассел-билдинг и «Черный» — для охраны в критической зоне предполагаемого покушения.

— Зеленый-один. На рынке все спокойно. — Два человека у станции метро, наблюдающих за местом, где Ястреб выйдет из здания аэропорта.

— Зеленый-два. Порядок. — Точка, где «линкольн» Ястреба свернет с Паркуэя в направлении моста на 14-й улице.

На случай, если кто-нибудь невольно или намеренно подключится к одной из линий связи, все сообщения были замаскированы под имеющие финансовый характер. Хазлам вышел из фургона и пошел к светофору на Индиана-стрит.

Прожекторы в конференц-зале были уже установлены; телеоператоры с камерами заняли свои места, по углам стояли мониторы, а само помещение заполнилось сторонниками Донахью.

Почему здесь вывешены снимки Кеннеди, спросил у пресс-секретаря Донахью корреспондент «Эн-би-си»; почему именно Джон и Роберт? Потому что они тоже выдвигали свои кандидатуры в этом зале, ответила та. Боже мой — она увидела, как напряглось его лицо, — почему же я не сообразил раньше, не проверил, не сходил в библиотеку за речами его предшественников? Какой материал мог бы получиться! Здесь все есть — она дала ему кассету, — вам остается только выбрать.

Машина, которая должна была отвезти Кэт с девочками на Холм, уже ждала их. Кэт Донахью глянула в зеркало и еще раз подвела губы.

— Что-нибудь не так? Почему у тебя дрожит рука?

Она обернулась и увидела в двери ванной старшую дочь, которая смотрела на нее.

— Нервы. — Она попыталась обратить все в шутку. — Слишком счастливый день.

Бронированный «шевроле» Бретлоу тоже ждал хозяина. ЗДО спустился вниз на лифте для сотрудников и покинул Лэнгли.

На Холме пока все тихо, отметил Хендрикс; выезд из туннеля пуст, движение тихое. Ничего особенного, полицейских не больше чем обычно. Он покинул зону покушения и отправился к Юнион-Стейшн.

Главная надежда на инстинкт, думал Хьюз; он да еще профессиональная выучка должны подсказать ему, когда настанет момент спасать Ястреба, зажатого в простреливаемой зоне между грузовиком и легковыми автомобилями. Он должен будет заметить снайпера за секунду до выстрела. Хьюз повернул «линкольн» к аэропорту, увидел, что еще рано, и проехал мимо.

— Синий. Спокойно.

— Зеленый. Никаких изменений.

— Белый.

— Алый.

— Черный-один. — Это был нищий. Вдруг Хазлам сообразил, что не следовало давать ему такое кодовое имя. Но менять его уже было поздно.